Письмо о великом подвиге русской девушки Марии Габелковой.

Товарищи из редакции! В освобожденном нами селе Прохоровка Прохоровского района Курской области я узнал потрясающую историю об удивительном, поистине необыкновенным, героическом подвиге русской девушки — комсомолки Марии Габелковой, девушки, у которой была большая, гордая душа. Я проверил со всей тщательностью подлинность этой истории, документально установил, что такой подвиг действительно имел место, что я и свидетельствую честью командира.

По моей просьбе односельчанка Марии Габелковой, гражданка Ф., замышлявшая вместе с нею покушение на немецкий склад боеприпасов, подробно описала этот подвиг. Ее письмо написано не совсем гладко с литературной точки зрения, но зато искренно. Я думаю, что его можно публиковать без всяких исправлений.

С коммунистическим приветом майор А.Н. Федорчук

В начале сентября 1942 года меня выгнали на наряд, ибо я не успела спрятаться от полицейского, который раскричался, что я не хожу на работу. В силу необходимости, боясь угроз, я пошла. Придя к комендатуре, я увидела, что народу еще мало, хотя уже восемь часов утра. Смотрю — немного в отдаленности стоит Габелкова Маруся (как сейчас помню, в светлом платьице) и смотрит на то место, где лежат немецкие снаряды штабелями.

Я подошла к Марусе и спросила: «Что ты туда смотришь?» Она ответила: «На днях будут грузить снаряды и много ими побьют наших». Я взглянула ей в глаза. Вид у нее был печальный, и у меня нечаянно вырвались слова: «Вот бы их взорвать!» Она быстрым вопросительным взглядом глянула на меня и говорит: «Как, скажи?» Но меня взяла робость, что я ее хорошо не знаю, а говорю такие слова, и я сразу сказала, что пошутила. Но она настойчиво твердила: «Скажи мне».

Я повернулась, увидала, что народу становилось все больше, а полицейский куда-то отошел, и сказала Марусе: «Я убегу домой, а об этом поговорим после работы». Но на работу я больше не пошла, объявилась больной, лежала и все думала об этом разговоре. Я слыхала еще раньше от одного артиллериста, что если уронить снаряд головкой об железо, то он может взорваться, а тогда от волны взорвутся и другие снаряды. Я понимала, что от того человека, который уронит снаряд, ничего не останется, но ведь лучше одному погибнуть, чем тысяче.

С Марусей я не встретилась, но начала следить, когда начнется погрузка снарядов, с твердым намерением пойти в этот день на наряд и обязательной попасть на погрузку, чтобы сделать, что задумала. Обыкновенно под вечер я проходила через линию, поглядывая на огромный черный штабель. Так прошло три-четыре дня, и вдруг опять я встречаю Марусю, и она мне говорит: «Ты помнишь, что говорила?»

Но тут меня опять берет робость, что я ее плохо знаю, а мало ли как люди могут измениться при немцах, и я говорю: «Забыла». Тогда она говорит? «Завтра, я слышала от панов, будут грузить снаряды. Скажи, как их можно взорвать, скажи!» Тогда я ей говорю: «Дай честное слово, что никому не скажешь». Тогда она мне дала слово, и я ей сказала: «Завтра утром я пойду на наряд и при погрузке опущу один снаряд на рельсы, и все взорвется, может быть, даже вся наша Прохоровка взорвется».

Маруся замолчала, потом подняла голову и говорит: «Уступи мне, это сделаю. У тебя ребенок, где-то муж есть, а я одна. Мне надоело жить при немцах. Так противно — лучше я погибну». Эти неожиданные ее слова меня поразили как громом. Я смотрю на нее — она еще совсем ребенок, и мне стало ее жаль, и я ответила: «Нет, Маруся, не шути, ты молодая, ты должна еще жить. Все твое впереди. Лучше я сделаю то, что задумала». Она взглянула на меня сердито и сказала: «Все равно я это сделаю, а двоим погибать незачем».

Помню, мы стояли возле яблони. И вот она срывает бурьян и предлагает: «Давай померяемся — кому верх, тому и идти». Я до настоящего периода не могу себе простить, что стала меряться. Но у меня почему-то была вера в то, что верх будет мой, и мы стали браться за бурьян. И вот получилось, что верх достался ей, и она улыбнулась и сказала: «Ага!» Мы попрощались, и она пошла домой. Я смотрела ей вслед, как сумасшедшая, и видела только одну ее синюю юбку. Нет тех слов, которыми я могла бы описать свои чувства. Мне было и страшно, и стыдно, и радостно, и жалко Марусю.

13 сентября 1942 года я рано утром, встав с постели, выглянула в окно. На путях стояли пустые вагоны, пригнанные для погрузки снарядов. Народ начал идти на наряд. Но вот уже восемь часов утра. Наступает девятый час, уже начинается погрузка снарядов. И я волнуюсь, что не пошла, думаю, что Маруся, наверное, побоялась.

Подумала я об этом и бегу к станции. И вдруг я слышу оглушительный взрыв, а за ним другие взрывы. Народ, переполошившись, начал бежать и кричать. Того кошмарного ужаса, который продолжался около трех часов, я не могу передать: немецкие снаряды рвались, и все на станции горело. Потом на путях подобрали обожженные трупы немецких гадов...

Вот то, что сделала наша Маруся. А я до сих пор не могу себе простить, что я уступила ей в тот день.

Село Прохоровка Прохоровского района Курской обл.