ОБОРОНА ПЕРЕМЫШЛЯ
В тяжкую
годину 1941 года мы по велению Родины и сердца охраняли западные рубежи
нашей Родины... Мы ничего не забыли. Такое не
забывается.... Такое врезается в сознание на всю жизнь. И ни один пограничник
из нашего погранотряда не должен забывать, что тот почет, который он
заслужил, оставшись в живых, в значительной мере завоеван теми, кто погиб,
отстаивая честь Родины. С первого артиллерийского
залпа наши пограничники поняли огромную опасность, нависшую над
Родиной... Утром на рассвете 22 июня 1941 года мы
первыми приняли на себя жестокий удар врага. Вступили в неравный бой с
вооруженными до зубов фашистам. Стояли до последнего дыхания, до
последней капли крови за священную границу. Наш сводный пограничный
батальон в составе 230 человек противостоял 101-й дивизии вторгшихся немцев
и молниеносным контрударом на второй день войны при поддержке артиллерии
выбил захватчиков из г. Перемышля. Это был первый
контрудар Великой Отечественной войны. Радио и газеты сообщали:
"Стремительным контрударом наши войска овладели Перемышлем". Так
сообщала сводка Совинформбюро. Это известие очень сильно обрадовало
сердца всего советского народа. Наши пограничники в очень тяжелой
обстановке, через один день после коварнейшего из нападений, отбирают город
у немцев. Много героических подвигов хранится пока
только в памяти очевидцев, но слава героев, по стечению обстоятельств, не стала
всенародной. О героях хорошо помнят в местах, где они сражались, кто жизнью
своей сохранил жизнь будущих поколений. В день
начала войны пограничники были единственной военной силой в Перемышле,
потому что регулярные части гарнизона незадолго перед вторжением ушли на
маневры. С четырех часов утра шел жаркий бой, немцы осатанело бросались на
наши боевые порядки, но их звериная ярость разбивалась в железную
стойкость... пограничников заставы Поторыкина, резервной заставы взвода
комендатуры КП. Весь берег реки, железнодорожный мост, дамба у плотины
были покрыты трупами. Оставшиеся в живых продолжали бороться, раненые не
покидали поле боя. Не раз приходилось переходить у моста в рукопашную
схватку и выходить из нее победителями. Наши успехи свидетельствовали о том,
что армия гитлеровцев вовсе не так могуча, как некоторым казалось, что мы с
первых часов боя не раз обращали их в бегство и видали их
спины. К вечеру 22 июня пограничники, не
побежденные врагом, получили приказ: отойти на перегруппировку в район
кладбища - на окраину города. Немцы шквальным огнем обстреливали место
нашего расположения, и обстрел достиг уничтожающей
плотности. Гарнизон дота, в котором находились ст.
лейтенант Бакаев и четыре комсомольца-пограничника, не покинул его и
продолжал косить хлынувших в город гитлеровцев. В ночь на 23 июня я был
послан в разведку, в город, взял с собой пограничника Морозова. В полночь мы
удачно вернулись окольным путем в расположение батальона. При обратном
возвращении около села Пшекопане мы убили двух немецких диверсантов,
пытавшихся взорвать артиллерийский склад. В городе
мы увидели грабеж квартир и магазинов, погром евреев. Немцы укрепляли
опорные пункты в подвалах, на углах улиц складывали штабеля мешков с
песком и устанавливали пулеметы, подходила легкая артиллерия. Мы уточнили
огневую систему и засекли огневые позиции. По нашим данным и по данным
других разведчиков командование сочло удобным начать наступление утром.
Приказ о наступлении был отдан генералом Снеговым. В пограничном
батальоне были собраны все остатки пограничников, костяком была городская
застава лейтенанта Поторыкина, где я был политруком заставы, а впоследствии
погранроты за лейтенанта Склярова. В наших рядах в качестве рядового бойца
был бесстрашный секретарь горкома Орленко. Он один из последних отступал
из города. Он ободрял людей, вселял в них уверенность в победе, не скрывая
трудностей. Вся боевая и политическая подготовка
нашей роты была направлена на выработку у солдат и командиров стойкости,
упорства и активности в наступлении. У нашей пограничной роты, как и у всего
батальона, не было достаточного опыта уличных боев. В ходе уличных боев мы
в совершенстве освоили ближний рукопашный и гранатный бой и важность
скрытого внезапного подхода к цели. К 8 часам утра
мы заняли исходные позиции на окраине города и по команде командира
батальона ст. лейтенанта Поливоды начали наступление. Справа и слева из
домов хлестнули пулеметы, мы были вынуждены залечь в подворотнях и во
входах домов. Над нашими головами пули упорно долбили бетонную облицовку
фундамента, у немцев была выгодная позиция. В этом в одном из труднейших
дней нас крепок поддержала артиллерия, она деморализовала тылы 101-й
дивизии гитлеровцев. Нет ничего труднее уличного
боя. Надо представить себе всю сложность наступления в узких улицах, зажатых
каменными домами, где каждый дом может стать центром обороны. Наши три
взвода шли не по улицам, а по дворам, пробивали проходы и таким образом
обходили большинство узлов сопротивления, оставляя их у себя в тылу. Кто
прошел это - уличные бои, тот прошел огонь, воду и медные трубы, и больше
для него ничто не страшно. Каждый командир был там, где тяжело, - в цепи
наступающих бойцов. Уличный бой тем и сложен, что многие мелкие группы,
отделения, даже одиночки должны уметь самостоятельно решать ряд
тактических задач. Этому нас научила служба на
границе. Показывая личный пример отваги и
бесстрашия, сражался вместе с ротой ее командир лейтенант А. Поторыкин. В
уличных рукопашных схватках он уничтожил и взял в плен до 100 человек
гитлеровцев. В одном из домов, недалеко от угла улицы Мицкевича, засело до
100 человек гитлеровцев, которые оказывали бешеное сопротивление. Группа
пограничников в семь человек завязала с ними рукопашный бой на лестнице и
первом этаже. Бой шел за каждый метр, в проеме
дверей 2-го этажа блеснуло пламя. Раздался грохот, и с визгом пронеслись
осколки. Немцы были ошеломлены, и мы им не давали опомниться, забрасывали
гранатами. В темноте чердаков вспыхивали рукопашные и гранатные бои. Люди,
уцелевшие среди этого урагана, продолжали борьбу. Поторыкин несколько раз
прокричал немцам о сдаче их в плен, гитлеровцы, ошеломленные внезапным
нападением и молниеносным напором, покорно подняли руки. На помощь
подоспели и мы, но было уже поздно, остальные 60 человек выходили с 4-го
этажа на улицу и складывали оружие в кучу и вставали в строй. Мы
форсировали сдачу, чтобы они не опомнились и не обнаружили нашу
малочисленность, их в четыре раза было больше
нас. Лейтенант Поторыкин не раз смотрел в глаза
смерти, но он сохранил при этом силу воли, самообладание, рассудок и не
терялся, каким бы безвыходным ни казалось положение. Сам командир
пограничного батальона ст. лейтенант Поливода с неистощимой энергией весь
день ходил по местам наступления, ползком исследовал все возможные
подступы в наиболее уязвимых местах обороны гитлеровцев, приказывал, где
поставить пулеметы. У него жила твердая воля, она передавалась
пограничникам. Он сам участвовал не в одной рукопашной схватке, и где было
трудно, там был он. Когда наша рота подошла к центру
города, в район пяти углов, где у гитлеровцев была устроена сильная оборона, у
каждого угла было по два пулеметных расчета и в центре, на площади, стоял
танк. Все подвалы домов этого района были превращены в доты. Этот узел
сопротивления сковывал дальнейшее наше продвижение. Взять штурмом было
очень трудно, и было мало народу, каждый человек был на
учете. Офицер Лымарь вызвался уничтожить 10
пулеметов, и мы ему дали с собой четырех человек и связки гранат. Используя
непростреливаемое пространство, он из дворов домов проник на крыши, кое-где
между домами пробираясь по доскам. По условленному им знаку с крыши были
сброшены связки гранта на пулеметные расчеты, раздался взрыв, врагу не дали
опомниться, опорный пункт был взят штурмом, танк был нами подбит, а
прислуга была уничтожена их же брошенной гранатой. Сам офицер Лымарь до
войны у нас в отряде казался сугубо гражданским человеком - он был учитель,
руководитель общеобразовательной подготовки отряда. В минуту смертельной
опасности он уступил свое право на жизнь своим товарищам - этому его
научила служба на границе. Упорные бои
продолжались на улице Мицкевича, вдоль которой, очищая дома и дворы от
врага, продвигался взвод нашей роты, старшины, москвича В. Малькова. Он
командовал не словами, а своим примером. Мастер штыкового и гранатного боя,
он прокладывал путь себе и товарищам, отвоевывая дом за домом. Заметив, что
из окон и чердака одного дома гитлеровцы ведут сильный огонь по нашим
позициям, он по-пластунски подполз навстречу огненному ливню, и забросал
дом связками гранат, и закончил бой на крышах дома. Огневые точки были
подавлены. Сержанта, ружейного мастера Петра
Васильева на чердаке окружили гитлеровцы. Огнем из своего автомата он
уничтожил четверых фашистов, а пятый успел уйти на крышу в слуховое окно, и
в результате рукопашной смертельной схватки скатились оба с крыши
четырехэтажного дома на улицу и погибли. Гитлеровец успел издать
душераздирающий крик, а наш Петр Васильев, как был, вцепился в горло врага.
Так и застали мы их мертвых на тротуаре. Яростная,
ожесточенная борьба продолжалась в саду. Сержант Васильев П. шел в бой,
зная, что надо кому-то погибнуть, и погиб геройской смертью. Дело подходило к
вечеру, с чердаков да кое-где из окон еще били автоматчики. Из крепости
доносилась стрельба, там дралась другая наша рота. Люди дрались, смело
проявляя удивительную сметку и нечеловеческую стойкость, гитлеровцы
дрались ожесточенно. Рукопашные схватки, гранатные бои были обычным
явлением. В наступлении и обороне Перемышля один пограничник сражался за
отделение, отделение - за взвод, взвод - за роту, рота - за батальон. Эту
самоотверженность воспитала коммунистическая партия и ленинский
комсомол. Большим мастером гранатного боя и
рукопашной схватки был командир радиовзвода отряда лейтенант Журавлев.
Наши бои доказали, что гитлеровцы не могут устоять против
пограничников. На колокольне костела при содействии
епископа униатской церкви, заядлого украинского националиста Коцыловского,
был устроен пулеметный пункт из двух расчетов, который был нами уничтожен,
а этого слизняка Коцыловского, который ползал у нас в ногах, мы его оставили в
живых, боясь превысить власть, и сейчас жалею об ошибке, допущенной
благодаря быстроте боя. Нa другом костеле сидел немецкий корректировщик,
который был сбит вместе с колокольней нашей артиллерией по нашей просьбе.
А то на эти операции уходило много времени. За ближайшим каменным забором
скопилось больше двух десятков гитлеровцев. Они держали под огнем выход на
улицу Рея. Я с пограничниками из взвода Малькова подползли к кирпичной
стене, и резким прыжком вскочили сзади на каменный забор, и уничтожили их
из автоматов и гранатами, также уничтожили два пулеметных расчета в
особняке, закидав их гранатами в оконные проемы. Во
время нашего отхода из города гарнизон дота из 4 комсомольцев-пограничников
остался стоять насмерть и не покинул его, все время вел огонь по наступающим
гитлеровцам и был большой помехой во время их переправы и отступления.
Командовал в доте пограничник Кузнецов, а остальные фамилии надо
установить. В ночь на 23 июня гитлеровцы атаковали дот, а утром 23 июня
немецкий капитан подполз к доту и предлагал условия сдачи гарнизона, они
окружили дот и пьяные лезли к амбразурам. Сознание долга, любовь к Родине,
боевая ярость умножили силы храбрецов. В ответ на его условия он был сражен,
и были убиты многие гитлеровцы. Потерпев неудачу с агитацией, гитлеровцы
решили истребить гарнизон дота: бросали вниз гранаты, били косопредельным
огнем из пушек. Грозили привести баллоны с газом. Дорогу к доту немцы
интенсивно простреливали пулеметным огнем и снайперами. Иных путей к нему
не было. Это задание по связи часто выполнял лейтенант Журавлев (ныне
генерал-майор войск связи), умело маскируясь и маневрируя, он быстро
преодолевал опасный путь. Мы снова гарнизон дота ночью снабдили
боеприпасами. После второго нашего отхода из города (несмотря на переданный
приказ об отходе) гарнизон дота не покинул его и продолжал стоять насмерть.
Нервы у них были крепкие, выдержка стальная. Без всяких просьб с нашей
стороны из города пришли коммунисты и комсомольцы. Пришли и принялись
помогать нам. Заведующая краеведческим музеем возглавила медпункт, а в
наступлении была медсестрой. За этот день нам
пришлось испытать радость победы и все ощущения боя. Пограничники
обнимали друг друга, поздравляли с победой. У многих на глазах блестели слезы
радости. Кругом слышались оживленные разговоры, возгласы, смех.
Командование сводного пограничного батальона совместно с секретарем
горкома партии Орленко приняли меры эвакуации детей, семей, материальных
ценностей, стали защищать и охранять город, наладили радио- и электросеть.
Большой героизм проявили работники банка, часть из них охраняли золото и
ценности с оружием в руках, когда нами был оставлен город, а после все
эвакуировали в тыл. При обороне и наступлении много
погибло наших товарищей: геройски погиб помощник начальника городской
заставы лейтенант Ничаев, взорвав гранату в руках, этим самым уничтожил
четырех немецких солдат-смертников и погиб сам у железнодорожного моста.
Погибли мой земляк, младший политрук Краснов, сержант Петр Васильев. Были
ранены в первом бою мои земляки: старшина городской заставы Первизенпев Н.,
сержант Родионов Н., Иванов II. и другие. Вместе с нами сражались старшина
пограничной комендатуры Иванов И. и ст. сержант контрольно-пропускного
пункта Петров Н., пограничник Михайлов А. и другие. И все эти люди большого
сердца, незаурядного мужества в послевоенные годы нашли правильное место в
труде и в жизни. В результате контрудара противник
потерял убитыми, ранеными и взятыми в плен до полка солдат и офицеров. Если
бы они знали, что 230 человек выбили их из города и обороняли его, то не
поверили бы, что их 101 -я дивизия показывала пятки перед горсточкой
пограничников. И не могла взять города. Нелегко было
и в обороне, от напряжения вздулись вены на висках. Это была не просто
усталость - это крайнее напряжение воли и нервов. Мы были очень опечалены,
что нас, несмотря на хорошую маскировку, немцы точно обстреливали
прицельным огнем, по окнам, в которых мы находились. В нашей среде был
разоблачен шпион, бывший белогвардеец, [который] работал сторожем
горжилуправления, где находился штаб нашей роты. Он получил по заслугам, а
два шефа разведчики-офицеры были нами убиты из пулемета во время ложного
доноса по азбуке Морзе ночью и на балконе дома на другой стороне реки Сон.
Помимо этого была поймана одна шпионка на участке другой роты. Половина
состава пограничников с. наступлением темноты находились в прибрежных
окопах. После разоблачения шпиона нам пришлось
переменить дисклокацию обороны, и после этого случая мы больше не
подвергались такому прицельному огню. Гитлеровцы предпринимали атаки,
одна следовала за другой, перемеживаясь огневыми налетами. Натруженные
руки бойцов крепко держали оружие Родины. Командир батальона Поливода
отдал приказ: любыми средствами взорвать железнодорожный мост. Сначала
спускали ночью вниз по течению плавучие мины, посылали саперов со
взрывчаткой, но они возвращались раненые или не возвращались совсем. Ночью
были посланы в последний раз саперы, и при поддержке пограничников они
молча, стиснув зубы, под дождем пуль и прожекторов ползли на последнем
дыхании, чтобы взорвать мост, но враг тоже не дремал, у него были пристрелены
все квадраты железнодорожного моста. Командование не хотело нести лишних
жертв, и около полудня 25 июня на середину моста загнали груженую
платформу тола, и взрыв страшной силы разрушил
мост. Перед этим нам было поручено произвести
ложную атаку моста. Мы провели совместное партийно-комсомольское
собрание перед атакой в разрушенной бане. Мы коротко подвели итоги
выступлений и особо подчеркнули вопрос о высокой ответственности каждого
человека. В выполнении задания по взрыву моста ложная атака удалась, после
чего была пущена толчком от паровоза платформа, и она встала на середину
моста, где были подложены башмаки. Пришлось немцам поезда пускать до
поздней осени в обход, а не прямо на
Львов. Обстановка складывалась так, что мы оказались
в мешке, и командование не хотело жертвовать нами и отдало приказ в ночь на
28 июня об отходе. Пять дней разбивались, как о скалу, немецкие атаки на
Перемышль, и он выстоял бы еще не один день. Мы уходили, мы сделали все,
что требовала от нас Родина, и каждый, прежде чем покинуть город, па секунду
останавливался и оглядывался назад. Мы уходили, как организованная боевая
единица, сохраняя твердое желание сражаться и унося с собой раненых и
оружие. На коротких привалах не искали сухого места
- падали там, где заставала команда. Это была настоящая "солдатская
роскошь". За сутки мы сделали марш-бросок - 90 километров и в лесу
соединились с остатками нашего отряда. Нас встретил командир отряда Тарутин
и поздравил с успешным выполнением задания, а ночью предстояли новые бои
под Комарно.
Королев В. Н.,
быв. политрук - пограничник, Калининская обл., г.
Бологе, 12 апреля 1961 г.
РГАСПИ Ф-3
оп. 3
Д.
32. Л. 88-93 об.
|