35

    С Большого Фонтана Елену Гаре увезли еще дальше от Одессы, к Сухому Лиману. В степь здесь вклинивались два высохших залива - Большая и Малая Акоржи. В давние времена в этих местах были поселения немецких колонистов. От них еще сохранились фермы - дома с узкими высокими окнами, крутыми черепичными крышами, дворы с кирпичными колодцами, длинными хозяйственными постройками, обнесенные глухими каменными заборами, как крепости средневековых феодалов.
   И сейчас устремившиеся на завоеванные земли немцы охотнее всего селились на местах, насиженных предками. С первых же дней оккупации потянулись в Сухой Лиман родственники немецких колонистов.
   Казалось бы, Сухой Лиман опасен для разведчицы, но Бадаев рассудил иначе: у Елены неплохое знание немецкого, отлично говорит по-французски, хорошо держится в обществе - "эмигрантка" по всем статьям, а главное - агенты сигуранцы и гестаповцы на Сухой Лиман почти не заглядывали. Это было далековато от Одессы, местного населения мало, укрытий для партизан нет.
   Добыть же политическую информацию, ценные разведывательные сведения можно из разговоров новых колонистов, ведь все они только что из Германии, у многих связи с коммерческими и деловыми кругами рейха.
   Бадаев намеревался также использовать Елену в качестве резервной радистки. Район Сухого Лимана удобен и для этою: пеленгаторы Гинерару находились близ Усатова, Нерубайского, Фоминой Балки, Дальника. Для переброски же машин через весь город, Аркадию, Большой и Малый Фонтаны к Сухому Лиману потребовалось бы немало времени, да и подъезды - осенью заболоченные, зимой заснеженные - усложняли пеленгование.
   На Сухом Лимане рация могла стать неуловимой.
   Как не хитер был Аргир, но предположить, что ускользнувшая от него "переводчица" найдет укрытие среди немецких колонистов, он не мог.
   ...Мало оставалось в селах у Сухого Лимана местных жителей, и все-таки нагрянули туда однажды полицаи, устроили облаву на девушек. Предписано было от- править на работы в Германию очередную партию "завербованных". Вербовали, разумеется, под дулами автоматов. Елена в этот момент оказалась на улице. По документам она хоть и вернувшаяся из эмиграции, но все же русская. В тонкостях полицейские разбираться не будут...
   Елена постучалась в первые попавшиеся ворота. Калитку открыл мужчина с трубкой - типичный прусский фермер.
   - Спасите! - взмолилась она. - Двадцать лет прожила во Франции, в Германии... Знатной фамилии... Но полицаи... Им разве втолкуешь? Загонят в эшелон вместе со всеми.
   Немец не без любопытства оглядел интересную молодую женщину, впустил во двор. Это было спасением: в дома, занятые арийцами, полицаи заходить не осме- ливались.
   До вечера немец не обмолвился с ней ни словом, только приглядывался. Полицаи были еще в селе, и Елена не порывалась уходить.
   В семь вечера семья фермера - жена, трое дочерей - уселись за длинный стол ужинать. Пригласили Елену.
   Хозяин с плохо скрываемой усмешкой поглядывал на гостью. Молча ели наваристый мясной суп, кашу с салом и большими кусками говядины, пили настой шиповника. Когда все разошлись, хозяин спросил Елену:
   - Жили в Германии? Если не секрет - где?
   - Неподалеку от Дрездена, в Морицбурге, - ответила, не задумываясь, Елена. Она по открыткам знала об этом небольшом городишке с роскошным охотничьим замком прусских королей.
   Усмешка на тонких губах фермера стала откровеннее.
   - Морицбург - Саксония, - неторопливо начал он, - а выговор... баварский.
   Немецкому языку Елену действительно обучала обрусевшая колонистка из Баварии.
   - В Баварии жил отец, - попыталась выкрутиться Елена.
   - Да? И чем же он занимался?
   Что знала Елена о Баварии? От обучавшей ее немки часто слышала о славном баварском пиве; не моргнув глазом ответила:
   - Держал пивоваренный завод.
   - А как же со знатной фамилией?
   - А знатным стал позже, когда женился на русской... Родственнице князей Прозоровских... перебрался в Россию. (Легенду о Прозоровской подсказал ей в свое время Бадаев.)
   - Бросил завод?
   - Нет, перевез. Расширил производство... Назвал "Новой Баварией".
   Немец одобряюще кивал головой.
   - Бывали, значит, у отца в Баварии?
    - Разумеется.
   - Слышали о Георге Гидлере?
   Работая на узле связи, Елена переводила немецкие, французские радиопередачи и, к счастью, многое слышала о Георге Гидлере. Перед приходом Гитлера к власти стала известна скрываемая им действительная родословная его семьи. Дед Адольфа - Гидлер - спившийся баварец. Женился на крестьянке, имевшей внебрачного сына Алоиза, отец которого был неизвестен. Дать прижитому ребенку свою фамилию Гидлер не захотел. Лишь позже получил Алоиз видоизмененную от Гидлера фамилию Гитлер, перешедшую впоследствии к сыну Алоиза Адольфу.
   Из передач французского радио Елена знала даже кличку, под которой Гитлер числился агентом-осведомителем мюнхенского полицай-президиума.
   Интуитивно почувствовала Елена неприязнь фермера к фюреру и повела речь о Гидлере, его сыне Алоизе и внуке Адольфе в недоброжелательном духе. Это было рискованно, но именно это - смелость, прямота и понравились, видимо, фермеру в Елене.
   Он и в самом деле не поклонялся бесноватому фюреру, занимался лишь своим хозяйством, своей семьей, от политики старался держаться подальше... Тщеславен был фермер в другом: он мечтал дать хорошее образование дочерям.
   Старшей, Терезе, исполнилось двенадцать, а немецкой школы поблизости не было. Немец уже подыскивал ей учителя. И вдруг эта счастливая случайность. Елена устраивала его: говорила по-немецки, по-французски, по-русски и немного по-румынски.
   Пригласив Елену в кабинет, немец сказал:
   - Меня не интересуют ни заводы вашего отца, ни знатность вашей фамилии... Мне нужна для дочерей домашняя учительница... Стол, жилье и десять марок в неделю на мелкие расходы. Это, надеюсь, лучше, чем работа в Германии?
   Предложение было заманчивым: на каменный забор фермы арийца, на его равнодушие к политике нацистов можно было рассчитывать как на укрытие, но сбор разведывательной информации затруднялся: сидя за каменными стенами, много не узнаешь, не услышишь. Елена решила посоветоваться с Бадаевым и попросила у немца два дня на размышления.
   - Хорошо, - недовольно сказал немец, - ровно два дня. - Он достал из кармана жилетки часы, посмотрел время. - В восемь вечера послезавтра должен иметь ответ!
   Два дня... Уже на следующее утро она поняла, что попросила мало времени, думала: где два, там могут быть и три, и четыре. Не учла немецкого педантизма. Лида, связная Елены, на Сухом Лимане в эти дни не появилась.
   На второй день в восемь вечера немец спросил:
   - Ну как?
   Что было делать?
   - Согласна! - ответила Елена.
   Девочки оказались не по летам деловыми, у каждой по дому были свои обязанности, порой незначительные, но отец требовал безукоризненного их выполнения.
   О каждой из дочерей он рассказал Елене подробно и довольно беспристрастно. Потребовал от нее строгости, обязательности с первых же дней.
   Тереза любила рисовать. Рассматривая ее рисунки, Елена отметила незаурядные способности девочки.
   - Надо их развивать! -сказала она.
   - Все в меру! - строго заметил отец. - Она старшая, не должна забывать за кистью и о деле.
   - Но вы же хотите дать дочерям образование! - попробовала возразить Елена.
   - Образование немыслимо без трудолюбия, - резонно ответил немец.
   В чем, в чем, а в житейской мудрости, остроте суждений отказать ему было нельзя.
   Характер отца во многом унаследовали дочери, особенно старшая.
   Она очень скоро привязалась к Елене и была с ней откровенна, как с подругой. Как-то вечером, давясь от смеха, передала историю, рассказанную отцом.
   На занятой авангардными частями крупной свиноферме столкнулись эмиссары Геринга и Гесса, выполнявшие директиву "Эроберунга" - овладения хозяйственными объектами. Один объявил своими запасы кормов, другой - колодцы. Пока порученцы высоких особ спорили, озверевшие без воды и корма свиньи вырвались с фермы, сбили с ног часовых. "Доблестные воины фюрера вынуждены были воевать со свинь- ями".
   За один такой анекдот мог оказаться на виселице и чистокровный ариец. Но фермер еще не сталкивался с гестапо. Нетрусливый от природы, он не боялся прокатываться по адресу вождей нацизма в подобной манере даже в присутствии Елены. Для нее это было своего рода поручительством - не станет же он выдавать человека, которому сам в какой-то мере доверился!
   Терезу тянуло к рисованию. Особенно она любила рисовать море, ведь она видела его впервые.
   Спокойным в начале зимы Черное море бывает редко, больше штормит. Порывистый ветер обдает берег брызгами, холод пробирает до костей. Но Тереза могла стоять на берегу часами, любуясь стихией. Пробовала рисовать этюды, но быстро коченели пальцы.
   - Дочери богатого фермера не мешало бы, конечно, иметь свой выезд, хотя бы простенькую коляску, - как-то сказала Елена хозяину. Она знала, что фермер любит показать свое превосходство над другими, особенно когда речь шла о дочерях, и решила сыграть на этой слабости арийца. В коляске стали бы возможны прогулки и подальше, хотя бы к тем же рыбачьим причалам. Оккупационные власти посылали к рыбакам Сухого Лимана адъютантов за живой рыбой - из их разговоров можно было узнать кое-какие военные сведения.
   Довольно часто стала теперь Елена в разговорах с хозяином возвращаться к мысли о коляске для его дочерей. Фермер отмалчивался. Наконец признался:
   - Спрашивал в округе - ничего подходящего нет.
   - А если попробую достать я? - предложила Елена.
   - Попробуйте!
   Рассчитывала Елена, конечно, на Бадаева, но как связаться с ним? Лида все не появлялась, явочных квартир в близлежащих селах не было, показываться в городе самой опасно.
   Минул без малого месяц. Лида появилась самым неожиданным образом: с мальчиком лет десяти-двенадцати, постучалась в ворота, попросила, как нищенка, подаяние "на погорелое место". "Братом" "нищенки" оказался Коля Медерер, сын председателя Нерубайского сельсовета, спустившийся вместе с отцом в катакомбы. Смелый мальчуган отлично справлялся с обязанностями связного. Из шва нищенской котомки он вынул скатанную трубочкой записку от Бадаева. В ней был ключ шифра.
   Елена попросила у хозяина разрешения накормить "несчастных сирот". Фермер разрешил. Он сочувствовал обездоленным детям.
   Елена усадила "нищих" во дворе фермы, принесла от хозяйки кринку молока, полбуханки хлеба.
   Пока они ели, Елена разобралась в коде и зашифровала первое сообщение Бадаеву с Сухого Лимана.
   Она известила о главном: где и как устроилась, коротко изложила свой план радиопередач из коляски, которую нужно срочно достать и на которой она выезжала бы вместе с дочерьми хозяина к причалам рыбаков.
   Бадаев ухватился за эту идею. Вызвал Бунько:
   - Карету не карету, а бричку, но такую, чтобы можно было прятать рацию, достань. Займись с радистами оборудованием...
   Бадаев решил превратить бричку в кочующую радиостанцию.
   Елена будет выезжать с девочкой и, пока та рисует, передавать радиограммы. После передачи под каким-нибудь предлогом можно переехать на другое место, и рацию будет трудно запеленговать.
   Через несколько дней Лида принесла Елене от Бадаева ответную шифровку:
   "Будут и бричка и рация. Доставит Буиько. Отличная идея".
   Не прошло и недели, как одноногий Бунько привез на Сухой Лиман "транспорт", но не бричку, как уславливались с Еленой, а сани.
   - Какой ни есть, а лежит по зиме у нас снег, а иной день так запуржит, что на колесах и не выедешь, - объяснил он фермеру.
   Буиько долго упрямо торговался с фермером:
   - Это ж не сани - ковер-самолет... Добрый рысак по воздуху понесет!
   Неуступчив был одноногий возчик, скуп фермер. Еле-еле сошлись на сходной для саней цене.
   Дувший с моря ветер перемешивал снег с песком, санного пути еще не было, но Терезе не терпелось выехать на легких санях. Вставала и ложилась с одной мыслью: прокатиться в санях по берегу штормового моря.
   Отец долго не разрешал, потом позволил выехать с конюхом. А Елене было поручено уже связаться по рации с Первомайском.
   Радиста первомайского партизанского отряда предупредили, и он слушал эфир с часу до трех на указанной волне. Но как выйти в эфир Елене?
   Рация стояла под резной лавочкой кучера, покрывавшейся, как и заднее сиденье, ковром. Рация легко и быстро вынималась, ее можно было переносить в обычном саквояже под плащ-накидкой. Можно было вести передачу и не доставая рации - в этом случае секретным приемом вынималась одна из дощечек облучка.
   Антенна монтировалась из легких дюралевых трубок. Но как собрать, установить антенну, работать на рации при конюхе?
   Первые поездки прошли впустую. Елена стала настраивать девочку на выезды вдвоем: конюх не давал Терезе вожжи, боялся хозяина, а девочке так хотелось посидеть на облучке вместо кучера, поуправлять лошадью.
   Тут как раз захромал рабочий мерин, его надо было перековать, подлечить; конюху стало не до прогулок. Тереза пристала к отцу:
   - Разреши, папочка, ну разреши... Тетя Элен правит не хуже конюха!
   Не любил фермер потакать капризам дочерей, но Тереза была его любимицей. Он уступил ее просьбам.
   Елена и Тереза поехали вдвоем. Вот когда наконец можно выполнить задание!
   День выдался ветреный, но ясный, на редкость для зимы теплый. Тереза спустилась с крутого берега ближе к воде, установила на треноге этюдник, разложила краски, увлеклась любимым занятием так, что Елене незачем было даже переносить куда-то рацию. Под крутояром у шумевшего моря девочка ни увидеть, ни услышать ее не могла.
   Елена смонтировала складную антенну, замаскировала ее в кроне ветвистого дерева, надела под платок наушники.
   Было как раз время связи. Вышла в эфир, отстукала ключом полученный от Бадаева позывной, перешла на прием.
   Молчание. Вновь переключилась на передачи, отбила позывной несколько раз.
   Первомайск не отвечал.
   Елена включила передатчик снова. Это было уже опасно.
   Наконец Первомайск ответил. У Елены так заколотилось сердце, что она, казалось, слышала его стук вперемежку с морзянкой.
   Напряженно вслушиваясь в затухающие временами сигналы, Елена не заметила, как появились на дороге двое полицейских. Они шли к ней. К счастью, дорогу пересекала глубокая балка, и, когда полицейские спустились в нее, Елена успела спрятать антенну и наушники под облучок. Вставила вынутую дощечку, накрыла сиденье ковром.
   Подойдя к Елене, полицейские потребовали документы. Они у нее были в порядке.
   - А что это у вас чернело под платком? - подозрительно глядя на Елену, спросил полицейский. - Не наушники ли? Слушаете советское радио?..
   Елена недоуменно пожала плечами:
   - Какое радио?.. Ветер задувает в уши. Подклады-вала рукавички... Вот так. - Она сняла варежки, сунула под платок к ушам.
   Полицай хмыкнул, поднял с сидений ковры, осмотрел, остукал сани, спросил:
   - Чьи?
   - Фермера... Там недалеко дом с черепичной крышей... - Она указала на видневшееся вдали селение.
   - Дом знаем... - недовольно ответил полицейский. - Вы в том доме кем будете?
   - Домашней учительницей, воспитательницей детей, - ответила Елена.
   - Вы же русская!
   - Эмигрантка, -уточнила Елена, - знаю французский, немецкий, русский... Языкам и обучаю.
   - Пройдете с нами до примаря... Проверить надо! Поднявшаяся наверх Тереза, услыхав, что Елену
   хотят куда-то увести, расплакалась:
   - Никуда тетя Элен не пойдет, - сказала она по-немецки, но полицейский понял, усмехнулся:
   - Пойдет!
   - Не пойдет! - упрямо повторила девочка, топнув ногой. - Дедушка моего отца работал с дедушкой Гитлера, понятно?
   - Что она сказала? - не понял на этот раз полицай.
   - Говорит, что дед ее отца работал с дедом Гитлера, - перевела на русский Елена.
   - Ну и что? - не сразу сообразил полицейский.
   - С дедом Гитлера, - повторила Елена, - Георгом Гидлером... Слышали о таком?
   "Так вот почему фермер спросил ее тогда, при первом знакомстве о Гидлере... Девочка не может выдумать такого... Неплохой козырь у меня в руках!"
   - В самом деле, - как можно спокойнее сказала она полицейскому, - дед ее отца был дружен с дедом фюрера... Пройти с вами к прнмарю я могу, но как оставить девочку одну?! Отец не простит этого ни мне, ни вам!
   - А вы без кучера? Явитесь к примарю завтра! - снисходительно сказал полицейский, возвращая Елене документы.