20

Неудача с расчисткой старого выезда повергла находившихся в катакомбах людей в отчаяние. Бадаев видел: люди впадают в апатию, в сонливость, как замерзающие.
   Покидали силы и его самого. Надо было найти выход, пробудить в людях надежду, продержаться еще. Он продолжал листать дневники ученого. Воздушники! В записях профессора их упоминалось много - и старых, и пробитых сравнительно недавно. Но выбор нужно сделать наверняка. Новая ошибка окончательно убила бы веру в спасение. Рисковать нельзя. И Бадаев искал, искал как одержимый. Со стороны могло показаться диким: рядом угасают близкие ему люди, а он изучает по геологическим разрезам и схемам "агрессивность межпластовых вод, плывунов"...
   - Расчищаем второй, - принял наконец решение Бадаев. - Поднять людей!
   И люди опять принялись долбить, возить на бендюжках землю, камни, расчищать подступы к воздушнику.
   Потух фонарь у Бадаева. Исчиркал с десяток спичек - гаснут. Отошел в соседний забой - здесь ниже, не так дымно. Зажег наконец "шахтерку", колыхнулось пламя. Отчего? Может, от резкого движения руки, от дыхания? Постоял, не шевелясь, - склоняется пламя влево... Тяга? В это еще трудно было поверить. Тянуло к идущей вверх проходке. Что там? Неужели спасение?
   Вошел Владимир с поднятым стеклом фонаря в проходку... Воздух! Откуда?
   Свежие следы сапог, брошенная кем-то лопата, телогрейка, портупея - вещи Мурзовского. За выпивку и ухарство, сорвавшие связь с Москвой, за гибель товарища решено было предать Мурзовского военно-полевому суду, но пока было не до этого. Все способные держать лопату, работали.
   Час назад Петр был вместе со всеми, оттаскивал, как и другие, землю из воздушника в боковые забои...
   Да, это было час назад. Волоча за собой мешок грунта, Мурзовский добрался до проходки. Около нее легче дышалось. Заглянул в соседний штрек. Сюда не долетали уже ни шумы, ни голоса работавших. Могильная тишина. И вдруг тарахтение, словно застучала где-то деревянная трещотка. Мурзовский пошел на звук. Понял; тарахтит крышка "предательского" колодца. Значит, есть движение воздуха - отводы засыпали, а крышку замуровать забыли или не успели.
   Узкая, выложенная ракушечником шахта. Внизу, на двадцатиметровой глубине, полированной гладью чернеет вода. Вверх - метров десять. Упираясь в стенки ногами и спиной, добраться можно.
   Мурзовский полез. Соскальзывали с замшелых выступов ноги, истер в кровь локти. Все же добрался. Попробовал приподнять крышку - поддается. В образовавшуюся щель шибануло свежестью. Сразу закружилась голова, еле удержался. Несколько минут глотал воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец при- шел в себя. Поднял крышку повыше, прислушался - тихо. Еще не верилось в удачу. Тряслись от волнения ноги и руки.
   Хотелось спуститься, позвать кого-нибудь... Но, пока будет спускаться, к колодцу могут подойти патрульные.
   Сейчас есть возможность выбраться, а тогда?.. Нельзя упускать случая. Быть наверху, почувствовать волю и не воспользоваться ею?!
   Напрягся, втиснулся в щель по грудь. Плита качнулась на округлых камнях, отъехала чуть назад. Напрягся еще - сорвались со скользких стен колодца ноги, плита от резкого рывка подалась обратно, придавила грудь - ни вздохнуть, ни крикнуть. Принялся стучать кулаками, ногами. Услышал же он тарахтение крышки - услышат, может, и его.
   Грудь как в тисках, темнеет в глазах, не повинуются руки. Неужели все?! Дурманится сознание, явь начинает мешаться с бредом. Что-то шаркает, шуршит внизу. ...Мерещится? Нет, кто-то лезет, коснулся спины, втиснулся в щель рядом. Легче стало дышать.
   - Держись! - Это голос Бадаева. - Упирайся ногами, не то угробимся оба!
   Уперся Петр в стенки колодца коленями, но обессилели ноги. Владимир подхватил сорвавшегося уже было Петра за поясной ремень, стали спускаться вместе.
   Дерет шершавый ракушечник спину, в кровь изодраны колени.
   Вот наконец и лаз в штрек. Под ногами земля!
   Привалились, обессиленные, к стойке. Надсадно, с хрипом, дышат оба... Нет сил выдавить и слова, по лицам струится пот.
   Бадаев отдышался первым:
   - Не в одиночку ли собрался?
   - Стучал же...
   - Застучал, когда прищучило!
   - Не веришь? Разделаться со мной хочешь? - в голосе Мурзовского звучала нескрываемая ненависть.- Мог же разжать пальцы - и все! Без выстрела, без суда!
   Бадаев вытер лицо платком, сказал твердо:
   - Суд будет...
   - Конечно! - не унимался Мурзовский. - Ее оставить наверху, меня - в катакомбы, да еще и под суд! А у нее явочную квартирку обосновать. Все законно, благовидно...
   Владимира передернуло:
   - Откуда в тебе столько мерзости?
   - Отпусти наверх... Не скажу никому ни слова!
   Владимир одернул гимнастерку, подтянул ремень.
   - Кто твоим гнусным словам поверит?! - И уже совсем спокойно, уедало повторил: - А суд будет!
   По проходке спустились вниз. Бадаев подозвал Петренко:
   - Помогите, Иван Николаевич, Мурзовскому перебазировать детей и больных к найденной им продушине. Но работающим в воздушнике о ней пока ни слова - побросают лопаты. Наверху опять подвозят баллоны, надо успеть выбраться в степь...