Мне было 10 лет, когда к нам на Смоленщину пришли фашистские захватчики. Кошмаром вспоминаются дни, проведенные в оккупации. Кроме меня в семье остались 4 брата моложе меня, причем младшему было всего несколько месяцев, 70-летняя бабушка и мать. Отец был на фронте на Волоколамском направлении.

Захватчики чувствовали себя хозяевами, забирали все, что им понравится. Еще до наступления зимы у нас отобрали корову, овец, мед, муку, картофель, хорошие вещи. Такое же положение было у односельчан. Много пришлось видеть горя, унижений. Наших людей вешали, расстреливали.

После октябрьского наступления в 1941 г. под Москвой фронт остановился недалеко от г. Гжатска, и до нашей деревни долетала орудийная перестрелка. Все жили надеждой на скорое избавление. Так продолжалось до марта 1943 года. В марте войска Западного фронта снова пошли в наступление. Отступающие фашисты сжигали дома, угоняли работоспособное население. От горящих деревень ночью было светло, как днем. Население пряталось в ямы, окопы, вырытые в снегу и в земле.

7 марта 1943 года фронт вплотную подошел к нашей деревне Киселево. Весь день шла перестрелка из орудий, минометов, пулеметов. В ночь на 8 марта мы услышали громкое «ура». Я выскочил из окопа и побежал навстречу нашим бойцам, что-то крича от радости. Кругом продолжалась стрельба, но фашисты уже покинули деревню. Освобожденные и освободители обнимались, многие женщины плакали. Пожилой боец в маскхалате и каске по-отцовски обнял меня, поцеловал и стал расспрашивать о том, как мы жили. Затем снял вещмешок и дал мне краюху хлеба. Этой теплоты, этого хлеба я не забуду никогда. Утром мы узнали потрясающую весть. В трех километрах от нашей деревни, в деревне Трубино Тумановского р-на, фашистские изверги заживо сожгли 458 человек — стариков, детей, женщин. Такие же зверства были еще в некоторых деревнях. На всю жизнь осталась в памяти груда обугленных трупов и костей. На месте деревни остались лишь большая братская могила и одичавшие сады... И очень хочется верить, что ужасы войны больше никогда не повторятся.