Дорогие товарищи, очень часто я слышу по радио и читаю в газетах рассказы, очерки и т. д. В этих рассказах об Отечественной войне, о подвигах наших советских солдат, матросов и офицеров. И даже некоторые просили рассказать о своем отце и о хороших солдатах. Вот и я хочу кое-что рассказать и попросить отклика. Дорогие товарищи. Дело в том, что войны я не только не помню, но и не знаю. А вот послевоенные годы предо мной встают как на ладони. Родился я в 1939 г. и жил со своими родителями на Кавказе, в г. Минводы. А затем мы после войны переехали жить в Краснодарский край, бывшую станицу Крымскую. И вот там, начиная с 1947 г., то, что я испытал, испробовал и видел, сейчас не хочу, чтобы это опять повторилось, то есть не хочу больше войны. А дело в том, что мы, мальчишки, народ любознательный и порой шаловливый. Особенно после войны наша станица Крымская была до того разрушена, что на нее было страшно смотреть: на улицах вырыты окопы, траншеи, и повсюду были загроможденные танковыми заграждениями, т. е. всякими ежами, [надолбами] и т. д. А вокруг, в полях, в лесу, и везде валялось много всякого оружия, снарядов, мин, авиабомб. Кругом стояли подбитые немецкие и также наши танки, пушки, пулеметы, стояли сожженные автомашины. И вот мы, мальчишки, занимались тем, что собирали всякие ружейные патроны, снаряды, мины, гранаты, и все это обезвреживали, т. е. разминировали, не зная ни навыки и не проходя учебы минерного дела. Очень часто немцы перед своим уходом оставляли свои сюрпризы: или детские игрушки минировали, или часы, или еще что-то другое. Короче, мы занимались, так сказать, глупостью. Потому что многих из моих товарищей сейчас нет в живых или навсегда остались калеками. Я лично, не говоря о других, разминировал 83 мины и 46 снарядов, а уж гранат и патронов некогда было считать, а другие ведь делали поболее, чем я. И вот после того, как по близости уже нам нечего было делать, так как солдаты-минеры тоже этим занимались, то мы тайком от родителей уходили подальше от станицы и там творили, что нам вздумывалось. И вот однажды один паренек, фамилии которого я сейчас не помню, позвал нас сходить с ним в одно место. Мы согласились, нас собралось человек пять, сели на пассажирский поезд и поехали в сторону станции [Токельной], но лишь выехали за город и проехали железнодорожный мост, этот паренек Эдик, так его звали, предложил нам прыгать на ходу поезда, мы попрыгали, а затем, пройдя метром двести—триста по линии, поднялись на холмы и пошли подальше в лес, и там опять же находили и разминировали снаряды и мины, искали разноцветные ленты, и, вот так бродя по лесу, мы чего только не встречали. Нам попадались целые и даже не тронутые рукой советского минера или сапера минные поля, но тут мы уходили в сторону и подальше. Много встречалось трупов, валялись подбитые и сожженные немецкие самолеты, автомашины и танки. И мы все это тщательно осматривали и затем шли дальше. И вот так, бродя, мы наткнулись в одном месте по выходе из лесу на небольшой столбик, на нем была прибита дощечка, и на ней было написано «Русский солдат Женька, 1944 год». А пониже была проведена голубая черта и под ней написано «Голубая линия фронта». Рядом стояло пять подбитых немецких танков с крестами и метрах в двадцати холмик могилы.

Дорогие товарищи, с тех пор прошло немало времени. Но я не могу этого никак забыть. Не могу также забыть и того немецкого солдата, замурованного заживо в одном из блиндажей. И вот сейчас слыша по радио или читая в газете какой-нибудь интересный рассказ о чьем-либо подвиге в военное время, я не [могу]: читаю или слушаю, а сам чуть ли не испытываю, или часто что-нибудь приснится из прошлого, и тогда я словно не нахожу себе места. И вот поэтому я прошу, если можно, пусть откликнутся мои некоторые товарищи, т. е. Ярошевский Николай, уехавший со своими родителями в Киргизию, Егоров Дмитрий и Рожков Анатолий и тот Николай, которого мы дразнили его же фамилией Проня, и тот Василий, и Федор, которым я дарил клинки, т. е. кинжалы. И еще пусть откликнутся те солдаты, с которыми воевал «русский солдат Женька». Ведь кто-то из них его знал и вместе сражался, а затем поспешно хоронил его на голубой линии и писал дощечку. А фамилии не написал, и вообще пусть те, кто откликнется, расскажут о нем, славном солдате Женьке, совершившем такой подвиг, какой он был, как служил и вообще что он был за человек. Дорогие товарищи, я прошу вас дать обязательно отклик и особенно о Женьке. Вот у меня пока, наверное, и все. До свидания, желаю вам хорошего, дорогие мои славные друзья.