Я же отлично помню первый, мирный день, освобождение родного села Антоновка, что близ Днепропетровска и расположенного на правом берегу седого Днепра, помню его освободителей — простых советских людей в военных гимнастерках.

...Целую ночь до самого утра в селе слышны были трескотня немецких мотоциклов, ругань, отрывки непонятных фраз, видно, приказов и распоряжений. Многое пережившие жители ничего не могли понять, но догадывались, что гитлеровские вояки чем-то встревожены.

Утром сельчане вышли из погребов и землянок, пораженные мертвой тишиной, царившей вокруг. Ни единого немецкого солдата не было в селе. Ошеломленные люди не могли сообразить, что случилось. Но примерно в полдень все стало ясно.

Рыжеволосый подросток с веснушчатым лицом бежал вдоль улицы и взволнованно Причал: «Наши идут! Наши!»

Крестьяне выбегали на пыльный шлях, стояли по обе его стороны в ожидании.

Вот на дороге показались двое. Они шли вдоль села навстречу людям. Это были молодые советские офицеры. У одного из них была перебинтована голова, у другого — перевязана правая рука. Шли они медленно, поддерживая друг друга. Их мужественные лица посерели от пыли и долгих страданий. Глядя на людей, они старались улыбнуться. А освобожденные жители, еще плохо верившие в это, все молча смотрели на своих освободителей-героев. Только пожилые женщины беззвучно плакали, слезы из их глаз стекали ручейками по морщинистым щекам.

Вдруг женщина лет 38 первая вышла из толпы. «Родные... Спасители вы наши», - сказала она дрожащим голосом. Губы ее заметно вздрагивали, на глазах блестели слезы, слезы радости. «Пойдемте, пойдемте до хаты», — просила она.

Войдя в только что освободившийся от немецких офицеров дом, военные увидели ведро с водой и, утоляя жажду, начали пить прохладную колодезную воду. «Садитесь» отдохните, ведь много пришлось вам отшагать. А я сейчас вам покушать приготовлю. — Женщина начала хлопотать у плиты. — Фрицы больше не вернуться, а?» — спрашивала она. «Нет, невернутся. Никогда не вернутся! Капут фрицам, крышка!» — ответил тот, с перевязанной рукой. «Ну и слава богу. Мы этих извергов натерпелись. Вас ждали каждый день и час. И вот, наконец, дождались».

«Теперь будем жить по-прежнему, даже лучше, чем жили. Будем строить новую жизнь, и никакой фриц больше не посмеет посягнуть на нашу Родину», — говорил офицер с забинтованной головой. «Да... лишь бы не было войны», — вздохнув, проговорила женщина, подавая на стол приготовленный обед.

В углу комнаты притаился мальчик и с любопытством разглядывал незнакомых людей. Один из офицеров только теперь увидел мальчика, подошел к нему, взял на руки: «Вот так, молодой человек, хорошая тебя ожидает жизнь. Ты будешь счастливым и станешь, кем захочешь, когда вырастешь. А где твой папа?» — спросил военный. Мальчик не знал, что его отец где-то шагает дорогами войны. Он обиженно прикусил губу и почему-то заплакал. «Ну, не плачь, не плачь, парень. Вернется твой отец, обязательно вернется». Мальчик доверчиво смотрел в лицо офицера, обнял его шею худенькими ручонками. Ему казалось, что этот человек, который первый вошел в этот дом и вручил его маленькому жителю мир, счастье и радость, есть его родной отец.

Да, я часто вспоминаю этот солнечный, прекрасный день и этих двух советских офицеров. Я не знаю ни их имен, ни фамилий. Если бы они были живы теперь! Если бы я смог с ними встретиться!