Солдаты разместились во всех домах, а офицеры расположились в школе. Вечером началась у них пьянка, они разграбили магазин и всю ночь пили.

На следующее утро кто-то показал, где скрывается председатель колхоза. Отряд фашистов привёл семью товарища Иванова. Их допрашивали поочередно, издевались.

В три часа дня нас согнали на площадь и окружили. Вышел немецкий переводчик и сказал:

— Ваше сопротивление бесполезно. Все равно через два дня мы будем в Ленинграде, а через полмесяца — в Москве. Вам же будет хуже. Со всяким, кто окажет нам сопротивление, будет поступлено вот так же.

Привели всю семью тов. Иванова, поставили к стене в ряд, и немецкий офицер скомандовал автоматчикам:

— Фойэр.

Солдаты дали очередь и убили Ивановых.

Через 15 дней немцы были все ещё у нас, а не в Ленинграде. Они очень злились, что не могут захватить город. А тут Красная Армия начала наступление. Собрались фашистики улепётывать.

На «дорогу» они ещё раз грабили село, искали вещи и особенно продукты. К нам тоже явились пятеро. Мать вышла навстречу. Они лопочут чего-то, не поймёшь, то ли жалуются, то ли угрожают. Мать ничего не поняла, стоит головой качает. Её оттолкнули, направились в хлев и вывели корову. Тогда понятно стало, чего надумали солдаты. Мать бросилась к корове, схватила за рога, не пускает. Один немец развернулся и ударил её кулаком в лицо. Мать упала в снег, обливаясь кровью, но потом соскочила и опять к корове, обняла её за шею, плачет, просит. Тогда немец вынул большой кинжал и пырнул мать в живот. Он её зарезал.

Я вскрикнул от ужаса, схватил кусок льда, валявшийся под ногами, и швырнул в убийцу. Лед угодил немцу между глаз, он вскинул руки, выронил нож и упал на спину.

Я кинулся бежать, вскочил на плетень, хотел соскочить на соседский двор, но тут раздался выстрел, и я, потеряв память, слетел с плетня. Фашистская пуля раздробила кость левой ноги.