Нет больше Жаток. Немцы спалили село. Они ночью к нам явились прямо из Могилева. Выгнали всех на улицу, кто в чём был, собрали на площади и часовых выставили. Чтобы не расходились. Пока мы стояли, фрицы по хатам лазали, добро вытряхивали.

Приехал немецкий полковник на машине и сказал: «Все евреи отойдите к тому зданию» — и показал на клуб.

Все думали — значит так нужно. Потом фашист приказал евреям рыть руками большую яму. Тут мы поняли, что задумали немцы. Евреи рыли яму, в кровь раздирая руки, ломая ногти. Кричали от боли, но рыли потому, что кто не рыл, того немцы страшно били. А мы стояли и смотрели. Что мы могли сделать? Мы стояли и смотрели. Я рядом с матерью стоял, сестра где-то в другом месте была — не знаю. Когда яма была готова, евреям сказали: «Полезайте».

Всех толкали прикладами в яму. Фашистский полковник говорит нам: «Вот ваши враги. Чего вы стоите и глядите на них, как ослы. Убейте, закопайте их!»

Тут вышел из толпы старик — седой, как лен, белая борода до пояса — подошёл к нему и говорит: «Это ты, немец рыластый, брось. Чего в нашей земле позабыл? Явился зачем? Или в морду захотел?» Залютовал фашист, кричит: «Это тоже еврей, бросьте его в яму!» Бросили дела в яму и опять нам приказывают засыпать живых людей. Никто не пошевельнулся. «Расстреляю!» — кричит немец.

Стоят белорусы, молчат. Фашист махнул рукой и ногами автоматчику стрелять по толпе. Люди кинулись бежать. Бежали по трупам убитых, топтали раненых. Раненые цеплялись за ноги, ползали в крови и просили помочь. Крики и стоны заглушили выстрелы. А солдаты все стреляли. Когда мы добежали до реки за селом, уцелевших осталось мало. Матери и сестры не было. Я сразу понял, что с ними. И стало мне так страшно: «Куда я теперь?»

Пошёл, куда другие селяне шли. Шёл и плакал, как плакали старухи, женщины с ребятишками, мужчины. Перешли мост и пошли по дороге к Чайсам. Шли и боялись, что солдаты погонятся за нами. Но они почему-то не погнались. Я часто оглядывался назад, прощался с родной землей. И вот, раз оглянувшись, я увидел зарево — горели Жатки.

И шёл я, глотая слёзы. Мама, увижу ли я ещё тебя? Родные Жатки, я вернусь к вам, и опять будут стоять новые избы в селе, опять будут цвести сады.