Там нам хорошо жилось. У нас в детдоме куры были свои, голуби свои, свиньи свои, кони. Коней доглядал дядя Петя. Он нам на тех конях давал кататься: мы до речки проскачем и обратно. Одного звали Громик, другого — Лютра, а третьего — Орёл. Орла можно было назвать Ветер — так он быстро бегал. Нам их из колхоза привели. А зато, когда у Лютры лошадёнок родился, мы его сдали обратно в колхоз.

На огороде у нас редька росла, огурцы, цибули. А на клумбе мы садили цветы: такие звездочки беленькие и фиалки и самые красивые цветки — граммофончики.

У нас шефы были богатые — управление шахт. К нам приезжал Шестаков на праздники — это такой самый главный в районе. Мы плясали украинскую пляску, и пели, и читали стишки, а он нам привозил кулёчки с конфетами и пряниками. Потом шефы нам подарили сад — ну да, целый сад, недалеко от школы. Мы туда ходили вишеньки рвать и абрикосы.

Как началась война, наш директор сразу ушёл в армию. Шахту взорвали, чтобы немцам не досталась. А к нам прислали шахтёра Петра Ивановича и приказали ему нас в два дня вывезти, чтобы мы тоже немцам не достались.

Только как нас вывозить, если все вагоны заняты Красной Армией, и машинами, и танками? Тогда железнодорожники сами сделали для нас вагоны. Из угольных платформ. Построили такие будто домики. Всю ночь лил дождь, немец бомбил, а они работали. Их было не дюже много — семь человек. И они построили пять вагонов. Они строили день и ночь, а мы весь день укладывались. Быков резали, и кабанов резали, и посуду укладывали, и белье укладывали, и постели укладывали, и хлеба пекли, да еще взяли с собой десять бочек масла и сала.

Вечером, когда уже темно было, мы построились в пары.

Маленьких посадили в бричку. Продукты — на возы. И мы пошли: с Галиной Артемьевной, Марией Михайловной и Петром Ивановичем.

Ох, жалко было граммофончики оставлять, и наши комнаты с окошечками...

На станции одни стены стояли. На путях валялись шпалы, рельсы и камни. Нас усадили в вагоны. Там были сделаны такие нары — одни к потолку поближе, другие к полу — мы на них постлали матрацы и одеяла и легли. Ждём, ждём, а паровоза всё нет. Лежим и думаем: как там наш домик без нас будет, как наши цветки... Потом мы заснули. И пока мы спали, к нам «кукушка» пришла из Константиновки. Она была маленькая, старенькая, а как дёрнула — так мы все с нар повалились. Здоровая была, хоть и маленькая. На другой день мы стояли на станции Дебальцево. И вдруг загудели самолёты. И как застрочат, как застрочат — аж душа прямо в ухах звенит! Пули в колесах защелкали. Воспитательки велели нам лежать смирно, а мы, которые на верхних нарах, ноги вытянем, упрем в потолок, досточку подымем и глядим. Ничего не видать, воздух, но глядим. А пули по колесам щёлк! щёлк! — со звоном. Наши из зениток стали бить и прогнали фашистов. Тогда поезд по-шёл. А в те щели мы потом Волгу видали и маленькие пароходы.