МПВО Ленинграда. Какую колоссальную роль сыграло оно в годы Великой Отечественной войны! Характер работы бойцов МПВО определялся потребностями города.

Сразу после снятия блокады потребовались части разминеров, так как, отступая, враг заминировал большую территорию вокруг Ленинграда, в том числе железные дороги. При штабе города были организованы курсы по подготовке разминеров. «Курсы» — это слишком громко сказано, война не могла нам выделить много времени на подготовку. В течение 10 дней был обучен сперва младший комсостав, и еще 10 дней обучали рядовых бойцов.

В тот год была особенно холодная зима, морозы бывали больше 30 градусов. После теоретических занятий в аудиториях мы выходили в открытое поле и там обучались практическому обезвреживанию мин. Замерзали до костей. В те дни я узнала, что губные звуки «п», «б», «м», «в» очень трудно произносить замерзшими губами. Я была тогда помощником командира взвода. И вот ко мне подходит боец, пытается что-то сказать, но вместо «помкомвзвода Павлова» ее замерзшие губы произносили что-то невнятное — «помкомпом». Поняв, что ей не сказать того, что надо, она расплакалась. После этого степень замерзания в шутку определялась этими словами. Если боец мог сказать «помкомвзвода Павлова», значит, замерз не до конца.

Промелькнули десять трудных, перенасыщенных занятиями дней, и мы в своей роте. В практическое разминирование не верилось, трудно было представить себе, что нам, девчонкам, могут доверить такую опасную и ответственную работу. Но дней через пять приказ командира батальона: выехать на разминирование.

И вот мы сидим в кузове машины. Мороз. Едем в Тосно. У каждой в голове одна и та же мысль: удастся ли вернуться, останусь ли жива? С жадностью смотрим на мелькающие дома, улицы, стараясь запечатлеть все в своей памяти. Не сговариваясь, тихо запели песню «Прощай, любимый город...».

Комок стоял в горле, потому что сейчас эта песня была для нас и про нас. Слезы на морозе замерзали. Чтобы представить себе, как было холодно, приведу такой пример. В машине ехало две группы разминеров. Одна группа — до Саблина, мы — до Тосна. В Саблине нам надо было разделить хлебный паек пополам. Но буханки хлеба промерзли так, что ни разломать, ни разрезать ножом не удалось. Хлеб стал каменным.

В моем отделении было пять человек (я — шестая): Бочтарева Нина, Васильева Катя, Александрова Вера, Дмитриева Нина, Журенкова Маша. Каждой из нас было по 20 лет, и у каждой — 10 дней учебы по серьезнейшей специальности разминера. Но нам повезло. Руководил нашей работой минер высокой квалификации, командир взвода П. Е. Маслов.

Он нам дал очень много. Обладая богатым жизненным опытом, он сумел за три месяца совместной работы передать нам умение преодолевать любые трудности, находить выход из самых безвыходных положений, уверенность в то, что человек, если надо, все может. Это для военного времени было сверхважным.

Работали мы с утра и до 9 часов вечера без перерыва на обед. И никаких жалоб. Все воспринималось как должное.

Моя сестра сохранила письма, которые я ей посылала с разминирования. Вот что я писала:

«13/11. Тосно. Посылаю тебе очень небольшое письмо, так как писать много некогда, да и неудобно (пишу при свете топящейся печки, сидя на корточках за неимением стула). Доехали благополучно, если не считать пронизывающего до костей холода. Что осталось от Тосно? Решительно ничего, все разрушено. На второй день пошли работать. Работаем с 7 утра до 9 вечера. Утром завтракаем, в 21.30 обед. И все. Работаем по своей специальности. Пока все благополучно. Маме ничего не говори о моей работе. Ну пока, писать больше не в состоянии».

Второе письмо:

«Посылаю второе коротенькое письмо. Нахожусь все там же. Работаем по-прежнему много, и писать совершенно некогда. Живем мы теперь лучше, только света нет. Работа проходит гладко. Опасностей много, но мы справляемся. Такую работу нам нельзя было выполнять одним. Приехали руководить из Ленинграда, а у нас все готово. Пусть мама не волнуется, Целую. Дуся.»

Третье письмо:

«Вы, наверное, ругаете меня, что я молчу, но поверь, писать было некогда. Ходила в Колпино звонить по телефону в штаб города. Очень устала, потому что пришлось пройти 56 км пешком. Поезда не ходят. По этой причине сегодня не работаю, дневалю, да и вообще работу сегодня должны закончить. Куда пойдем дальше, пока не знаю. Все. Целую. Дуся».

Четвертое:

«Закончили работу на том участке, теперь дали новое задание: разминируем участок к Любани. Жить пока будем здесь, но потом придется переехать в Любань. Отсюда очень далеко ходить на работу — 15 км. Устанешь в дороге, что и работать не хочется, а работа очень тяжелая физически: приходится освобождать колодцы, а они глубиной 3—4 метра. В общем, увидимся, как-нибудь я тебе расскажу. Обязательно сходи к маме, успокой ее. Может быть, я приеду, Жди, и я вернусь всем смертям назло. Целую».

Никаких «ахов», письма очень сдержанные, в особенности — для молодого возраста.

Видимо учитывая высокую квалификацию Маслова, руководство штаба города направило наше отделение на разминирование сложнейшего участка железнодорожного полотна в районе Тосно — Любань — Гатчина.

Фашисты, отступая, создали здесь систему запутанных фугасных шахт, которые мы называли «колодцами». В каждый колодец они помещали 150-килограммовую бомбу и до десятка противотанковых мин. Все это опутывалось детонирующим шнуром, а колодцы соединялись для одновременного взрыва. Вот это и предстояло нам разминировать.

Очень хорошо помню первый выход отделения на работу. Простукивая каждую шпалу, мы шли по железнодорожному полотну, но вдруг Маслов обратил наше внимание на другое, не столь глухое звучание шпал. Мы поняли, что под ними пустота. Осторожно сняв шпалы, увидели обшитый свежими досками колодец глубиной более трех метров, на дне которого лежало много противотанковых мин и посреди — бомба. Между ними холодной зеленой змейкой извивался детонирующий шнур.

Мы замерли от страха. Среди этого молчания раздался голос Маслова: «Кто спустится в колодец?»

Сколько мыслей пронеслось в эти считанные до ответа секунды: «Это конец... Там же негде встать... какой все-таки непорядочный Маслов, он много старше нас, а умирать не хочет, посылает на смерть нас, девчонок... Что делать?.. Отказываться нельзя, я помощник командира... Мне надо спускаться...»

И в тишине раздался мой тихий голос: «Я спущусь». Через секунду еще один и еще.

Выдержав паузу, Маслов отдал команду: «Я спускаюсь в колодец, ты (указывая на меня) принимаешь от меня мины, а вы (всем остальным) относите их в сторону».

С каким облегчением вздохнули мы тогда! Значит, еще поживем, значит, Маслов порядочный человек. Задавая этот вопрос, он знакомился с нами, проверял, с кем ему придется ходить в разведку.

Разминировав несколько колодцев, мы поняли, что если внимательно работать, то можно и не подорваться. И уже через 4—5 дней мы спокойно шли на свою работу, несколько позже девчата настолько освоились, что сами просились в колодец: морозы и пронизывающий ветер в открытом поле были страшнее бомб и мин. Внизу, в колодце, было не так холодно. Кроме того, сознание близкой опасности вызывало напряжение, от которого порой становилось даже жарко.

Работа, выполняемая нами, была очень сложной. Мы этого не знали, поскольку она для нас была первой, а Маслов знал. Поэтому он отправил меня в Колпино связаться по телефону (только там был телефон) со штабом города..

Штаб города, узнав о характере нашей работы, велел: ее прекратить до приезда их представителя. Поздно вечером, проделав 56-километровый путь, я вернулась с этим Сообщением. Но Маслов решил продолжать, работу, и, когда к нам прибыл из штаба города капитан Ханукаев, мы в основном закончили разминирование участка.

Капитан Ханукаев сказал Маслову, что за нарушение приказа о приостановке работ Маслов будет наказан, а за выполнение труднейшего задания по разминированию он представит его к награде. По окончании работ Маслов был награжден орденом Красной Звезды, а я — медалью «За отвагу».

Разминирование фугасных колодцев обеспечило безаварийную работу строительного батальона, восстанавливавшего железнодорожное полотно. Помимо разминирования отделение провело много подрывных работ по разрыхлению грунта, помогая строителям досрочно выполнить правительственное задание по восстановлению прямой железнодорож-ной магистрали Ленинград — Москва.