К декабрю 1943 года я прослужил на сетевом заградителе «Онега» почти полгода. Из последнего похода на Лавенсаари мы вернулись 18 декабря, пробиваясь от Толбухина маяка через молодой, но довольно крепкий ледок. Кампания кончилась. Мы встали к Усть-Рогатке.

Но отдыха не получилось. Не прошло и двух суток, как мы и сетевой заградитель «Вятка» уже стояли у причалов Морзавода. Нам объяснили, что предстоят перевозки бое-вой техники и к этому надо как следует приготовиться. И вот в трюмах кипит работа: рабочие ставят дополнительные пиллерсы, приваривают их к подволоку и палубе вглухую.

Для чего все это — нам не говорилось... Работа была закончена быстро, и тут же я и командир «Вятки» Владимир Кудряшов получили приказ идти на Лисий Нос. Дело складывалось непросто: с каждым днем все более намерзал лед на заливе, и мы высказали свои сомнения командованию. Ответ был таков, что это забота не наша и что со льдом есть кому бороться...

Ошвартовались. Через десяток минут к нашему борту встала «Вятка», Прибежал какой-то молодой лейтенант и доложил, что член Военного совета флота генерал-майор А. Д. Вербицкий вызывает командира «Онеги». Я спустился в каюту, представился и доложил, что корабль к перевозке техники готов.

— А какой техники, знаешь, командир?

— Никак нет.

— Техника вот какая: на палубу возьмешь четыре танка Т-34, поставишь их от надстройки до ростра. А на ют — четыре пушки полковой артиллерии.

Сердце у меня екнуло: танки! Машины весом тонн по 28 на палубу, а трюмы-то пустые. Да еще пушки на корму. Это же, выходит, где-то полтораста тонн!

— Не смущайся, — успокоил меня Вербицкий. — Наука все сосчитала, не перевернешься. А сейчас — наверх!

Едва я успел выйти на крыльцо мостика, как почувствовал: корабль резко лег на борт —на палубу, отвернув башню с пушкой назад, грохоча сталью, вползал танк. Я уже знал: он займет место - на палубе «Вятки». Мой — по счету пятый...

В носовом кубрике собралась команда. Когда я спустился, все уже расположились по местам, и замкомдива по политической части капитан 3-го ранга Владимир Алексеевич

Фокин рассказывал, что нам предстоит сделать. Я посмотрел на своих ребят и понял, что наш боцман, главный старшина Николай Лукич Анциферов, в прошлом спортсмен, футболист и лыжник, известный на весь Ленинград, крайне волнуется... Вот он что-то шепчет своей «правой руке» — командиру отделения строевых старшине 1-й статьи Александру Алексееву, самому сильному на «Онеге» человеку, и старшему краснофлотцу Петру Сергееву, минеру...

Мы приняли технику на палубу, отдали швартовые, отошли от пирса и стали в кильватер «Вятке».

Первый поход прошел успешно — в Ораниенбауме ошвартовался в Обводном канале, справа от входа в гавань. Здесь саперы навели сходни из толстых бревен. К рассвету оба сетевых заградителя стояли в Кронштадте.

...На четвертые сутки «Онега» пришла к причалу первой. Теперь все уже было ясно и отработано — танки и пушки мы принимали за считанные минуты. К полуночи мы уже успели выгрузить технику в Ораниенбауме.

В кают-кампании — ночной чай.

— Что будем делать дальше, товарищ командир? — спросил меня лейтенант Самохвалов. — Отдыхать или...

— «Или»... —засмеялся инженер-капитан 3-го ранга Владимир Бобров, весельчак и шутник, — говорят только в городе Одессе. Ты же, Ваня, коренной балтиец и уроженец Кронштадта!

— И все-таки «или»... — в тон ответил я. — А не сходить ли нам еще в один рейс по танки? Слово младшему по чину — лейтенанту медслужбы Голицыну. Ваше мнение?

Василий Голицын, фельдшер по должности и образованию, служака до мозга костей, более похожий на строевого офицера, чем на медика, поднялся и сказал:

— Надо идти за техникой.

— Старпом?

— Фарватер во льду отличный сейчас. Успеем вполне. «За!»

— Механик?

— Тоже «за»,

— Решено, — подытожил я. Потянулся к груше звонка. Через несколько секунд появился вестовой. — Боцмана в кают-компанию.

В эту ночь мы сделали два рейса и вместо четырех, переправили восемь танков.

Еще одна ночь. Снова Лисий Нос. Не успели ошвартоваться, , как появился командующий флотом,вице-адмирал В, Ф, Трибуц.

— Хочу посмотреть, как вы тут грузитесь, — ответил он на мой рапорт. Встал у лебедки, стал наблюдать, потом позвал меня: — Работаете хорошо, быстро. Но вот вопрос: нельзя ли взять еще один танк?

На меня сразу нахлынули сомнения: еще 28 тонн! Доложил свои соображения адмиралу. Он помолчал, улыбнулся и спросил:

— А что думает по этому поводу ваш боцман?

Прибежал главный старшина Анциферов и сразу ответил на вопрос командующего.,. В свете синих ламп я увидел, как покрылся морщинами лоб нашего механика — он прикидывал, что к чему.

Новый, 1944 год мы отметили по-своему: доставили в Ораниенбаум десять танков, сделали два рейса. Но вышло так, что утром 1 января с выгрузкой подзамешкались и уйти в Кронштадт не удалось. Корабль остался стоять в Обводном канале. Мы понимали, что это крайне опасно. Если враг увидит «Онегу», обстрела не миновать. Он и так бросает снаряды по гавани, и время от времени фонтаны битого льда поднимаются вверх, грохот взрывов отдается в корпусе, тянет сладковатым запахом взрывчатки.

С помощью специальной команды маскировщиков мы успели накрыть свою «Онегу» белыми маскировочными сетями, и я ходил по палубе, вспоминая плавания в тропиках под парусиновыми тентами. Но здесь, напротив, было изрядно холодно.

Топить же котел можно было с оглядкой, чтобы дымом из трубы себя не выдать.

В сумерки сняли маскировочные сети и отошли от пирса. Уже в заливе поняли, сколь силен ветер, и увидали, что лед давит на пробитый кораблями фарватер, затягивает майны. Корпус «Онеги» постанывал и потрескивал, кое-где прогибалась обшивка. До Лисьего Носа оставалось мили три с половиной, когда стало ясно: застряли! А вскоре узнали — помочь «Онеге» некому: «главный ледокол», тральщик, тоже застрял во льду.

Наступило январское утро. На фоне голубеющего неба в зимней дымке вырисовывались южный берег залива, строения Петергофа и колокольня Петергофского собора. Экипаж «Онеги» действовал энергично. Под руководством помощника командира и доктора были собраны все простыни у моряков и офицеров, изъяты запасы их из баталерки. Это позволило замаскировать корпус и надстройки с правого, видного противнику борта. На лед были выкачены дымовые шашки.

Солнце поднялось достаточно высоко и, рассеяв дымку, осветило корабль. Тут же со стороны Петергофа донесся раскат орудийного залпа. Вслед за ним в небо взметнулись четыре гейзера из дыма, льда, снега и осколков — перелет. Партия дымомаскировки, которую возглавляли лейтенант Иван Самохвалов и химист старший краснофлотец Леонид Григорьев, подожгла дымовые шашки.

Снаряды второго залпа легли с недолетом, совсем рядом с лежавшими на льду моряками. И тут восточный ветерок несет мощную пелену дымзавесы, перекрывающую почти точно по оси Большого корабельного фарватера ту часть Финского залива, которую зовут официально Невской губой, а в народе — «Маркизовой лужей», и отгораживающую «Онегу» от глаз вражеских артиллеристов.

— Э-эх, да чуть бы пораньше! — слышу я голос старшины 1-й статьи Воронова и не могу с ним не согласиться. Снаряды третьего залпа взрываются совсем близко, куски льда стучат по бортам. Но тут же мы слышим выстрелы с другой стороны.

Огонь открыли наши форты.

К вечеру ледовая обстановка изменилась к лучшему. С помощью тральщика «Онега» и другие корабли были освобождены из ледового плена. Мы сразу же встали к причалу Лисьего Носа.

Вечером, с наступлением темноты, наш корабль ушел в Ораниенбаум с пятью танками на палубе.

Вновь началось сжатие льдов. И вот в Кронштадте контрадмирал Г. И. Левченко провел совещание, на котором стоял один лишь вопрос: «Как быть дальше?»

Конечно, большинство командиров было за то, чтобы продолжать морские перевозки, ибо погода день ото дня налаживалась и можно было ожидать, что подвижки льда прекратятся. Но были и иные мнения: предлагалось построить от Горской на Кронштадт и далее на Ораниенбаум ледовую дорогу — опыт в этом деле имелся.

Оба предложения были приняты, но ледовая дорога получила, как говорится, приоритет. Ее срочно построили, и армейская техника потекла по льду. Вся, кроме танков. Их снова возили мы. Каждый день, до 21 января, несмотря на то что наступление развивалось успешно, Таков был приказ.