Я хочу напомнить о бое, который вошел в историю военных действий на Ленинградском фронте как необычный, единственный в своем роде. Но чтобы было понятным его значение в то время, необходимо сказать хоть несколько слов о военной обстановке, которая сложилась летом 1943 года под Ленинградом.

В январе была прорвана блокада. Войска Ленинградского и Волховского фронтов отвоевали узкую полоску земли между южным берегом Ладожского озера и Синявинскими высотами. По ней были проложены железная и шоссейная дороги, связавшие Ленинград с Большой землей. Работали они под непрерывным огнем противника, поскольку Синявинские высоты господствовали над местностью.

Задача наших войск состояла в том, чтобы, измотав и обескровив противника в затяжных боях, упрочить свое положение, расширить отвоеванный коридор, избавить дороги от прицельного артиллерийского огня.

Это можно было сделать, только захватив Синявинские высоты. Жестокие бои за них велись на протяжении многих месяцев. Еще в январе удалось захватить часть высоты 43,3, а в мае овладеть ею полностью. Но самая высокая — 45,0 — продолжала оставаться в руках противника.

На фронтовом языке она носила разные наименования — «Бараний лоб», «Проклятая», «Безымянная». Чаще всего ее называли «Чертовой высотой». С мая по июнь при достаточно хорошей артиллерийской подготовке ее штурмовали, сменяя друг друга, четыре стрелковые дивизии. Сотни бойцов остались лежать здесь навсегда. А высоту взять не удавалось. Она имела крутые склоны, опутанные проволочными заграждениями, подступы были заминированы. Фашисты «начинили» ее встроенными огневыми точками, соорудили блиндажи и ходы сообщения. У подножия высоты лежали старые торфяные разработки — котлованы с болотной водой, с узкими тропками между ними. Применить танки тут было невозможно. Серьезный маневр силами пехоты — тоже.

О «Чертовой высоте» и неудачах штурмующих ее подразделений было известно в частях фронта. Отсюда и родилась мысль о том, что брать ее надо необычно, нестандартно, используя момент внезапности, ночью и силами, может быть, одного-единственного саперного батальона.

Бывший наш комбат, а ныне председатель объединенного совета ветеранов инженерных войск Иван Иванович Соломахин еще тогда отказался от авторства плана и стоит на этой позиции все сорок лет. По его мнению, «идея родилась в батальоне», а заслуга командования состояла только в том, что оно ее уловило, изложило ее на совещании офицерам части и получило единодушную поддержку.

У меня немного другая точка зрения, но спорить со своим командиром не буду, ибо питаю к нему чувство глубочайшего уважения и признательности. Мне пришлось долго воевать под его началом, и скажу, что лучшего командира я не мог бы пожелать.

Когда я, младший лейтенант, прибыл в батальон, Иван Иванович являлся для меня, взводного, чрезвычайно высоким начальством. Только впоследствии я узнал, что до войны он был сугубо мирным человеком — инженером-сантехником по профессии, главным инженером областного коммунального отдела. Боевым сапером его сделала война.

Я встретился с чрезвычайно опытным, требовательным, сильным и умным офицером, достаточно известным в любых фронтовых кругах. Например, Николай Тихонов в одной из своих статей назвал его даже «хитроумным командиром». И вместе с тем при таких качествах наш комбат по-человечески был очень прост, понятен и доступен.

Помню, как со взводом я строил блиндаж. Подошел Соломахин, посмотрел: «Почему дверь открывается внутрь, а не наружу?» — «Правильно, товарищ капитан».— «Переде-лать!» Понимая, что даже комбат не может помнить буквально все, пошел я, нашел пособие-наставление, принес его Соломахину. В этом типе блиндажа дверь действительно открывалась внутрь на тот случай, если ее завалит разрывом снаряда или бомбы. Посмотрел на меня Иван Иванович: «Молодец, Богаев». И все. А я чувствовал себя на седьмом небе от похвалы.

Землянки тогда строились в расчете на взвод. И в каждой из них комбат бывал регулярно, с солдатами мог говорить часами. О деле. Шутил. Его любили. Офицеры, солдаты не боялись и не стеснялись делиться с ним всем — и радостью, и горем.

И пусть «идея родилась в батальоне», но именно наш комбат поручил начальнику штаба Николаю Сергеевичу Харенкину детально разработать план предстоящей операции и доложил о ее замысле генерал-майору Б. В. Бычевскому. Тот заколебался. Соломахин проявил настойчивость, и Бычевский согласился доложить о плане операции командую-щему фронтом. Но и Леонид Александрович Говоров отнесся к плану в первый момент с недоверием.

Однако при личном докладе командующему Иван Иванович доказал, что операция может быть успешной. План ее строился не только на эффекте внезапности. Именно саперы обладали нужными навыками при действиях ночью на нейтральной полосе. Кроме того, схема боя была разработана чрезвычайно досконально и учитывала все ситуации, которые могли возникнуть. Командующий согласился и приказал начать тренировки. Он же установил срок готовности батальону — 6 суток.

В районе Колтушей подобрали подходящую высоту. Используя данные дешифрованных фотоснимков и авиаразведки, отрыли такие же траншеи и ходы сообщения, какие были на «Чертовой», окружили ее заграждениями из колючей проволоки. Начались ночные тренировки, в которых участвовал весь батальон. В штурмовые роты были включены повара, сапожники, писари, шоферы.

Требовались полная скрытность и тишина. Иван Иванович был неумолим. Стоило кому-либо пошевелиться при свете ракеты, слегка кашлянуть, как цепи возвращались на исходные позиции и начинали движение вновь. Одновременно практика тренировок подсказывала детали операции. Решили идти в атаку без шинелей, противогазов и вещмешков. Применить в качестве основного холодное оружие, остро заточенные саперные лопаты. Карабины заменить автоматами ППС в легких съемных чехлах, предохраняющих их от попадания песка и земли. На шею атакующим надеть белые бинты с бантом сзади, чтобы отличать в темноте своих от противника.

Леонид Александрович Говоров посетил одну из тренировок и остался доволен. В ночь на 12 августа батальон занял исходные позиции для атаки напротив высоты — в неглубоком ровике за земляным валом. Ровно в 24.00 был дан сигнал к наступлению, раздался чуть слышный шепот: «Пошли!» — и 240 саперов поползли вперед через торфяник, ямы с водой и разложившиеся трупы.

Убедившись, что цепи двигаются по плану, И. И. Соломахин, его заместитель по политической части Г. А. Тарасов и начальник штаба Н. С. Харенкин с группой развед-чиков и связистов также поползли вперед, опережая массу наступавших.

На преодоление 500-метровой полосы до высоты ушло три часа. В 2 часа 45 минут группа, возглавляемая комбатом, достигла ее основания и расположилась в заранее выбранных разведчиками воронках. А цепи чуть запоздали. Один из офицеров, сопровождавших комбата, выполз из воронки. Раздалась очередь из немецкого автомата, взорвалась граната.

Наши разведчики тут же уничтожили пост охранения. Но операция была на грани срыва. И комбат был вынужден дать сигнал к штурму — серию зеленых ракет,— не дожидаясь полного подхода цепей.

Хорошо помню этот момент. Увидев ракеты, я повернул голову. Кое-кто из бойцов нерешительно поднимался. Не ошибка ли? Пришлось крикнуть: «Вперед! Бей гадов!» Бойцы вскочили, устремились на высоту.

Бой был очень скоротечным. В первой траншее фашисты не успели оказать сопротивления. Блиндажи мы забросали гранатами, тех фашистов, которые успели схватить оружие, уничтожили. Впереди вторая траншея. Тут враг яростно со-противляется. Но через несколько минут и она захвачена. Выбрасываем из траншеи трупы фашистов, подсчитываем свои потери. Погибло 16 наших товарищей. Среди них — врач капитан Шишов, разведчики Коля Ермаков, Саша Дивак, санинструктор Нина Лосева. Смертельно ранен мой сосед справа лейтенант Коля Федотов.

Раненых — 26 человек. Тяжело ранен старший сержант Семен Куприн. Лишних людей на высоте нет. Поэтому ему предлагают, что его будут нести пленные немцы. Он категорически отказывается: «Лучше я тут помру...»

Рассветает. Противник, очнувшийся от шока, накрывает высоту яростным артиллерийским огнем. Главное у нас еще впереди. По плану нам нужно было захватить высоту и передать ее пехотным частям. Но еще при отработке взаимодействия наши соседи отнеслись к операции равнодушно, считая ее несерьезной и автоматически обреченной на провал. Поэтому вместо пехотного батальона на высоту прибывают... разведчики из стрелковой дивизии.

Иван Иванович Соломахин перестраивает боевые порядки батальона для обороны, хотя это и не предусматривалось на тренировках. Нашим передним краем становится бывшая вторая траншея противника.

С рассветом на сопку начинают накатываться цепи пьяных фашистских автоматчиков. Бой идет яростный. Выдерживаем несколько контратак. Не хватает боеприпасов. Бойцы подхватывают брошенные фашистами гранаты-«колотуш-ки» и швыряют их обратно. Подбираем немецкие автоматы после отражения каждой контратаки. Образцы воинского героизма показывают Иван Муравейников, Валя Григорьева, Вера Долбилкина (Барановская), Нина Ласкина (Куприна), сержант Любочко и многие другие.

Контужен комбат, ранен его заместитель И. А. Ханов. Но оба продолжают руководить боем. В полдень командующий фронтом по радио (другой связи не было) передал благодарность всему составу батальона и сообщил, что Иван Иванович Соломахин награжден орденом Суворова III степени, командиры рот — орденами Красного Знамени. Одновременно он просил представить к наградам всех участников штурма.

А бой все продолжается. Во время восьмой или девятой контратак нам удается оттеснить несколько десятков фашистов в траншею и уничтожить их автоматным огнем. Кажется, это отрезвляет противника. Становится полегче. Наконец в 4 часа дня нас сменяют пехотные части. Высота — наша. Мы отходим к тылу, унося раненых.

Начинжфронта генерал Б. В. Бычевский вспоминает, что, когда он доложил командующему фронтом об успехе операции, Леонид Александрович Говоров сказал: «Молодцы саперы. Командир фашистской дивизии вон как оправдывается перед Линдеманом. Говорит, что два полка русских атаковали высоту ночью...»

Конечно, и во время и после войны мы часто вспоминали о бое за «Чертову высоту». И всегда при этом — о комбате. Пусть он отказывается от «авторства», но он вложил в него. все, что положено отличному боевому офицеру,— тонкий ум, опыт, знание людей, упорство, личную храбрость. Вспоминаю суровость комбата на тренировках, вспоминаю его, контуженного на высоте, где он ни на момент не выпускал из рук . нити тяжелейшей схватки... Нет, все-таки это был «его» бой!.

Может быть, читателю газеты будет любопытно узнать, что высота 45,0 имела и некоторую послевоенную историю. Ее земля была настолько насыщена металлом, минами, взрывчаткой, что представляла немалую опасность для населения. Пришлось держать тут специальный пост. Потребовалось потратить немало времени и сил, чтобы очистить землю. Сейчас на склоне высоты стоит обелиск в память о погибших здесь наших товарищах.