Я рощу «Круглая» до сих пор во сне вижу. Все сорок лет она у меня из головы не выходит. Когда начался бой, она еще действительно походила на рощу, а к концу дня от рощи ничего не осталось — одни пеньки торчали...

Обороняли ее отборные фашистские войска, о «доблести» которых много шумела фашистская печать после летних боев 1942 года. Дрались они яростно, упорно, в плен не сдавались. Надо было вгрызаться в их оборону, сражаться за каждый поворот траншеи, каждую позицию, каждый блиндаж. В первые часы наступления удалось немного сделать — взяли мы только три траншеи.

Это был не лихой прорыв, а тяжелейший труд. Представьте: до восьми полковых атак в сутки. До чего доходило: сам командир полка, вопреки уставу, выхватывал писто-лет и бросался вперед, поднимая бойцов. Как в гражданскую войну.

Напряженность была великая. И иногда все запутывалось так, что не поймешь, где наши, где немцы. Помню, очутились мы на немецком блиндаже. Из трубы дымок идет. Командир показывает: «Я две гранаты в трубу, а вы — к дверям и сразу из автоматов!» Так и сделали. Четырьмя фашистскими офицерами меньше стало.

А когда наша дивизия все-таки вышла на западную опушку рощи, позади остались лежать более тысячи трупов немецких солдат.

Было тогда одно правило для всех: «Пока на ногах — не выходи из боя!» Меня сильно по голове чиркнуло. Я разгорячен, санинструктор тоже. Перевязал голову: «Царапина!» Я опять вперед пошел. А потом эту «царапину» пришлось лечить до лета,

Когда мы соединились с ленинградцами, стали считать. Входило в бой в нашем подразделении 540 человек, вышло из боя на своих ногах 43 человека. Много было, конечно, раненых, но и убитых оказалось немало. Помню, как мы построились.., Удивительное было зрелище. Не случайно у нас каждому солдату вручили медаль «За отвагу».