В 1970 году издательство «Аврора» выпустило фотоальбом «Невский проспект в дни войны и мира». В самом начале его есть снимок, на котором запечатлены ленинградцы, слушающие сообщение о начале войны. Юноша, второй справа на снимке, это я. На мне костюм и серая кепка. Это было воскресенье. В обычные дни я носил форму ученика ремесленного училища.

В самом начале войны наше РУ № 82 выполняло заказы для фронта — выпускало взрыватели для противотанковых гранат. Вместе с военруком училища мы выезжали на оборонные работы в район Ржевки, копали противотанковые рвы, оборудовали пулеметные точки. Потом начались бомбежки и обстрелы. В ноябре или в начале декабря наше училище перевели на Невский проспект. Оно заняло здание рядом с бывшей Думой. В самой Думе на втором этаже находилась наша столовая.

Эта столовая очень памятна. Помню последний ужин в ней: две ложки жидкой каши из ржаной муки, немного какого-то черного масла (говорили, что горчичное), 75 граммов хлеба и одна конфета. Каждому полагался еще стакан кофе. Но я, не дожидаясь кофе, решил уйти домой, так как началась тревога, а мне надо пешком добираться домой — до Волковой деревни.

Когда я дошел до конца Гостиного двора, сзади послышался сильный взрыв. Я обернулся и увидел, что снаряд попал в столовую, где находились мои товарищи.

Я не буду описывать ужасы блокадной зимы 1941/42 года. Они правдиво изображены многими авторами. Скажу лишь, что мы ежедневно чувствовали, как нас покидают силы. Быстро ходить уже не могли, двигались тихо.

И вот наступил долгожданный день, когда нам объявили об эвакуации на Большую землю. Сначала сказали, что поедем на Северный Кавказ, потом пришло новое сообщение: едем в Свердловскую область, в Нижний Тагил.

9 марта мы пришли в столовую, которая находилась в Доме книги. Обед был хороший, мы получили даже макароны. Когда мы вышли из столовой, на душе было хорошо и мы даже улыбались. Вдруг ко мне подошел мой приятель Толя Ваганов и говорит: «Пойдем ко мне, помоги похоронить мать. Она умерла три дня назад, а завтра нам выезжать». Вместе с еще одним товарищем, Витей Ивановым, мы пошли к нему домой на Фонтанку. Поднялись на четвертый этаж. Толя открыл дверь квартиры, и мы ощутили специфический запах.

Толя завернул тело матери в простыню, одеяло, перевязал веревкой, как это делали тогда все ленинградцы. Мы с Витей вытащили тело с четвертого этажа вниз. Тащили волоком: нести не было сил. Когда вышли на улицу, стали размышлять, куда же положить труп. Толя сказал: «Давайте спустим по снегу прямо в Фонтанку. Больше некуда». Так мы похоронили мать Толи Ваганова,

Толя собрал свои вещи, взял офицерскую сумку с планшетом, положил туда семейный фотоальбом, оделся, и мы пошли опять в училище. Там нам объявили, что сбор будет завтра в 12 часов на Финляндском вокзале.

...И вот уже поездом мы едем к Ладожскому озеру. На берегу нас пересаживают в грузовые машины ЗИС-5, в кузов. Мы прижимаемся друг к другу, сверху нас накрывают брезентом. Ладожское озеро пересекаем ночью.

В пять утра приехали в какой-то эвакопункт. Нас поместили в церковь с расписанными стенами. В 9 часов утра накормили— дали нам по солдатскому котелку пшенной каши с большим количеством масла и хлеба граммов триста. После этого многим стало плохо, ибо к такому питанию мы не привыкли. Обильная пища на пользу нам не пошла.

В 5 часов вечера подошел поезд. Нас погрузили в вагоны по сто человек в каждый, дали сухой паек, и мы поехали по Большой земле.

Поезд шел по Северной железной дороге. Зима была холодная, морозная, в котелках вода превращалась в лед. Проехали места боев с землей, изрытой воронками, с разбитыми повозками и орудиями, приблизились к станции Буй. Мы сидели возле чугунной печурки, которая находилась в середине вагона, и рассматривали альбом с фотографиями семьи Толи Ваганова. Отец у него был военный, на фото изображен в форме, в петлицах — три или четыре «шпалы». Была и семейная фотография втроем — отец, мать и Толя в матросском костюмчике.

Вдруг Толе стало плохо, у него начался какой-то припадок, изо рта пошла пена, он побелел, потом стал синеть. Часа два или три он лежал на полу. Мы думали, что он отойдет. Он так и умер. Старший по вагону сказал, чтобы открыли дверь, и ребята выбросили тело Толика с поезда в снег на крутой насыпи. Так мы похоронили Толю Ваганова.

До Нижнего Тагила добирались восемнадцать суток. Один раз в сутки нас кормили, в основном — ночью, в это же время обычно подъезжала «скорая помощь», которая забирала особенно ослабевших. Днем мы стояли где-нибудь в поле, пропуская эшелоны на фронт.

В Нижний Тагил, в поселок Красный Урал, приехали 28 марта. Из 100 человек, которые находились в нашем вагоне, доехали 51, остальные были отправлены в больницу или погибли. Нас разместили в двухэтажной школе, сводили в баню, все вещи сожгли. Эту школу мы называли «санаторием». Были тут ребята в разное время, а затем партиями их отправляли на завод. Здесь мы работали по 12 часов в сутки, и, конечно, каждый из нас стремился сделать все возможное для фронта.