Пришла война неожиданно. Шел грозный 1941 год, в наш город ворвались гитлеровские головорезы. Они не щадили ничего: вешали население прямо на столбах, топтали наши парки, уничтожали все, что нашим горожанам было мило и дорого. Потекли темные дни оккупации, начался массовый вывоз населения в Германию. Осенью 1943 года угнали и меня. Как скот, под присмотром озверевших бандитов и овчарок нас заперли в вагоны и повезли. Германия, город Эрфурт, бараки, в которых перебывали тысячи таких, как мы. Стены бараков все исписаны адресами, именами — они оставляли адреса своей Родины.

Первое утро на чужой земле. Всех выстроили в ряд, и начался торг. Да, продавали оптом по дешевке, а в одиночку брали дороже, ходили и выбирали. Немец тонкий, как жердь, выбрал восемь моих землячек, а с ними попала и я. Он вез нас в город Заальфельд на Ведере и поминутно пересчитывал. Несладко было нам, я увидела наших пленных. Жутко было смотреть: живые скелеты, их заставляли делать адский труд. Здесь были люди из многих стран, и все они не имели имен, фамилий, а только номера и знаки. Приходилось работать, но многие саботировали, ломали станки — все, что могли. Я знала группу наших пленных. Один из них вывел из строя главный станок, за что его по-зверски били, немец плевал ему в лицо и заставлял, чтобы тот плевки ловил своими потрескавшимися губами. Парень стойко перенес все, что придумывал этот гад, но не разомкнул рта.

Я видела, как они носили траур по (гибели) дивизий под Сталингра-дом. Много пришлось пережить побоев, унижений. Были и такие, кто подхалимничал, они у немцев ходили в холуях, доносили на нашего брата.

В 1945 году гитлеровские головорезы, чувствуя свою гибель, взбе-сились. Они влетели на машине к нам в лагерь в городе Ганновере и расстреляли семь человек. Согнав весь лагерь — мужской и женский — над трупами убитых, старались запугать нас. Мы вдвоем с девушкой по имени Мария (она была харьковчанка) делаем побег из лагеря. Гитлер, чувствуя свою гибель, набрал в свою армию подростков, которые тащились по дорогам отступавшей гитлеровской армии. Немцы тащили за собой все, что могли, угоняли целые лагеря, но многие не покорились, уничтожив охрану, разбегались.

Я видела поверженную Германию, когда она капитулировала. Это было незабываемое зрелище, кругом были вывешены белые флаги: на окнах, балконах — все было бело. Сердце не могло вместить нашу радость. Буквально все делали себе большие красные звездочки и носили на груди. Мы находились на территории союзных войск. День Победы. Я его запомню на всю жизнь. Было утро. Весеннее майское утро. Оно и несло с радиоприемника нашу русскую речь, говорила Москва, а мы слушали и плакали, плакали от счастья: говорила наша Москва. К нам приехал офицер — представитель нашей Советской Армии. Состоялся митинг, посвященный Дню Победы. В почетный президиум были избраны узники лагерей, представители союзных войск, и мне выпало счастье сидеть за столом, покрытым красным полотнищем. Говорили много, говорили, что война никогда не должна повториться. Эльба! Наконец мы видим своих солдат, русских солдат и девушек, солдат, которые во имя жизни и мира прошли нелегкий путь до Эльбы, неся радость освобождения и мир людям многих стран. Я видела совсем свежие холмы, на которых, как памятники, лежали русские каски.

Я низко кланяюсь всем, кто шел, чтобы освободить нас, шел, не жалея жизни. Всегда вспоминаю тех, кто навечно остался лежать под холмиками. Да, мое поколение испытало многое. Мы почти все отцы и матери. У нас растут дети. Чтобы никогда они не испытали того, что выпало на юность их матерей и отцов. Так пусть никогда не смолкает смех влюбленных, детские улыбки.

Милая «Комсомолка», возможно, это письмо не будет напечатано, так передайте привет через газету бывшим военнопленным — Борису Копылову, москвичу Павлу Борченко, девушкам из лагерей Лидии Берестовой, Людмиле Буденой, Нине Масленниковой. Хотелось узнать, как сложилась их жизнь.


Бурлакова Татьяна. 5 мая 1965 г., г. Николаев.

РГАСПИ, Ф. М-98. Оп. 3. Д. 9. Л. 106—107.