Борис Скорбин
КОМБРИГ "НЕУЛОВИМЫХ"

   С утра разгулялся ветер. Словно сердясь на сыпавшуюся с неба сухую белую крупу, он неистово расхлестывал ее во все стороны и начисто сдувал с плаца казарменного двора. А во дворе уже выстроился и застыл в ожидании команды небольшой отряд, которому предстоял далекий и долгий путь - из Москвы во вражеский тыл.
   Щеки бойцов на ветру раскраснелись. Пар от дыхания хрупкими сосульками оседал на шапках-ушанках, на белых маскировочных брюках и куртках с капюшонами. Все казались на одно лицо, даже стоявшая на левом фланге военфельдшер Саня Павлюченкова не отличалась от остальных бойцов, от комиссара Бориса Львовича Глезина, от начальника разведки Павла Алексеевича Корабельникова, от связного Валентина Никольского.
   Эти двадцать восемь мужчин и одна женщина совсем недавно входили в состав батальона особого назначения, который дрался на подступах к Москве, минировал шоссейные дороги Клин - Солнечногорск - Калинин, истреблял оседавших в лесах фашистских парашютистов и диверсантов, вышибал гитлеровцев из захваченных ими сел и деревушек...
   Сейчас, вглядываясь в лица бойцов своего малочисленного отряда, недавний командир батальона капитан Михаил Сидорович Прудников будто задавал один и тот же вопрос: "Ну, как, ребята, не подведете? Не подкачаете?"
   Ребята уже сдали командованию свои партийные и комсомольские билеты, изучили маршрут и уяснили главное: предстоит нелегкая работа где-то далеко от Москвы, в лесах Белоруссии, захваченной, но не покоренной немецко-фашистскими оккупантами. И Прудников теперь уже не Прудников, а Неуловимый. Он был невысок ростом, худощав и подвижен. На его обветренном чисто выбритом лице светились небольшие внимательные глаза. Быстрая, почти бесшумная походка, стремительные движения и отточенная строевая выправка - все выдавало в нем пограничника.
   Он и впрямь до Великой Отечественной войны служил на пограничной заставе в Кара-Кумах, воевал с басмачами, а потом учился в пограничном училище. А еще раньше...
   В 1930 году сибиряк Миша Прудников по путевке комсомола пришел на речной флот и плавал матросом на маленьком буксирном пароходе "Новосибирск". С парохода добровольцем ушел в Красную Армию и с тех пор уже больше десяти лет носит военную форму...
   Командир отряда "неуловимых" должен был повести своих товарищей в фашистский тыл, чтобы помогать местному населению разжигать пламя партизанской борьбы, а также выполнять специальные разведывательные задания.
   Ветер не затихал. Он по-прежнему бросал во все стороны снежную крупу. Зеленые брезенты двух автомашин, ожидавших пассажиров, раздувались и хлопали о железные ребра. Увешанные оружием и вещевыми мешками, бойцы влезли в машины и впервые за это утро заулыбались: военфельдшер Павлюченкова никак не могла забраться в кузов - мешали сумки с медикаментами и связки гранат.
   - Давай руки, Саня,- предложил комиссар Глезин и под дружные возгласы "Эй, ухнем!" втянул раскраснев- шуюся девушку в машину. А еще через минуту зафырчали застывшие на морозе моторы и грузовики понеслись по Ленинградскому шоссе Москвы...
   Вблизи города Торопца машины остановились, чтобы выгрузить пассажиров, затем повернули обратно в Москву. А отряд стал на лыжи.
   Нелегкий путь остался позади. Отряд "неуловимых", пока лишь 29 смельчаков, пересек линию фронта 5 марта 1942 года.
   
   Наступала весна, она сулила оттепель, мокреть, оттаявшие, хлюпающие болота Белоруссии.
   Идти на лыжах по снежной целине трудно. И несмотря на это, по тридцать километров ежедневно проходили "неуловимые". Эти броски изматывали бойцов, и на случайных ночлежках в деревушках, наполовину сожженных и разваленных, все засыпали крепким сном. Лес за лесом, деревня за деревней... Трупы расстрелянных и повешенных, скорбные толпы беженцев, бредущих куда глаза глядят, треск немецких мотоциклов по дорогам и марширующие колонны гитлеровских солдат вызывали у "неуловимых" нетерпение и желание поскорее приступить к делу.
   - Может, начнем? - предложил Глезин на очередном привале возле села Борисоглеб.
   Позади уже пролегли многие километры пути. По единодушному мнению, больше медлить было нельзя. Правда, капитан имел задание дойти до хутора Забелье Витебской области и там попытаться создать первую базу. Но откладывать было невмоготу, и Прудников согласно кивнул. Несколько разведчиков во главе с начштаба Чернышевым пошли проверить обстановку и выяснили, что на станции Опухлики скопились фашистские бронепоезда. Они непрерывно курсировали и обстреливали близлежащие районы.
   Выслушав доклад разведчиков, капитан Прудников решил взорвать железнодорожный мост возле самой станции и тем самым как бы запереть бронепоезда, лишить их ма- невренности.
   Первая боевая операция в тылу врага! Участвовать в ней захотели все. Но не мог же капитан послать сразу весь отряд. Шестеро партизан вышли на задание вечером. Однако, как говорят, первый блин оказался комом. Местность была незнакомая, резко пересеченная (холмы и овраги, занесенные снегом), да и опыта у партизан, видимо, еще недоставало. Проплутав двое суток, подрывники не нашли железнодорожного моста и вернулись, не выполнив задания.
   Тогда Прудников сам возглавил группу. 14 марта с ним пошли подрывники Попов, Палиха, Волков, Индыков и Константинов.
   Все время сверяясь с картой и компасом, Прудников уверенно вел товарищей. На пути попадались то холмы, то низины, то лесные просеки, то почти непроходимые болота. Наконец в предрассветном тумане партизаны увидели очертания моста.
   - Попов, Индыков, в разведку.
   Разведчики заскользили вперед, потом по-пластунски поползли к насыпи: издали казалось, что ветер гонит снежные переносы.
   Немецкой охраны у моста не оказалось. Капитан приказал Константинову, Палихе и Волкову заложить толовый заряд под мост и взорвать его. Попов, Индыков вместе с командиром залегли с автоматами у насыпи, чтобы в случае необходимости сразить любого неожиданно появившегося охранника.
   Потянулись минуты ожидания. Но они уже не были схожи с тем ожиданием, которое томило недавно. Тогда пугала неизвестность и боязнь за жизнь товарищей, а сейчас, когда цель была, что называется, на мушке, каждый нерв напрягся. "Скорее, скорее, ребята",- мысленно торопил капитан бойцов.
   Но они и так работали споро, точно. Вот Палиха нырнул под мост со своим смертоносным грузом. Вот Константинов пополз назад и потянул за собой шнур.
   - Готово?
   - Готово.
   Прудников взмахивает рукой. Константинов резко дергает шнур. Грохочущее эхо разносится над железнодорожными путями, над лесом. Тугая взрывная волна бьет в уши. В воздух взвиваются обломки железа и дерева и через некоторое время летят обратно, выпадая из дымного черно-бурого облака.
   Мост возле станции Опухлики перестал существовать.
   Когда все вернулись к месту стоянки, усталые, но довольные, комиссар Глезин от души поздравил участников операции и, крепко пожимая руку Прудникову, с чувством произнес:
   - Вот оно, наше начало... Вот он, наш первый привет фашистам.
   - Лиха беда начало,- отозвался Прудников и спохватился : - Какое сегодня число, товарищи?
   - Пятнадцатое марта.
   - Так и запишем. Первый подарок гитлеровцам сделали ровно через десять дней после перехода линии фронта.
   "Так и запишем..." Это не были случайно оброненные слова. Капитан еще в Москве решил, что заведет командирский партизанский дневник, куда будет ежедневно кратко записывать факты, и только факты, из боевых будней от- ряда.
   
   * * *
   
   Через восемь месяцев маленькая группка превратилась в бригаду, включавшую в себя 14 партизанских отрядов, насчитывавших более 800 человек. Как острые стрелы, вонзившиеся в черное тело оккупантов, отряды расположились в различных пунктах Полоцкого района Витебской области и ежедневно пополнялись за счет бойцов и командиров Красной Армии, бежавших из окружения и гитлеровских лагерей, и за счет притока добровольцев из местных жителей. Люди шли и шли, просили, требовали принять их, так как хотели лишь одного: с оружием в руках бороться против оккупантов.
   Михаил Прудников, уже майор, стал командиром бригады. Борис Глезин - комиссаром. В штаб бригады, разместившийся в глухом лесу, в шести километрах восточнее большого села Зеленки, часто наведывались командиры отрядов - Якимов, Шинкарев, Дюжин, Тищенко, Лученок, Чеверикин и другие. Здесь они получали инструктаж и задания, согласовывали свои планы и, ободренные и согретые товарищеским теплом, уходили на боевые операции. Здесь же майор Прудников допрашивал пленных и перебежчиков и делал записи в своем походном дневнике.
   Теперь майора нельзя было узнать. Большая густая борода скрыла узкое худощавое лицо, голос охрип, глаза ввалились... Фашистские лазутчики распространили слух, что под Полоцком действуют крупные "красные банды" под началом бородатого командира, но поймать и уничтожить их невозможно: они ускользают буквально под носом карателей и исчезают, словно неуловимые невидимки.
   Майор часто покидал свою штабную землянку, где кроме него постоянно жили комиссар Глезин, начштаба Щенников (Чернышев погиб в схватке с карателями), на- чальник разведки Корабельников. Со своими спутниками - Щенниковым, Корабельниковым и группой автоматчиков Прудников появлялся в селах, где только что побывали фашистские зондеркоманды, в укромных местах встречался с разведчиками и подпольщиками, участвовал в заседаниях Полоцкого подпольного райкома партии. Комбриг информировал членов райкома и его секретарей - Новикова и Петрова - о боевых действиях партизан и намечаемых операциях.
   Бывало, что комбрига сопровождал радист Володя Пиняев. Ныне штаб бригады имел свою миниатюрную радиостанцию, прозванную "Белкой", и при ее помощи Неуловимый связывался с Москвой, передавал важные донесения, а также получал ответы на свои запросы. Ответы чаще всего были лаконичными: "План одобряем. Результаты сообщите". Или: "Захваченные документы вышлите. Пленных допросите и переправьте Москву". Или: "Ждите десант. Сообщите координаты".
   В ответ Пиняев выстукивал сведения о новых и новых налетах на вражеские гарнизоны, о спущенных под откос воинских эшелонах, о системе гитлеровских укреплений, о подпольщиках и разведчиках, проникших в Ветрино, Россоны, в Полоцк. Все сведения майор подписывал неизменно : "Неуловимый".
   Нередко на партизанских минах подрывались гитлеровские поезда с войсками и техникой; нередко карательные отряды попадали под огонь партизанских засад, а в селах и деревнях, считавшихся "благонадежными", появлялся самодеятельный ансамбль песни и пляски "неуловимых", и перед концертом комиссар или другой представитель штаба выступал с докладом о положении на фронте... Гитлеровское командование подготовило крупную карательную экспедицию "Нюрнберг". В Полоцкий район были стянуты большие силы пехоты, артиллерии, танков, авиации, а также вспомогательные отряды.
   Гитлеровские части должны были прочесать леса и рощи, болота, подозрительные деревни сжечь, а коммунистов и советских активистов расстрелять или повесить.
   На оперативном совещании в штабе "неуловимых" было принято предложение комбрига: на подступах к Полоцку встречать противника массированным огнем из засад, а нескольким отрядам просочиться в тыл и ударить там противника, отвлекая его на себя. Одновременно было решено усилить диверсионную работу на железнодорожной линии Полоцк - Даугавпилс - Молодечно и контактировать боевые действия с соседними партизанскими соединениями.
   Операция "Нюрнберг" началась в начале декабря 1942 года и продолжалась почти два месяца. "Неуловимые" действовали смело, решительно, короткими огневыми ударами деморализовали войска противника, били их с флангов и тыла, а сами действительно оставались неуловимыми, так как постоянно меняли дислокацию отрядов и, исчезнув в одном районе, неожиданно появлялись в другом.
   С особым удовольствием и хитроватой улыбкой вспоминает Михаил Сидорович одну боевую "комбинацию".
   Крупная карательная экспедиция, двигаясь в сторону Невеля, приближалась к месту расположения бригады. В это же время фашистское командование двинуло из Невеля в целях передислокации воинскую часть. Согласованной связи между двумя вражескими группами не было. Пользуясь этим, Прудников поспешил ночью преподнести карателям "сюрприз": ударил по воинской части, шедшей из Невеля. Гитлеровцы с обеих сторон немедленно развернулись в боевой порядок и... вступили в схватку друг с другом. А партизаны тем временем скрытно отошли.
   
   * * *
   
   Однажды комбриг получил от командира одного из отрядов Ивана Павловича Комлева записку, в которой тот просил срочно встретиться и местом встречи назвал деревню Сергеево, неподалеку от города Полоцка. Прудников понимал, что без особой надобности Комлев не будет настаивать на личной встрече, поэтому быстро собрался в путь. А он был долгим и нелегким - 120 километров по оккупированной территории.
   Группа партизан во главе со своим комбригом несколько дней шла лесами, пересекала железную дорогу, переправлялась через мелкие речушки и озера и наконец добралась до деревни Сергеево. Иван Комлев увел комбрига в жарко натопленную хату и объяснил причину, вызвавшую необходимость послать записку.
   В небольшом селе Быковщина Ветринского района с 1924 года существует детский дом имени Владимира Ильича Ленина. Когда началась война, руководители детдома пытались эвакуироваться на подводах, но, попадая под обстрелы и бомбежки, очутились на уже захваченной врагами территории. Немало детей было убито и ранено. Остальные измучились и потеряли надежду пробиться к своим. Тогда Николай Станиславович Тишкевич, старый красногвардеец, в годы гражданской войны боец бронепоезда "Красный путиловец", секретарь партийной организации детдома, решил возвратиться домой, в Быковщину. Эсэсовцы не раз останавливали колонну с детьми, грабили продукты, одежду, кухонную утварь, допрашивали, избивали взрослых и требовали выдать им коммунистов и евреев.
   Под самым Полоцком, через который необходимо было проехать в Быковщину, все мужчины - их было 12 человек - легли на дно повозок и укрылись постельными принадлежностями, поверх которых уселись ребятишки. Рядом шли только женщины: мужчин немцы задерживали и отправляли в лагеря. Колонна благополучно прошла через контрольно-пропускной пункт и вскоре добралась домой.
   - Теперь,- рассказывал Комлев,- немцы часто налетают на Быковщину, обстреливают здания, грабят, издеваются. Всех детей старше двенадцати лет требуют привести в Ветринскую комендатуру, чтобы потом отправить на работу в Германию. Ищут также еврейских детей - тех сразу вешают или стреляют из автоматов.
   - Сколько там детей? - спросил Прудников.
   - Человек триста... Все погибнут, если мы не поможем,- сказал Комлев.
   - Хорошо. Сделаем все, что в наших силах. Выделите группу для сбора продовольствия и одежды, а я, вернувшись в штаб, посоветуюсь с товарищами, свяжусь с Москвой и тогда извещу вас, что надо делать дальше.
   Москва радировала, что спасение трехсот советских детей - боевая задача, и для выполнения этой задачи не надо Жалеть ни времени, ни сил.
   Чтобы ориентироваться в обстановке, комбриг решил отправиться в Быковщину в сопровождении Щенникова и группы автоматчиков.
   В штабе бригады долго и скрупулезно обсуждали и прикидывали, как лучше добраться до Быковщины, не привлекая внимания фашистов и не пугая своим появлением детей и коллектива воспитателей. В конце концов было решено захватить с собой несколько комплектов немецкого обмундирования и пользоваться им при необходимости в пути, проходя мимо гитлеровских патрулей. В детдом также явиться под видом очередной группы эсэсовцев, но предварительно предупредить об этом Николая Станиславовича Тишкевича через сына Петра - партизана, бывшего преподавателя детдома.
   Так и сделали. Первым в дом вошел Петр Тишкевич, а через несколько минут появились "немцы", которых приветливо и даже со слезами на глазах встретил Тишкевич-отец. Он сказал:
   - Если не поможете, пропадем ни за что... Больше нет сил держаться. Я-то старик, свой век кончаю. Но детишки!..
   - Поможем!.. Обязательно поможем,- с чувством заверил Прудников, еще не представляя себе, как штаб бригады сможет помогать детскому дому и спасать его от налетов грабителей и насильников.
   Обратный путь "домой" был короче, чем первоначальный - в Быковщину. По пути в детдом Прудников встречался с разведчиками и записывал в дневник наиболее важные сведения, которые предстояло радировать в Москву. А теперь партизаны шли напрямик, нигде не задерживаясь. Майору не терпелось поскорее добраться до штаба и посоветоваться с комиссаром и подпольным райкомом партии: что и как делать?
   Совещание в штабе закончилось единодушно принятым решением: для снабжения детского дома и охраны его от гитлеровцев выделить специальный отряд. А для отвлечения внимания немцев и сбора трофеев - продовольствия, одежды, обуви - подготовить налет на фашистский гарнизон в районном центре Диена. Партизан привлекало и то обстоятельство, что в Диене было много продовольственных и вещевых складов, а на окраине находился концентрационный лагерь. "Одним заходом" можно было спасти от смерти много узников, томившихся за колючей проволокой.
   Комбриг поручил командиру отряда Комлеву создать три ударные группы, а также диверсионную группу.
   Первой группе под командованием Пигицина предстояло наступать вдоль южного берега Диены и штурмовать здания на северной окраине города, где располагались гитлеровские охранные подразделения.
   Вторую группу повел Иван Касьян с целью оседлать шоссейную дорогу Диена - Шараги и преградить пути отхода оккупантам.
   Третью группу возглавил Павел Иконников. Он должен был наступать по западному берегу Диены и прорваться на южную окраину города.
   Все командиры групп хорошо знали местность и, что очень важно, не раз встречались с разведчиками-подпольщиками Ананьевым, Хохловым и Кухаренком, которые в ночь налета должны были стать проводниками.
   В одиннадцать часов вечера партизаны скрытно сосредоточились на исходных рубежах. Прудников вместе с Комлевым и начальником штаба сводного отряда Лубянниковым расположились на окраине деревни Положинчиково. А в лесу в темноте дремали кони, запряженные в подводы. Тридцать подвод для будущих подарков детям.
   В черно-свинцовое небо взвилась красная ракета, пущенная Сергеем Лубянниковым. И в ту же минуту партизаны ринулись на штурм Диены. Автоматные и пулеметные очереди, взрывы гранат, звон разбитых стекол, крики выпрыгивавших из окон гитлеровцев - все слилось в единый "концерт".
   Бой был скоротечным. Партизаны захватили богатые трофеи: много мешков с мукой, солью, сахаром, одеяла, подушки и даже... швейные машинки.
   По приказанию комбрига партизанские группы, предварительно взорвав мост, отошли к своей базе, а специальная группа тем временем истребила лагерную охрану и освободила узников. Изможденные, обросшие, в полосатых аре- стантских костюмах, они плакали от радости и искали "старшого", чтобы попроситься в партизанскую бригаду. Часть из них штаб "неуловимых" принял и распределил по отрядам, а других позднее переправил через линию фронта - в распоряжение командования Красной Армии.
   Все трофеи были доставлены в Быковщину, и Николай Станиславович Тишкевич при помощи Ольги Розумович и других воспитателей застелили ребятам кровати, а продукты надежно замаскировали в лесу.
   Шли дни, недели, месяцы. Красная Армия постепенно приближалась, освобождая один район за другим. "Неуловимые" получили приказ перебраться на запад Белоруссии - в Налибокскую пущу и там бить фашистов. Уходя из-под Полоцка, штаб оставил для отвода глаз отряд под командованием помкомбрига Никитина. Ему предстояло отвлекать внимание оккупантов, продолжать боевые операции и охранять детский дом,
   В сентябре 1943 года Михаил Сидорович Прудников был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Он получил новое назначение, но с родной ему бригадой "неуловимых" продолжал поддерживать непрерывную связь...
   Полковнику Михаилу Сидоровичу Прудникову исполнилось 53 года. Он и сейчас в строю. В свободное от службы время пишет воспоминания. Листая пожелтевшие страницы своего дневника, полковник вспоминает "дела давно минувших дней...".
   - Скоро заканчиваю записи для новой книги,- говорит он, прощаясь со мной.
   Пожелаем Михаилу Сидоровичу больших творческих успехов и хорошего здоровья.