В первой декаде января 1943 года я находился в Чувашии, в городе Цивильске, в полковой школе младших командиров. Еще не доучились, приходит приказ сформировать маршевые роты и отправляться на фронт. Выдали нам все новенькое обмундирова-ние, помыли в бане, и стали мы ждать отправления.
Однажды подгоняют поезд из товарных вагонов. Вагоны эти, как оказалось, заранее были оборудованы двухъярусными нарами и печками-теплушками, в народе их называли еще «буржуйками». Погрузились мы в эти вагоны, и поезд отправился в никому из нас не известном направлении. В то военное время никогда ничего точно не говорили.... Где нас только не возили! По Татарии, по Кировской области, по Чувашии, по Горьковской области.
Наконец, как-то поздно вечером попали мы в Москву. Опять, с дороги, помыли нас в бане, накормили по талонам, и снова - в поезд. Ехали долго. Останавливались и маскировались не то что часами, а сутками. Были слухи, что везут нас на Калининский фронт. И только когда приехали в Тихвин, поняли, что едем по ленинградской земле. Видимо, собирались поставить нас на прорыв блокады в расположение Волховского фронта, но 18 января блокада была прорвана.
Поздним вечером выгрузили нас на какой-то незнакомой станции, построили, поставили задачу пройти маршем по шоссе. Слышали гул моторов самолетов, артиллерийские залпы. Шоссе оказалось разбитым авиабомбами и снарядами. Потом мы поняли, что идем пополнением по «Дороге жизни» в Ленинград. Помню: зима была суровая, морозы свирепствовали. Команда была надеть всем валенки, а идти в них было страшно тяжело. Снега немного, местами просто сухой лед, а еще чаще - вода над ледяной коркой от пробоин. Валенки и сами сверху покрылись ледяным панцирем, внутри вроде бы и тепло, а потяжелели невероятно.
Ленинград увидели утром. Казалось, что близко, а последние метры ползли уже еле-еле. Те, кто был посильнее, тянули за собой ослабевших на марше. Дойти довелось не всем. Некоторые потонули, провалившись под лед.
Добрались до проспекта Карла Маркса, до Московских ка-зарм, где находился тогда распределительный пункт Ленинград-ского фронта. Часть нашего пополнения сразу же попала в лаза-рет. Валенки снять никто не мог - ноги и опухли, и в кровь стерлись: резали голенища.
Других направили на Карельский перешеек, в оборону. Летом 1943 года я стал первым номером станкового пулеметчика в составе 191-го гвардейского стрелкового полка. Участвовал в боях между Мгой и Синявиным, прошел знаменитые Синявинские болота и сопки.
1 августа был тяжело ранен, получил тяжелую контузию тела с сотрясением мозга и носовым ранением. Месяц лечился в ленинградском госпитале №89 МВОЭГ и потом еще две недели в батальоне выздоравливающих. Кормили в госпитале так: 2 кар-тошки в мундире, чуть больше спичечного коробка эрзац хлеба и сладкая простокваша с дрожжами.
Зимой 1944-го в составе 134 гвардейского стрелкового полка 45-й дивизии участвовал в наступательных боях на южном на-правлении. Мелкие населенные пункты не запомнились, а покруп-нее помню хорошо.
Освободили Красное Село, Гатчину, Лугу, Кингисепп, про-двинулись до эстонской Нарвы. Под Нарвой меня контузило еще раз, и плечо так ушибло, что думал, рука отвалится. Было это 16 февраля. Опять ненадолго госпиталь (на этот раз - №927-ЭГ) и две недели среди выздоравливающих раненых.
В результате тех боев, в которых и мне довелось участво-вать, 27 января 1944-го года была полностью снята блокада города Ленинграда. Издалека, из предместий, мы видели, как ликовал Ленинград - небо так и светилось огнями ракетниц.
Затем освобождал все города Ленинградской области. За Выборгом был до мая 1945 года, где укрепляли границу. Потом нас отправили в Прибалтику для ликвидации Курляндского «котла». Там встретили 9 мая - День Победы.
Служил в Прибалтике до февраля 1947 года.
Имею: Медаль за Отвагу, Медаль за Боевые заслуги, Медаль за победу над Германией, Орден Отечественной войны I степени и юбилейные медали.
Александр Наумович Шмуратко,
защитник Ленинграда
