С Фрузой Зеньковой мы встретились уже вечером в Железнодорожном военкомате Витебска, где она сейчас работает. Наша беседа затянулась допоздна. Много новых и интересных подробностей услышали мы в этот вечер о деятельности бесстрашных подпольщиков. Фруза припоминала различные эпизоды, и из них складывалась яркая картина героической борьбы юных патриотов.
В начале лета оживилась деятельность партизан. В боевом дневнике отряда появились такие записи:
20.6.42. На большаке Оболь — Убойно сожгли 2 моста, один длиной 20 метров, второй — 10, по которым немцы возили на автомашинах лесоматериалы на станцию Оболь.
6.7.42. Бойцы отряда в количестве 13 человек завязали бой с немцами. В результате боя убито 9 немцев, много ранено. Выведена из строя автомашина.
25.7.42. На большаке около деревни Шаши партизаны заметили группу немцев в 20—30 человек на велосипедах. Завязали бой. В результате убит комендант, 1 офицер и 3 солдата. Ранено 7 немцев. Захвачены трофеи — велосипедов 12 штук, один ручной пулемет, один парабеллум, одна винтовка, 1 000 штук патронов и 10 магазинов для пулемета.
Фруза Зенькова
Герой Советского Союза,
секретарь обольской подпольной комсомольской организации.
Ныне работник Железнодорожного райвоенкомата города Витебска.
|
Командир взвода Храмцов с группой бойцов находился в засаде на шоссе Полоцк — Витебск. По шоссе проходили 2 легковые автомашины, в которых ехали 3 офицера и 5 солдат. Партизаны уничтожили об машины и гитлеровцев».
О действиях партизан все шире и шире узнавал население округи. Знали об этом и юные подпольщики и горели нетерпением с оружием в руках выступить против ненавистного врага.
Ребята не могли спокойно смотреть на то, как хозяйничают вокруг оккупанты. Фашисты вырубили лес за дорогой, тот самый лес, с которым было связано так много детских радостей и воспоминаний. Трудно было смириться даже с тем, что гитлеровцы купаются в родной Оболянке. Особенно возненавидели ребята одного толстого офицера с овчаркой. Они не знали его фамилии. Известно было лишь, что это какой-то большой начальник из комендатуры. Фашист приходил со своей овчаркой на реку, часами валялся на песочке, потом шел к воде, бросал на середину реки палку и посылал за нею собаку. Когда эта забава надоедала, он входил в воду, тяжело плескался у берега, вылезал, одевался и уходил в поселок.
Ребята несколько раз наблюдали эту картину с противоположного берега.
— Эх, пистолет бы сейчас! — скрипел зубами Володя. — Комендант этот больше не выплыл бы.
— Не было бы овчарки, я бы с ножом поднырнул, — вторил Илья. — Узнал бы он, как поганить нашу речку...
— Бы, бы, бы! — передразнил Женя. — Коли бы во рту росли грибы! Мечтаем только, а дела чуть...
Как-то ребята обратились к Маркиянову:
— Дайте хоть один пистолет, живо отучим коменданта принимать ванны в Оболянке.
Комиссар только рассмеялся:
— Ох, и горячи вы, хлопцы! Обождите, дойдет очередь и до коменданта. А сейчас есть другие дела. Садитесь-ка поближе. Видите, враги спокойно разъезжают по шоссе из Полоцка в Витебск и обратно. Не дело это. Командование отряда поручает вам уничтожить несколько мостов.
Он рассказал, как приступить к делу. И вот на другой день еще засветло Володя, Женя, Илья и Федор вышли из Зуев. Пока дошли до моста под Ловшами, начало чуть-чуть темнеть. Солнце село, и перепела закричали в траве свое «спать пора!», «спать пора!», а из кустов с болота им вторил целый хор лягушек. И больше никаких звуков. Быстро один за другим ребята сбежали в овраг. Вот и столбы, на которых держится мост. Его построили перед самой войной. Столбы жирно смазаны смолой. Володя провел пальцем по бревну:
— Как будто нам готовили. Ну, давайте все сюда! Появляется бутылка с керосином, спички, пучок ветоши. Илья и Женя следят за дорогой. Володя и Федя зажигают мост сразу в двух местах. Просмоленные деревянные опоры вспыхивают тотчас, а настил ребята поджигают смоченной в керосине ветошью.
Когда убедились, что мост горит «как положено», Володя тихо свистнул, и все четверо пустились бежать по оврагу. Перешли вброд Оболянку и только на другом берегу отдышались и оглянулись. В сумерках было хорошо видно, как над оврагом плескалось пламя.
— Теперь, если и приедут, не потушат. Накрылся мостик! — Илья потер руки и улыбнулся.
— Не приедут, — ответил Женя, — засады побоятся. Айда по домам!
Володя Езовитов,
член комитета обольской подпольной комсомольской организации.
Расстрелян 5 ноября 1943 года.
|
На другой день фашисты, проклиная партизан, ранью согнали к оврагу десятка полтора жителей окрестных деревень и заставили делать новую переправу.
А вечером сгорел еще один мост под Ушалами, потом третий — на шоссе...
После этих диверсий члены подпольной организации приняли торжественную присягу белорусского партизана. С наступлением темноты они собрались в заброшенном сарае, выставили посты охраны, и Борис Кириллович Маркиянов, посвечивая карманным фонарем на листок бумаги, читал слова, которые западали в самое сердце.
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, верный сын героического белорусское народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия, пока родная белорусская земля не будет очищена от фашистской погани...
Скупой свет фонарика выхватывает из темноты строгие, решительные лица юношей и девушек, вполголоса повторяющих слова торжественной клятвы.
— Я клянусь за сожженные города и села, за кровь и смерть женщин и детей, отцов и матерей, за муки и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и без устали, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и безжалостно уничтожать оккупантов...
Каждый, произносивший вслед за комиссаром эти слова, испытывал душевное волнение и какой-то особый подъем, который охватывает человека, когда он осознает свое высокое предназначение и могучий при-лив сил.
— Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагами, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.
Когда Борис Кириллович произнес последние слова присяги и все повторили их, наступила торжественная тишина. Сквозь дырявую крышу заглядывали далекие, тихо мерцавшие в летней ночи звезды, слышно было, как порывистый ночной ветерок задевает кроны, дубов возле сарая и жесткие листья что-то торопливо шепчут друг другу.
Володя глянул туда, где виднелся, клочок неба прислушался к этому шепоту дубов, обвел глазами друзей и, тряхнув золотистым чубом, тихо запел:
Вставай, проклятьем заклейменный...
Ребята тревожно переглянулись — петь было строго запрещено, — посмотрели на комиссара, но сказав: «Потише!» — сам сдавленным голосом потянул:
Весь мир голодных и рабов...
И тут уже все приглушенно продолжили торжественную мелодию:
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
«Интернационал» был допет до конца. Маркиянов пригласил каждого в отдельности подписаться под текстом присяги. Первой поставила свою подпись Фруза Зенькова. Комиссар поздравил ее, крепко пожав руку, и вручил вороненый пистолет. Каждый подписал присягу и получил личное оружие. Комиссар строго предупредил о том, что оружием следует пользоваться в самых необходимых случаях. Потом он приказ Володе, Жене, Илье Езовитовым и Марии Дементьевой сменить тех, кто стоял в охране, чтобы и они могли принять присягу и получить оружие.
По домам расходились небольшими группами. Но вскоре само собой вышло так, что те, кто жил в Зуях, образовали свою группу, мостищенские — свою. Сначала шли молча, вслушиваясь в шорохи ночного леса. Но каждый, видимо, не мог сдержать охватившего волнения, и вскоре завязались оживленные разговоры. Группа, возвращавшаяся домой во главе с Володей Езовитовым, дойдя до шоссе, залегла по приказу своего вожака в кустах. Володя сбегал на грейдер, прошелся по его обочине вправо и влево, зорко вглядываясь в темноту, установил, что все спокойно, и вернулся к ребятам. Он начал было объяснять, что переходить шоссе следует по одному, но тут вдруг послышался шум приближающейся машины. Володя оборвал инструктаж и приказал:
— Приготовиться!..
Каждый залег в траву поближе к дороге. В открытом грузовике ехали немцы. Хотя разглядеть их было невозможно, но в ночной тишине отчетливо доносились обрывки немецкой речи. Машина поравнялась с засадой. Володя скомандовал: «Огонь!» — и первый выстрелил по врагу. Перестрелка разорвала ночную тишину. Машина проскочила немного вперед, но потом остановилась, послышалась команда, и враги ответили автоматными очередями. К месту перестрелки подкатила вторая машина, шедшая следом, и с нее открыли огонь по кустам. Ребята едва унесли ноги.
Когда Маркиянов делал за это строгое внушение, Володя смущенно оправдывался:
- Понимаете, после присяги такое чувство охватило, что мы готовы были с одними пистолетами разгромить весь вражеский гарнизон. Но больше этого, Борис Кириллович, не будет, даем слово.
И действительно, такого не повторилось. Но каждому хотелось сделать как можно больше. Как-то Илья, запыхавшись, прибежал к Володе и выволок его во двор.
— Слушай, сейчас мужики, которые лошадей стерегут, говорили, что немцы кабель какой-то у шоссе зарыли. Метра два от дороги, говорят. Надо идти!
Володя, конечно, согласился.
Евгений Езовитов,
член комитета обольской подпольной комсомольской организации.
Расстрелян 5 ноября 1943 года.
|
Пошли опять вчетвером. Взяли саперную лопатку. Женя прихватил из отцовского кузнечного инструмента большое долото. Вышли на шоссе, подошли к кустам, постояли. Кажется, кругом спокойно. Женя отмерил два метра от обочины и стал рыть. Выкинул несколько лопаток земли, но тут свист Феди предупредил: идет немецкая машина. Полежали в кустах. Машина прошла. Женя снова стал копать. Вот уже вся лопатка уходит в землю, а никакого кабеля нет. Зарыли ямку и снова начали копать в другом месте. Опять ничего! Тогда набросились на Илью.
— Наболтали твои мужики, а ты и развесил уши!
— Они не мне говорили, а между собой. Я только подслушал.
— Значит, плохо подслушал.
— Обождите шуметь, — вмешался Женя. — Завтра придем, покопаем на другой стороне. Зря мужики говорить не могли.
Назавтра пришли опять. Снова отмерили два метра от обочины, но уже на другой стороне шоссе. Володя попробовал рыть. Земля мягкая: наверное, тут. И точно: на глубине полуметра лежал толстый, покрытый озокеритом кабель.
— Есть! — крикнул Илья. Все подбежали и нагнулись над маленькой ямкой. — Давай долото и камень. — Кабель поддавался медленно. Володя встал и протянул долото и камень Феде:
- Пробуй ты.
Когда кабель перерубили, аккуратно засыпали ямку и собрались уходить, Володя вдруг взял лопатку, прошел несколько шагов вперед, стал на колени и опять принялся копать.
— Ты что хочешь?
— Надо перерубить еще в одном месте, не то скоро восстановят. Давайте-ка.
И все началось сначала.
Домой шли возбужденные. Володя без умолку говорил о том, как будут негодовать враги, узнав, что нарушена связь, и даже изобразил генерала, которому нужно донести в Берлин что-то очень важное, а связи с немецкой столицей нет. Ребята не сомневались, что разрубили кабель, связывающий фронт с Берлином. Может быть, даже Гитлер узнает, что кто-то вывел из строя важную линию связи на восточном фронте и будет в бешенстве стучать кулаками по столу.
— Вот здорово, если мы разозлим Гитлера!
Ребята громко смеялись. Через день Володя, проходя около шоссе, увидел, что немцы ставят шесты и вешают «времянку». «Наверное, не нашли повреждение. Здорово, значит, мы сработали! А насчет времянки я тоже позабочусь», — решил он. Вечером Володя быстро оделся и направился на улицу.
— Далеко налаживаешься, парень? — спросил отец.
— Скоро вернусь. Подождите ужинать.
Выйдя к линии, Володя осмотрелся, ловко влез на шест, достал из сапога нож и перерезал телефонный провод.
За ужином Иван Гаврилович внимательно посмотрел сыну в глаза.
— Где ножом-то орудовал?
— Откуда ты знаешь, что ножом?
— Вижу, не девка за палец укусила.
— Он фашиста хотел зарезать, да по пальцу полоснул, — вмешался младший брат Митя.
— А твое дело молчать! — оборвал его Володя и повернулся к матери: — Подлей-ка молока.
