МАТВЕЙ МАРТЫНОВ
КЛЯНЕМСЯ ТЕБЕ, РОДИНА!

   9 ноября 1941 года в "Орловских известиях" была опубликована хвастливая заметка под заголовком "Жизнь в г. Орле входит в свое русло". В ней сообщалось: "Не прошло и двух недель с тех пор, как германские войска вступили в г. Орел, как в городе началось оживление... уже взято 115 патентов на право производ- ства... Заработали кустари, ремесленники, парик- махеры..."
   Действительно, в Орле, как грибы после дождя, появлялись жестянщики, слесари, портные, сапожники, мастера по изготовлению детских игрушек и другие "специалисты". Лишь много времени спустя гитлеровцы разобрались, в какое "русло" входила жизнь в городе: орловцы, чтобы уклониться от работы на оккупантов, регистрировались как кустари-одиночки, выплачивали налоги, а ремеслом не занимались. И комсомолец Валентин Берзин, окончивший перед войной среднюю школу, никогда не державший в руках шила, тоже решил стать сапожником. Но прикрываться вывеской сапожника-кустаря Валентину пришлось недолго. По рекомендации отчима Николая Дмитриевича Тикстона, работавшего механиком в немецком госпитале, его приняли туда слесарем.
   Под его руководством Валентин очень быстро освоил изготовление "ежей" из стальной проволоки. Они состояли из трех острых и прочных шипов. Как ни брось такого "ежа" на дорогу, один из шипов обязательно торчит кверху.
   Тикстон на фронт не был взят из-за плохого зрения. Накануне оккупации Орла он работал инженером-механиком в областной больнице имени МОПРа и остался там, когда пришли гитлеровцы, потому что на ее территории расположилась гак называемая "русская больница".
   Когда наши войска нанесли удар немецко-фашистской армии под Москвой, в Орле появились тысячи раненых и обмороженных гитлеровских вояк. Около двадцати больших зданий срочно переоборудовали под госпитали. Гитлеровцы приказали очистить помещения и русским врачам.
   Тикстон, пока медперсонал эвакуировал больных, занимался своим делом: хлопотал у дизеля, возился у гладильных прессов прачечной, что-то мастерил на водокачке.
   В больничном городке было полным-полно фашистов. Десятки санитарных машин и просто грузовиков беспрерывно доставляли сюда выбывших из строя покорителей "восточного пространства". Но вот в самое горячее время с автотранспортом стало твориться что-то неладное: выйдет машина из больничного городка, и вдруг прокол шины, а потом канитель с ремонтом.
   В конце декабря 1941 года в полночь в больничном городке по "неизвестным" причинам взорвался двигатель. Дежурный механик Тикстон сумел доказать гитлеровцам, что он сам едва уцелел при катастрофе. Диверсия была отнесена на счет партизан.
   Примерно через месяц вспыхнул пожар в госпитальной прачечной. Механик Тикстон метался вокруг объятого пламенем здания, звал на помощь. Но потушить пожар так и не удалось. Сгорели прачечная и склад, где хранилось большое количество белья и обмундирования.
   Тикстон снова остался вне подозрений, а его помощник Валентин Берзин записал в своем дневнике 8 февраля 1942 года: "Сгорела прачечная при больнице МОПРа. Конечно, тушить пожар было некому".
   В оккупированном городе по различным причинам остались сверстники и друзья Валентина Берзина комсомольцы Александр Кочеров, Дмитрий Утукин, Юрий Бондаренко и Анатолий Голубев. Они часто приходили к Валентину. В их беседах нередко участвовал и Тикстон. Первые его "опыты" в больничном городке подсказали комсомольцам, с чего начать.
   Вот записи из дневника Валентина, сделанные им в 1942 году:
   "3 января. Большой снег. Очень много разбитых автомашин и танков привезли из-под Мценска... Кровопролитные бои с преимуществом Красной Армии... Город минирован. Выбраться невозможно... Советские самолеты бомбят Орел, как раз во время моей записи - 22 часа 38 минут. Дом весь трясется. Это хорошо!.. Гонят всех чистить снег. За неявку - расстрел... Каждую ночь - пожары...
   15 января. Опять пожар... Скорее бы дождаться красных частей... Вошел бы в их ряды и бил гитлеровскую сволочь до полного уничтожения... Опять все больницы и госпитали переполнены ранеными и обмороженными фрицами.
   18 января. Холод. Голод. Террор.
   23 января. Появились первые сомнения среди ярых фашистов. Говорят, что "если будет стоять такой мороз, то нашим войскам будет дан приказ отступить в районы, где потеплее". Например, со всей территории Советского Союза... Я не дождусь того момента, когда смогу стать в ряды наших славных воинов и драться за освобождение своего любимого Отечества и своего народа. А сейчас пока делаю все то, что возможно лишь маленькой кучке людей...
   28 января. Погода стоит скверная: метель и большой снег. Часто появляются советские одиночные самолеты. Гоняют с сегодняшнего дня на снег, помимо мужчин, всех женщин. За неисполнение - смертная казнь...
   14 апреля. О, если бы знали на той стороне, как тяжело жить советским людям в фашистской неволе!.. Русский свободолюбивый народ никогда не был и не будет рабом какой-либо другой нации... Псы-рыцари забыли, но мы им напомним. "Предателя мнили найти вы во мне. Их нет и не будет на русской земле..."
   28 апреля. Был подожжен склад автоматов по Комсомольской улице. Жертв нет. Сгорело все, что нужно.
   1 мая. Вышел первомайский приказ Сталина, который был проработан в нашем маленьком кружке. И газета "Орловская правда" за 1 мая. Враг сильно побит. Но надо очень много усилий, чтобы совсем доконать его... Мы клянемся тебе, Родина, что потребуется от нас, все будет сделано! Это говорят молодые патриоты Орла.
   2 мая. Бьют дальнобойные батареи, установленные на Троицком кладбище. Среди фашистов паника. Лазареты полны умирающими "победителями"...
   14 мая. Прибыли новые дивизии противника. Венгерцев отправили с фронта в тыл, потому что из них очень плохие вояки...
   15-25 мая. Непрерывная работа в партизанах. Нет времени писать ни одной минуты...
   2 июня. Был сбит... Шеламов И. В., который вступил в бой один против 8 вражеских "мессершмиттов", из них 2 нашли себе могилу на русской земле. Сейчас он, раненный, лежит в русской больнице..."
   О летчике Шеламове Валентину Берзину стало известно от Юрия Бондаренко, который работал врачом в инфекционном отделении русской больницы. Летом 1942 года врачи этой больницы при содействии своих коллег из лагеря военнопленных тайно увезли оттуда группу раненых советских летчиков и доставили их в инфекционное отделение. Бондаренко вошел в контакт с пилотами. Комсомольцы достали им гражданскую одежду. Дмитрий Утукин, до войны окончивший школу чертежников, был мастером по изготовлению различных немецких печатей и подделке пропусков. Он снабдил летчиков необходимыми документами. Как только раненые начали поправляться, им помогли выбраться из Орла и перейти линию фронта. Среди спасенных был летчик-истребитель лейтенант Иван Васильевич Шеламов. Впоследствии он продолжал воевать и погиб в воздушном бою 15 октября 1943 года.
   Как-то осенью 1942 года Валентин возвращался в полночь из госпиталя. Путь лежал через плотину у мельницы на реке Орлик. Там его остановил случайно встретившийся немецкий офицер, потребовав пропуск на право хождения по городу в ночное время. У Валентина был пропуск, но он решил воспользоваться удобным случаем. Спокойно опустив руку в карман пиджака, он достал пистолет и одним выстрелом уложил фашиста. Труп сбросил под плотину, а сам, чтобы не оставить следов для овчарки, тихо спустился в воду, проплыл до Дворянского гнезда, вышел из реки и глухими переулками и огородами пробрался домой на 3-ю Посадскую.
   В доме Юрия Бондаренко на Пожарной улице был замаскирован радиоприемник. Часто ребята под видом вечеринок собирались у Юрия, слушали передачи из Москвы, читали газеты "Правда", "Орловская правда" и другие, которые подбирали в окрестностях города после визита "воздушного почтальона" - так подпольщики называли самолет, сбрасывавший антифашистскую литературу. Сводки Совинформбюро, регулярно принимаемые из Москвы, а также газетный материал комсомольцы использовали для составления листовок.
   Один из подпольщиков, Александр Кочеров, работал до войны оформителем-декоратором в Орловском краеведческом музее. И во время оккупации продолжал работать там же. Наиболее ценные экспонаты музея накануне оккупации были вывезены в тыл страны. Но многое не успели эвакуировать. Гитлеровцы, захватив Орел, забрали оттуда все, что им понравилось, для украшения помещений комендатуры и создания комфорта в других учреждениях и на квартирах, а все ненужное им оставили на усмотрение городской управы.
   Кочеров, когда комсомольцы собирались в доме деда Валентина, П. Е. Солодникова, или у Юрия Бондаренко, рассказывал о своей работе в музее. Однажды он высказал такую мысль:
   - Мы знаем, что каждый честный орловец живет мыслями о Родине, о свободе. Но эти мысли надо возбуждать. Наш музей - просто хранилище оставшихся там экспонатов, которые некуда деть. Но их можно оживить. У нас есть свободные помещения. В одном из них можно организовать тургеневскую экспозицию. Экспонаты найдем. Я знаю, что Тургеневский музей все эвакуировать не успел. Оставшиеся вещи разобрали орловцы, живущие по соседству с музеем. Если к ним обратиться, объяснить, они дадут. Я оформлю тургеневский зал по своему усмотрению. Подберем туда надежного и знающего человека, и он поведет нужную людям работу...
   - Но разрешат ли тургеневский зал? - усомнился Дмитрий Утукин.
   Однако Кочерову удалось убедить директора. После этого он встретился с педагогом К. Д. Шкопинской. Александр жил неподалеку от Шкопинской, дружил с ее дочерью Лидой, которая уехала в Москву учиться в институт легкой промышленности. Клавдия Дмитриевна осталась в оккупированном Орле одна. Лучшей кандидатуры для музея Александр и найти не мог.
   - Клавдия Дмитриевна, - как всегда, немного робея перед матерью Лиды, начал Кочеров, - нам нужен педагог-литератор. При музее создается тургеневская экспозиция. Работать там должен специалист... Мы просим вас.
   - Саша! - воскликнула Шкопинская. - Я не хочу быть пособницей фашистов.
   - Клавдия Дмитриевна, - взмолился Александр.- Я сказал, педагог-литератор нужен нам, нам!.. Мы - это не руководство музея, не городская управа и не комендатура. Мы - это... Да вы все узнаете потом... Ведь я же работаю там, а разве я пособник?
   Клавдия Дмитриевна поверила Кочерову. На следующий день вместе с ним она пришла в Тургеневский музей. Экспонатов, конечно, не было никаких. Зашли в один соседний дом, в другой. Предположение Кочерова подтвердилось: соседи действительно разобрали оставшиеся в музее экспонаты. Они спрятали их до поры до времени - верили, что музей Тургенева вернется на свое законное место. С оговорками и предупреждениями вручили ходатаям краеведческого музея спасенные тургеневские реликвии, взяли с них слово сохранить.
   Все, что удалось собрать, Шкопинская и Кочеров перенесли в музей. Расставили, разложили в одной из пустующих комнат. Кочеров работал как одержимый. С особой любовью и старанием он написал под портретом великого земляка слова его стихотворения в прозе "Русский язык". Стихотворение было написано на русском языке, без немецкого перевода. Это был вызов, брошенный оккупантам.
   Стены художник заполнил высказываниями Тургенева о родине, выдержками из его произведений.
   В мае 1942 года тургеневская комната при Орловском краеведческом музее начала принимать посетителей. Орловцы сразу обратили внимание на новую экспозицию. Молодежь стала приходить в тургеневскую комнату группами. Надо было видеть, с какой радостью посетители громко читали слова великого земляка. Клавдия Дмитриевна проводила здесь беседы о жизни и творчестве И. С. Тургенева, рассказывала о его любви к родине, к русскому народу. Иногда читали отрывки из "Записок охотника" и других произведений писателя. Слушатели расходились всегда довольные, приободрившиеся.
   Бывали в краеведческом музее и фашисты. В этом случае экскурсию проводила переводчица. Гитлеровцы со скучающими физиономиями быстро проходили по залам. Минуя тургеневскую комнату, переводчица обычно скороговоркой бросала: "Это тургеневская экспозиция", делала пренебрежительный жест рукой и увлекала гитлеровцев за собой. Тургеневская комната при краеведческом музее просуществовала до освобождения города.
   В день освобождения Орла от захватчиков Валентин Берзин, Дмитрий Утукин, Анатолий Голубев и Александр Кочеров явились на призывной пункт. Не отстал от них и Николай Дмитриевич Тикстон.
   12 октября 1943 года Валентин пал в бою за переправу на реке Сож в Белоруссии. Не вернулись с фронта и Н. Тикстон, Д. Утукин, А. Голубев и А. Кочеров...