ЮРИЙ ЛЕОНИДОВ
ГНЕЗДО "ИВОЛГИ"

подпольщица Любовь Борщевская

  Майору штаба Западного фронта пришлось повозиться с группой, в которую входили старшая Раиса Владимировна Минаева и радистка Галя Степанишина. Майор понял, что к выброске они не готовы: при первой же серьезной проверке у немцев возникнут сомнения, ненужные расспросы, а затем и допросы. "Группу надо подготовить тщательнее. После убийства Кубе обстановка в районе Минска резко ухудшилась,- доложил майор начальству. - Могут пострадать люди и дело".
   На доподготовку дали семь суток. Всю неделю самозабвенно трудились майор и те немногие, кто был допущен к подготовке и засылке группы в тыл врага. Инструктор с помощником поехали в Смоленск в милицию. Три дня с утра до вечера сидели в промороженном, скудно освещенном подвале, куда с момента освобождения города, с минувшей осени 1943 года, паспортный отдел складывал немецкие документы, полученные жителями за два года оккупации.
   Документов были горы. За три дня столько прошло перед молодыми офицерами судеб, характеров. И если бумаги с готическими литерами источали чужой, жестокий дух оккупации с преследованиями и страхом, то испещренные надписями стены подвала, бывшего застенком, проклинали, клялись и завещали: "Прощай, Родина, завтра умру за тебя", "Сыну Толику Василён-ку. Береги свою страну, помни свою маму", "Знайте: Валя Барашкова ничего им не сказала"...
   Наконец наткнулись на "персональаусвайс" (удостоверение личности) девушки одного с Галей возраста, такой же белокурой, худощавой; она работала официанткой в ресторане. Взяли в милиции адрес, поехали. Сначала отвечала настороженно, потом подробно рассказала о повадках оккупантов, о порядках в ресторане.
   Заново отработали для группы "легенду" и документы. Майор отрепетировал с разведчицами возможную встречу с полицаем или офицером. Он в роли врага знакомился с их документами и задавал вопросы. Они - мать и дочь Масловы, уроженки города Камышина, где Галя окончила школу и получила аттестат (вот он, пожалуйста). Потом переехали в Смоленск, здесь их застал приход немецких войск. Масловы охотно пошли на службу в учреждение германской армии. Когда войска фюрера в силу трагических обстоятельств оставили Смоленск, Масловы, как скомпрометировавшие себя лояльным отношением к рейху, переехали в Оршу, затем в Борисов...
   Майор остался доволен разведчицами, теперь они не путались, держались естественно. Доложил о готовности и получил от начальства "добро" на отправление группы в ночь с 18 на 19 февраля 1944 года.
   У самолета все по-товарищески расцеловались. Взревели моторы, и за улетевшим самолетом потянулся рой искрящихся в синих сигнальных огнях снежинок.
   Раиса Владимировна и Галя прыгали с парашютом впервые. Вот загудел зуммер, начала мигать сигнальная лампочка: "Приготовиться!" Галя встала, а ноги едва держат. Глянула в дверь: внизу, в наполненной свистящим ветром черноте, горели три костра. "Пошел!" Показалось, что груз, навешенный на нее, перевесил. На самом деле вытолкнула ее из самолета боязнь показаться трусихой.
   Недолго летела к тем кострам. Здесь ребята-партизаны и разведчики из штаба фронта едва не подхватили ее на руки. Группу уже ждали Володя Панасюк, Саша Яцкевич и другие.

Раиса Владимировна Минаева и Галина Степанишина

   ...Они были очень разные, эти две женщины, объединенные боевым делом и "легендою".
   Раиса Владимировна Минаева до войны работала в Минске в республиканской прокуратуре. Твердая, решительная, порой даже жесткая, она стала отличным организатором. В личной жизни не повезло - осталась одна за четыре года до войны. В начале войны оказалась на оккупированной врагом территории. Пробирав лась на восток. Дошла до Вязьмы... Дождалась прихода Красной Армии. Пошла чернорабочей на железную дорогу, фанатически трудилась в ремонтно-восстановительном отряде. Там ее и нашел сотрудник разведотдела штаба фронта, искавший уроженцев Белоруссии. Возражений против работы военной разведчицей у коммунистки Минаевой не было.
   Галя Степанишина, как все поколение, к которому она принадлежала, была воспитана на героических подвигах Павки Корчагина. Она мечтала о такой же бурной юности, но времена были мирные, и учителя говорили, что главный подвиг сейчас - хорошо учиться.
   Выпускной вечер в средней школе № 7 города Калинина состоялся в субботу, когда вражеские войска вторжения уже были готовы к агрессии.
   Вскоре война подошла к городу. Галя стала проситься на фронт. Когда в райкоме комсомола ее представили какому-то командиру, тот спросил, хочет ли она в разведку, Галя с готовностью согласилась. Ей все же предложили подумать до завтра, но наутро комсомолка явилась с прежним решением.
   Дальше были месяцы учебы. В положенный срок "лесная группа", в которую вошла сержант Степанишина в качестве радиста, скрытно перешла линию фронта и "перекрыла" шоссейную и железную дороги в районе Смоленска. Исправно посылала Галя сведения о передвижении эшелонов и автоколонн противника. Всяко приходилось: и переходы совершать в десятки верст, и спасаться от облав, и мерзнуть на снегу, и питаться размоченной рожью. Но даже в самые отчаянные минуты, когда грозила смерть, Галя никому не доверяла рацию.
   Вскоре после выхода к своим сержанта Степанишину, в числе других перспективных работников, представили фронтовому командованию. Генерал внимательно выслушал рассказ радистки о пребывании во вражеском тылу, расспрашивал о трудностях боевой жизни и как они преодолевались. Итогом этого разговора явилась засылка разведчиц под Минск...
   В лес явился партизан Саша Сосновский. Он сообщил, что на житье с большой охотой их примет семья Борщевских из поселка Колодищи, люди они свои, надежные. С матерью живут ее дочери: Ира с сыном, семилетним Аликом, и Люба; там же в Колодищах проживает с семьей старший сын Борщевской - Николай, он служит старостой, а работает на нас. Еще сын находится в партизанском отряде; старшая дочь Маруся, вдова погибшего на фронте командира, живет с дочкой в деревне Уручье, что на самом Минском шоссе, и тоже помогает партизанам.
   Младшая дочка - Люба - была связной отряда, но теперь ей запрещено являться "до лесу". Она будет в распоряжении "приезжих", которые для поселковых - родня Борщевских. Когда Галя увидела эту сероглазую чернобровую Любу, она сразу решила: они станут подругами. По Колодищам Люба с веселым видом вела гостей под взглядами любопытных женщин. В старом доме на юру, откуда два шага до станции, их ожидали. Выскочила на крыльцо пожилая маленькая женщина с острыми, лукавыми и все еще красивыми глазами, закричала на всю улицу:
   - Милые вы мои Раечка, Галечка, родные, дорогие. Ой, божечка, спаслись вы, да какое же это счастье!..
   Талантливо исполняла роль Надежда Феликсовна, обнимая и тормоша Раису и Галю. Потом завела в дом, познакомила с Ирой, глядевшей почему-то сердито, с ее небоязливым сыночком Аликом и принялась потчевать "родственниц".
   Теперь предстояло едва ли не самое трудное и опасное - прописаться в Колодищах. Ведал пропиской "шеф" Николая, гитлеровский холуй, склонный за угощение пойти на какие-то послабления.
   Угощение состоялось в доме Борщевских. С "господином бургомистром" притащилась свора людей, именуемых местной полицией. Они походили на злых бездомных собак. Больно было Гале видеть среди них Николая. Он с присущим всем Борщевским мастерством подделывался под необходимый "хороший тон" полицаев, но радистка знала, как тяжело ему вести роль.
   Гости пили, хвастались, жаловались, топотали сапогами в плясе, горланили песни.
   - Ну, рыжая, - вдруг обратился к радистке "главный", - выпей со мной.
   И налил полный стакан мутного вонючего самогона. В школе на выпускном вечере Галя выпила бокал шампанского, и ей сделалось вдруг смешно и весело. На первом задании, иззябнув и боясь заболеть, глотнула водки - и тут же опьянела.
   - Что вы, что вы, господин начальник! - вскрикнула Надежда Феликсовна. - Галечка не пьет.
   - Пей! - зарычал гость.
   Нервы у Гали были напряжены до предела, но четко понимала: поладить с "главным" - половина успеха всей операции. Твердой рукой взяла стакан и едва ли не как воду, почти не почувствовав вкуса, запаха, вылила в себя самогон. Едва закусила, как бургомистр снова налил ей полный стакан. Выпила и его.
   Случилось чудо: опьянела не хрупкая девчонка-трезвенница, сейчас напряженная, как струна, а здоровенный мужик. Прежде чем окончательно захмелеть, он поднял кудлатую с проплешинами голову.
   - Пр-рописать! И паек обеим как беженцам от кр-расных. Только вер-рно служите великой Гер-рма-нии..
   Устраиваться на работу Галя с Любой пошли в воинскую часть. Ввели их в канцелярию. Пожилой гауптман с презрительной миной взял документы, настоящие Любины, фальшивые Галины. Объяснил: пойдете на кухню.
   Это было приемлемо. Ради этого стоило лезть сюда, в штаб полка охраны тыла. Ночью Галя отстучала, что их группа "Иволга" приступает к выполнению за- дания.
   Раиса Владимировна, имевшая фиктивное освобождение от работы, развернула свою деятельность. Маруся по ее поручению собирала сведения о воинских частях, следовавших через Уручье по Московскому шоссе. Ира, работавшая на станции Колодищи, которая находилась на линии Москва - Минск, взяла под наблюдение железную дорогу.
   Три сестры Борщевские применяли собственное "изобретение" в распознавании воинских частей. Солдаты, даже пожилые, охотно вступали в разговоры с хорошенькими, непринужденно-общительными женщинами. Появлялись фотографии детей, невест, жен, матерей. Но стоило усомниться, что у такого молодого солдата уже "драй киндер", как немец лез за своей "зольдатенбух", где указывалось не только количество детей, но и наименование воинской части. Позднее пунктуальная "Иволга" посылала в эфир длинную серию точек и тире, а в ответ после скупых слов благодарности за службу фронт заботливо и настойчиво предупреждал: "Будьте осторожны!" Или запрашивал: "Производит ли противник в вашем районе строительство оборонительных сооружений - где, какими силами, каков их характер?"
   Решили: рацию надо к Борщевским, к тому ж домишко у них невидный, у самого полотна железной дороги - немцы на постой выбирали дома попросторнее да и подальше от станции, где постоянный грохот поездов. Люба на санках привезла засунутую в мешок с сеном рацию - Галя, надумала прятать ее в подпечье, где в холода держали кур, сверху сундук присыплют землей и прикроют фанеркой, а во время работы землю будут отгребать. Ира вызвалась расширить подпечье и пошла в сарай за лопатой. Но произошло непредвиденное.
   - Фашисты у соседей обыскивали, к нам идут, - ворвался вдруг в дом Алик.
   Какая-то сила вытолкнула Галю наверх. Кинулась к двери - заперла на крючок (шаги уже стучали на крыльце). Нет, не годится, подумают, заперлись, заподозрят. Откинула крючок, отбежала. Люба лихорадочно сматывала антенну, Ира заталкивала под легшую на диван Раису пистолеты... Дверь широко, властно отворили.

Надежда Феликсовна Борщевская с пионерами

   С поспешностью метнулась Галя навстречу входившему офицеру: стала в дверях, потянулась к увешанному крестами немцу (только бы задержать!): "О-о, господин офицер, у вас ордена, за что вы их получили?" Краем глаза увидела: Люба выскочила из подпечья и ногой задвинула фанерную крышку - значит, рацию и антенну они не найдут... В руке у Любы оказалось битое яйцо: "Хотела вам дать, но разбила, уж извините..."
   Кисло улыбаясь (неудобно при таком интересе к его личности быть официальным), офицер отвечал: да, он награжден за покорение Польши и Франции... но сейчас ему "надо посмотрель в дом".
   Весело затараторили Люба и Ира (Раиса с закрытыми глазами лежала на диване: "Мутер кранк", - объяснила Галя). Закрутилась, зашипела и брызнула каким-то ритмом патефонная пластинка. "Танцен, тан-цен!" - закричали сестры. Где уж тут было производить дотошный обыск! Немцев быстро под звуки музыки провели по комнатам, а потом Галя танцевала с капитаном, сестры - с солдатами, которые и шинелей не сняли, только повесили на гвозди автоматы. Уходя, капитан пообещал прислать лекарство для "больной матери". Когда захлопнулась за немцами дверь, Раиса, бледная насмерть, поднялась с постели, а у Гали руки затряслись, ноги подкосились - так и рухнула на тот же диван. Надежда Феликсовна закрыла лицо руками: "О бо-жечка, что только могло быть!" Сестры кинулись выяснять причину обыска, и оказалось, что обыск случайный - у немцев пропало оружие, украденное соседскими мальчишками.
   "Иволга" регулярно посылала отсюда, из фронтовой, набитой войсками зоны, радиограммы. А где-то на штабных картах появлялись синие карандашные значки - брались "на заметку" военные объекты фашистов.
   Чем больше входила Галя в жизнь приютившей их семьи, такой рядовой, обычной и в то же время неповторимой, тем удивительнее и ярче представал перед ней подвиг Борщевских. Они прекрасно понимали, чем могут поплатиться за помощь советским разведчицам. Иллюзий у них на этот счет не было. И все-таки Надежда Феликсовна, глава этой героической семьи, страшась и переживая за сыновей, дочерей, внука, сама стала участницей борьбы. Никто Борщевских не мобилизовывал - все они сами объявили себя призванными на войну.
   Приближалась весна 1944 года, а с ней и новое наступление советских войск. Тысячи разных примет подтверждали этот факт, который не был тайной и для врага, чувствующего свою обреченность. Немцы нервничали, проводили обыски и облавы. Начались аресты жителей. Раиса решила, что надо всем уходить в лес, пока не случилась беда.
   Жаль бросать дело - информация поступает очень интересная. У немцев идет интенсивная передислокация частей. Продержимся несколько дней, может, пронесет...
   Но не пронесло. Вдруг раздался повелительный стук в дверь. Немцы, фельджандармы!
   - Кто есть Люба? - спросил вошедший офицер. Поправляя волосы, но побледнев, та отвечала спокойно:
   - Я.
   - Ти есть пагътизан.
   - Партизаны у нас в лесу, это недоразумение.
   - Ти есть арестована, собирайсь! Обняла всех. Целуя Галю, шепнула:
   - Не бойся. От меня они ничего не узнают. - И громко сказала: - Они еще извинятся. Через день я буду дома!
   Потом арестовали Иру, за ней Марусю. Через несколько дней Марусю выпустили, и она сообщила, что Любу бьют, но она подтвердила свои слова: пусть Раиса и Галя не боятся - она не выдаст! Галя радировала о случившемся, руководство приказало немедленно покинуть дом Борщевских.
   Но с уходом "Иволги" к партизанам рвалась последняя ниточка, связывавшая задушевных подруг.
   Обнимая на прощание Надежду Феликсовну, убитую горем, Галя вдруг ощутила: она прощается с ней так, как когда-то прощалась с родными. Что-то общее для девушки было в них - прочное и вечное, что, не утрачиваясь, передается из поколения в поколение и никогда не прерывается.
   Много лет спустя поняла: это вечное есть душа народа, его главная сила, она зовется лаконично и торжественно - соль земли. Эту соль составляли лучшие люди народа во все времена его бытия. Она неисчерпаема, эта великая соль земли, как неистребим, вечен, бессмертен народ.