ВЛАДИМИР ХАЗАНСКИЙ
ЕСТЬ НА СВЕТЕ ДЕРЕВНЯ ПРОШКИ

   Стоит у окна Саша Гром. Чуть отодвинув занавеску, всматривается в неширокую ленту быстрой речушки. С той стороны ее называют Синюхой, а у людей, живущих в Заречье, она носит имя Зилупе.
   Неширокая, неглубокая, 20 лет разделяла пропастью соседей. По ней шла граница между Советской Белоруссией и буржуазной Латвией до 1940 года. Пришли немцы и снова закрыли границу, чтобы не общались белорусы и латыши, не влияли друг на друга.
   И все-таки они объединились! Ту рождественскую ночь, когда над рекой качалась вьюга, Саша никогда не забудет. Немцы на кордоне отмечали сочельник, пили шнапс, а он, 20-летний комсомолец, вместе со своим другом Мишей Дубро впервые перешел границу, проник в лесную белорусскую деревушку Прошки.
   Прошковцы встретили настороженно. Людей с того берега Синюхи они не знали. Когда-то с латвийской стороны пробирались к ним шпионы и диверсанты.
   Пришлось сделать второй заход. К Саше присматривались, с недоверием слушали его объяснения. Но настойчивость, упорство, неудержимое желание латышских ребят завязать дружбу с белорусами сломали лед недоверия.
   Давно, с далеких детских лет, Саша и его друзья посматривали на другой берег Зилупе. Там все было иначе. Не поля, разделенные на крохотные полоски, а широкие нивы, труд крестьян облегчали машины. И песни там были другие.
   Идя на связь с белорусскими сверстниками, латышские комсомольцы хотели перенять опыт подпольной работы. А поучиться у соседей было чему. В деревне Прошки подпольная комсомольская организация была создана в первые же дни оккупации, а вернее, это была та же колхозная организация, которая начала действовать совсем в иных, непривычных условиях. Даже секретарь остался прежний, колхозный бухгалтер Василий Лукашонок. Эвакуировали скот и технику, строили оборонительные сооружения, рыли противотанковые рвы, а потом, когда враг приблизился к границе, ушли в истребительный отряд.
    Комсомольцы с латышской стороны почувствовала себя увереннее рядом с белорусскими товарищами. Хотя вначале им и нечасто приходилось быть вместе. С трудом пробирались через кордон на тайные комсомольские собрания. Под покровом ночи переправляли на белорусский берег, в общий склад, оружие.
   А что же придумать, чтобы быть рядом постоянно? Саша Гром устраивается бригадиром корчекопов на смолокурно- скипидарный завод и, сколотив бригаду из восемнадцати самых смелых ребят, отправляется с ней заготавливать корчи в белорусских лесах. А на постой бригада расположилась в Прошках. Теперь не надо было ломать голову, как перебраться через кордон, теперь Гром стал своим человеком в прошкинской комсомольской организации.
   Да только ли комсомольцев Заборья научили прошковцы, как надо бороться с врагом?
   В соседней русской деревне Рыльки действовала еще одна комсомольская подпольная группа. Ее возглавлял тракторист Петр Смычков. Собирали оружие. Расправлялись с предателями. Но действия рыльковцев были стихийными, пока не связались они с прошковцами, не объединились с ними в одну организацию.
   В Ляхове, родной деревне Маши Сосновской, подпольная группа появилась тоже не без помощи прошковских комсомольцев. Первой ласточкой, возвестившей ляховской молодежи, что есть люди, которые не встали на колени, была листовка, составленная в Прошках. Это была небольшая поэма под названием "Письмо из Германии". В ней говорилось о советской девушке, которая томится на чужбине, на фашистской каторге.
   Стихи призывали к мщению, возбуждали ненависть к фашистской Германии, немцам. Фашист и немец - тогда эти слова были синонимами. Поэтому неловко чувствовал себя на первых порах комсомолец Владимир Вестенберг, бывший директор местной школы, немец по национальности.
   Часто, очень часто вспоминает Женя Бордович свою первую встречу с этим человеком. С пятью друзьями Женя бежал из Освеи, где немцы приступили к уничтожению евреев. В деревне жить было тоже рискованно, и прошкинские комсомольцы вырыли для беглецов в лесу, неподалеку от Прошек, землянку. И вот, едва спасшись от расстрела, лицом к лицу встречают немца.
   - Не бойтесь, - отведя ребят в сторону, сказал вожак подпольщиков Василий Лукашонок, - он совсем другой немец.
   - Других немцев не бывает. Я не видел, - мрачно ответил Исаак Смирин.
   - А Тельман? - возразил Василий.
   - Тельман в тюрьме.
   - Ну есть и другие, настоящие, как Тельман.
   - Я не видел, - повторил Смирин.
   - Трудно увидеть, - согласился Василий, - но есть. И ты еще узнаешь о них. Ты многого не знаешь.
   Именно таким "другим" немцем был Володя Вестенберг. Он писал на немецком языке листовки, собирал оружие на заминированных полях. А в деревне Стрелки создал пионерское звено из бывших своих учеников. Однажды вместе с Михаилом Лукашонком и Людвигом Геродником уничтожил три немецкие машины, затем расстрелял за деревней группу мародеров, прочитав им перед этим приговор на отменном немецком языке. А потом, уже в партизанах, отличился как пулеметчик. Последний бой его был у поселка Кохановичи. Он прикрывал отход, тяжело раненный отстреливался до последнего патрона. Вместе с ним в группе прикрытия был и Исаак Смирин. Они оба погибли в том бою. Их похоронили в одной могиле...
   Давно это было. Теперь Прошек не узнать. Новые дома, сады. Но стежки-дорожки в поля и леса все те же, что проложили местные люди давным-давно. Одна огибает деревню, идет берегом реки, углубляется в лес, выходит к широкой поляне. Здесь она встречается с двумя другими дорогами. Между тремя дорогами - курган Дружбы, насыпанный на стыке трех республик. И дуб на его вершине как символ дружбы и братства. От кургана расходятся три аллеи - молодые клены в сторону России, березки - к Белоруссии, липы - к Латвии. Как три судьбы, соединенные в одну большую и неделимую.
   - Вот эту, - показывает на одну из березок Михаил Дубро, - посадил Вася Лукашонок...
   Михаил живет недалеко, в той же деревне Заборье, откуда с Сашей Громом пришел на связь с белорусcкими подпольщиками. Он, дорожный мастер, был в числе первых, кто закладывал курган Дружбы. Следом за ним горсточки земли принесли к подножию кургана и другие бывшие прошковские подпольщики. Каждый год в первое воскресенье июля здесь встречаются партизаны трех республик, которые воевали в этих местах против общего врага.
   Еще одна дорожка. Она ведет к околице деревни, к застывшему в мраморе отважному коммунисту, организатору прошковского подполья Григорию Лукашонку.
   Воздвигли памятник дети и внуки героев подполья - ребята из Верхнедвинской школы. Они первыми стали-собирать реликвии тех пламенных лет, создавать боевую, летопись прошковского подполья. И не только за это благодарны ветераны школьникам. Красные следопыты помогли им отыскать друг друга и организовали встречу в деревне, где когда-то поклялись они друг другу бороться до конца.
   ...Идет собрание бывшей подпольной комсомольской организации.
   Михаил Дубро и Женя Бордович положили руки друг другу на плечи. Не удивительно, больше 20 лет не виделись.
   А у окна - референт латвийского республиканского общества "Знание" Александр Гром и корректор "Днепровской правды" города Дубровно, на Витебщине, Евгения Фроленок (Громова). Здесь же и заведующая детским садом в Нижнем Тагиле Мария Прошко (Помялова), и витебский фотограф Евгений Бордович, и механик из Браслава Петр Лукашонок, и его жена; медсестра Ефросинья Прошко, и Петр Смычков, тоже механик, работающий в памятной всем Освее, и его сосед, бывший руководитель пионерского звена в деревне: Стрелки, а теперь бригадир местного колхоза Дмитрий Зубарь.
   Будто и не разбросала их судьба. Будто и теперь у них одно общее дело, которое требует коллективного разума и коллективного действия.
   И вдруг все смолкают - председатель собрания предлагает почтить память погибших товарищей. Прикрывает ладонями глаза Мария, опускает голову Саша, закуривает Петр. И мысленно переносятся в грозное прошлое, в Прошки тех лет.