ИВАН МЕЛЬНИКОВ
ПОКА БЬЕТСЯ СЕРДЦЕ

Толя Стоянов

   Марина Григорьевна до самого утра просидела с детьми на вещах, наспех связанных в узлы. Все надеялась, что удастся выехать в сторону Керчи. Но машина так и не пришла.
   Женщина в последний раз взглянула на голубой листок, по которому вкривь и вкось бежали торопливые строки: "Учительнице Стояновой М. Г. с пятью детьми разрешается..." Пропуск, выскользнув из рук, упал на пол. Теперь это была просто бумажка, ненужная и бесполезная.
   ...Светало. Где-то стрекотал пулемет. Марина Григорьевна с тревогой думала о детях. Младшие - Юра и Митя, - прильнув к окну, широко раскрытыми глазами смотрели на улицу.
   Со стороны Цюрихталя, куда еще вчера ушли последние колонны красноармейцев, доносились тяжелые, ухающие разрывы.
   Толя и Лена сидели у стола притихшие. Старшая, двадцатилетняя Олимпиада, прижимала к груди малыша. Что теперь будет с ними? Какая судьба ждет детей, ее маленькую внучку Галочку?
   Марина Григорьевна провела рукой по постриженной Митиной макушке, и в ту же минуту рука ее вздрогнула - на сыновьях были пионерские галстуки.
   - Юра! Митя! Снимите! Сейчас же снимите!
   - Не сниму! Не сниму я! - Юра крепко сжал концы галстука.
   - И я тоже не сниму! - вторил ему младший брат.
   - Глупыши вы еще, - вздохнула Марина Григорьевна. - Ой, какие глупыши! Разве в этом геройство? Партия оставила в тылу у немцев тысячи коммунистов и комсомольцев. Так что же, по-вашему, каждому из них надо выйти на улицу и кричать: "Я коммунист, я комсомолец"? Это же явная смерть. А погибнуть так - глупо. И вообще погибнуть, даже геройски, еще не главный подвиг человека. Храбро нужно не умирать, а сражаться...
   Она была не только матерью, но и учителем. Повернувшись к старшему из сыновей, Марина Григорьевна спросила:
   - Толя, где твой комсомольский билет?
   - Он здесь, при мне.
   - Так и будешь носить билет в кармане?
   - А если я его зашью в куртку? Можно, мама?
   - Зашить? Зашить можно.
   Пока Толя вспарывал подкладку куртки, а Марина Григорьевна искала иголку с ниткой, Юра и Митя сняли галстуки, бережно завернули их в газету и, уложив в консервную банку, вышли в кладовую. Здесь, в темном, пахнущем сыростью углу, они закопали банку и тщательно утоптали землю.
   Из кладовой они пробрались на кухню. Юра открыл окно. Ребята прислушались. Вокруг стояла тишина, только откуда-то издалека долетал гул. И вдруг ребята услышали женский крик:
   - Ой, родненькие! Ой, голубчики, помогите! Отпустите, злодеи, отпустите-е-е!
   Сухая автоматная очередь оборвала причитания женщины. Юра стиснул Митину руку.
   С захламленного двора молокозавода раздавался стук: кто-то колол дрова, приговаривая в такт ударам: "Гех! Гех!" Потом все затихло. Из-за угла дома вышел коренастый паренек в замасленном берете.
   - Эй, Юрась! - окликнул он проходившего мимо Стоянова.

Юра Стоянов

   - Ваня?! Ты чего тут? - удивился Юра, увидев своего школьного товарища, Ваню Пышного.
   - А вот чертей выгоняю из этой длинной штуки, - кивнул Ваня на заводскую трубу. - Видишь, как чадит. Весь мой труд в трубу вылетает.
   - Кочегаришь?
   - Нет, всего-навсего дрова рублю. Встаю раньше петухов, прихожу сюда и до вечера тюкаю, как дятел. А иногда и ночь прихватываю.
   - Значит... служишь им?
   - Фрицам? - прищурился Ваня и, склонившись к уху товарища, горячо зашептал: - Думаешь, я по своей воле? Как бы не так! Пришли домой, вручили повестку: "Не пойдешь на работу, вывезем в Германию". Поработаю немного, сделаю им здесь такое... Пусть помнят Ваньку, и убегу к Севастополю. Знаешь, как там моряки фрицев колошматят?! Давай вместе махнем, а?
   - Нужно подумать, враз такое не решишь, - ответил Юра. И как бы между прочим, словно лишь для того, чтобы переменить тему разговора, спросил:
   - Значит, ты и ночью работаешь?
   - Да!
   - А патрули как?
   - А что они мне сделают, у меня пропуск.
   - Ну если пропуск, тогда другое дело, - сказал Юра и, помолчав, вздохнул: - Я тоже хочу куда-нибудь устроиться...
   - Давай ко мне в помощники, - обрадовался Ваня, - я один не справлюсь.
   - А примут?
   - Куда им деваться?! Примут! У них не очень-то густо.
   В тот же день Юру оформили на работу дровосеком и выдали пропуск. Это была большая удача.
   Как-то утром Ваня, возбужденный, забежал в сарай, где работал Юра.
   - Видел? Читал? - размахивал он листком перед самым носом Юры.
   - Что это? - спокойно спросил Юра.
   - Листовка! Партизанская! Понятно! - захлебывался скороговоркой Ваня. - Видишь, какие у нас люди есть?! Видишь? Вот... Пишут и каждую ночь расклеивают. Ничего не боятся! Ни приказов коменданта, ни гестаповцев...
   По-прежнему безразлично Юра спросил:
   - Где ты взял ее?
   - Где взял, там уже нет. Наклеили ее прямо на комендантский приказ. Вместе с приказом и содрал. Последняя. Полицейские уже все посдирали. На вот почитай!
   Юра повертел листовку в руках, затем быстро вынул спички.
   - Что ты делаешь?! - бросился к нему Ваня.
   - Так надо, - ответил Юра, поджигая листовку. - Беда может быть. С работы выгонят. И вообще...
   - Знаешь, иди ты к черту! - рассердился Ваня. - Я ему про то, что хорошие люди в городе есть, а он мне про работу. То же мне, работничек нашелся!
   - Перестань бурчать, лучше ответь: ты бы пошел такие клеить? - с расстановкой спросил Стоянов.
   - Я? Да я б им такое устроил!.. На дверях самого коменданта прилепил бы. А ты чего об этом?
   Юра молча снял фуражку. Запустил руку под подкладку, вынул несколько листовок и протянул Ване:
   - Возьми. И докажи, что ты не трепач...
   - Постой, постой!.. - оторопел Ваня. - Так, значит... Значит, ты?
   Юра поправил:
   - Мы.

Митя Стоянов

   Вскоре после того, как гитлеровцы захватили Старый Крым, Юра по поручению своего учителя Никиты Игнатьевича, командира старокрымского партизанского отряда, организовал подпольную группу. В числе первых в нее вошли Туся Давыдова и ее отец - Иван Иванович Давыдов, бывший главврач санатория "Старый Крым". Каждый свой шаг Юра согласовывал с Никитой Игнатьевичем, но не пренебрегал он и умными советами, и практической помощью Давыдова. Вступали в подпольную группу и Юрины сверстники: Тема Шеренец, Сергей Талдыкин, Миша Кустенко и Гена Субботин.
   Молодые подпольщики распространяли листовки, спиливали телеграфные столбы, обрывали линии связи. Вывели из строя четыре трактора-тягача, насыпав в картеры песка. А когда Сергею Талдыкину удалось устроиться переводчиком в комендатуру, ребята получили возможность сообщать в лес очень важные све- дения.
   Никита Игнатьевич благодарил Юру за разведданные, давал ребятам новые поручения. Главные из них - сбор военной информации и распространение партизанских листовок. Одну такую листовку и нашел Ваня.
   - Да, мы! - повторил Юра. Ваня стукнул себя ладонью по лбу.
   - Какой же я дурень... Нет, нет, ты серьезно говоришь?
   - Да.
   - Все втихаря, без меня, да? - не унимался Ваня. - Ладно, я тебе тоже кое-что покажу. - Он потащил Юру в угол сарая к большой старой колоде, сдвинул ее, сдернул присыпанную землей меш- ковину.
   - Смотри!
   На дне ямы лежало несколько гранат, небольшая мина и кинжал.
   - Откуда это? - в свою очередь, удивился Юра.
   - Потом расскажу. Но если бы не ты... Я бы им здесь такого жару задал!.. А теперь вот говори, что дальше делать?
   - Дальше?.. А дальше все это надо спрятать.
   - Да, верно, - согласился Ваня и начал тщательно укрывать свой "оружейный" склад. Через несколько дней Ваня доказал, что он верен своему слову: наклеил листовки на биржу труда, на комендатуру и даже на дом, где жил комендант города.
   ...Листовки и вылазки партизан не давали покоя гитлеровцам. Они обшаривали теперь не только город, но и окрестные леса. Им удалось захватить главную продовольственную базу партизан. Потом каратели блокировали все дороги, ведущие к лесу от города и предгорных населенных пунктов. В партизанский лес пришел голод. А тут еще зима выдалась, как никогда, снежная и холодная.
   Мерзли и фашисты. К заготовке топлива для оккупационных войск было привлечено местное население. Посоветовавшись с Иваном Ивановичем, Юра и его друзья решили использовать эту заготовительную кампанию в своих целях. Ехали в лес не с пустыми руками: припрятали в телегах продовольствие, медикаменты, теплые вещи. Все это ребятам помог собрать доктор Давыдов.
   Не сломив партизан голодной блокадой, фашисты бросили против них крупные соединения карателей, придав им артиллерию и самолеты. До города доносились разрывы бомб и мин, ружейная и автоматная пepeстрелка. Выбираясь из огненного кольца, старокрымские партизаны несли большие потери.
   Каждый взрыв бомбы в горах больно откликался в сердцах юных патриотов. Многие ребята хотели прорваться в лес, чтобы сражаться вместе с партизанами. Но Иван Иванович, взявший на себя всю ответственность за безопасность стояновской группы, строго предупредил мальчишек: "До особого распоряжения никому в лес не выходить!" Впрочем, если бы даже приказа не было, вряд ли сумели бы ребята добраться до партизан: в окрестностях патрулировали усиленные наряды фашистских солдат.
   После десятидневного прочеса старокрымских лесов немцы объявили в газетах, что партизаны полностью уничтожены. Ребята не верили немецким газетам. Беспокоило другое - связь с партизанами была нарушена.
   - Ну что, сынок? - спросил Иван Иванович, когда Юра, как обычно, зашел к нему после работы. Вместо ответа Юра только пожал плечами, его удрученный вид говорил сам за себя.
   - Слушай, - сказал Иван Иванович, - нос вешать мы не имеем права. Враги будут довольны, если мы поверим им и перестанем работать. Связь с лесом нам очень нужна, и мы будем ее искать. А пока нельзя бездействовать. Я думаю, листовки можно делать своими силами. Будем использовать сведения, которые доставляет Сергей. Это пока. А потом, может быть, найдем какой-либо источник информации с Большой земли, с фронта. Собери-ка ребят, посоветуемся. Возможно, сумеем смастерить хотя бы детекторный приемник.
   
   Шли дни, недели, месяцы, а связи с партизанами все не было. Все это время организация жила сведениями, которые доставлял Сергей Талдыкин.
   И хотя листовки выходили теперь не так часто, как раньше, появлялись они там, где больше всего были нужны.
   И вдруг печальная весть. Ее принес все тот же Сергей Талдыкин.
   - Ребята, - приглушенно сказал он, - Никита Игнатьевич погиб. Его группа напала под Османчиком * (* Ныне село Холодовка.) на фашистский обоз. Гитлеровцев они уничтожили, но в бою Никита Игнатьевич Холод получил смертельное ранение...
   - Ребята! - сказал Юра, стараясь, чтобы его голос звучал как можно тверже. - Если бы сейчас среди нас был Никита Игнатьевич, он сказал бы только одно слово: "Действовать!" Борьба будет лучшей памятью о нашем учителе. Мы должны собрать радиоприемник и слушать Москву. Надо, чтобы листовки появлялись не реже двух раз в неделю. Отвечать за это будут Стояновы, Давыдова, Талдыкин и Кустенко. Ваня Пышный, Саша Таболкин и я попробуем объединить подпольные группы Георгиевской долины и улицы Ленина. Потом, я думаю, пришло время для диверсий. Изюмовский артиллерийский склад взорвут Шеренец, Субботин и... Юра Стоянов.
   Ребята заволновались, а Ваня Пышный и Тема Шеренец даже зааплодировали. Они давно предлагали пустить полицейским "красного петуха" и повесить бургомистра Арцишевского.
   - Своими активными действиями мы напомним партизанам о себе, - закончил Юра.
   Павлик Косенко и Боря Периоти, вожаки юношеской патриотической группы Георгиевской долины, самой малонаселенной части города, охотно присоединились к стояновской организации. Теперь с группой Олега Сандрова, двумя днями раньше вошедшей в организацию "Подполье юных борцов", отряд Стоянова насчитывал более сорока мальчишек и девчонок - бывших учеников 7-8-9-х классов Старокрымской средней школы.
   Группа Косенко - Периоти держала тесную связь с селами Цюрихталь и Спасовкой. Кроме того, у ребят был уже почти смонтирован радиоприемник. Не хватало лишь нескольких деталей и батарей. Детали нашлись у Темы Шеренца, а батареи доктор Давыдов выменял у румына на масло.
   Через день после расклейки ребятами листовок в городе начались повальные обыски. Жандармы и полицаи ходили из дома в дом, вспарывали перины и подушки, ковыряли штыками полы и стены, лазали в сарай, кладовые, на чердаки. По ночам присматривались даже к самому слабому отсвету в домах. Но это ничего не давало.
   ...На очередном заседании командиров пятерок утвердили две диверсионные группы: одна во главе с Павликом Косенко пойдет в Цюрихталь, вторая под руководством Юры будет действовать в городе. Ребята узнали, что на старокрымскую и цюрихтальскую мельницы завезено зерно для гитлеровских войск и несколько цистерн с горючим для двигателей. Эти операции прошли удачно.
   Поздно вечером у Юры сидели Павлик, Тема и недавно принятый в отряд Виктор Угаров. Они рассказали о внезапных арестах подпольщиков.
   - Не будем ждать, когда они возьмут нас всех, - предложил Юра. - Настало время уйти в лес и до встречи с партизанами действовать самостоятельным молодежным отрядом. Оружие у нас есть, продовольствие и теплые вещи тоже. Словом, все, что нужно для жизни в лесу. Сейчас самый удобный момент. Когда они проводят облавы, когда молодежь хватают на улице, попробуй проследи, кто ушел в партизаны, а кого они вывезли.
   - Верно, Юра, - поддержал его Павлик, - я свою группу соберу у Периоти, мы выйдем на Агар-мыш, а потом проберемся в лес, к Козьей горе.
   - Там и встретимся, - согласился Юра. - Только пошли Ливанского в Спасовку, пусть предупредит ребят Вовы Токарева. Я думаю, они тоже с нами уйдут.
   - Конечно, уйдут, - ответил Павлик. - Хлопцы там настоящие!
   К рассвету на город опустился густой туман. К дому Стояновых по одиночке, крадучись подходили юные подпольщики. Юра по двое, по трое выводил ребят через сад к лесу. Ваня и Тема, вооруженные карабинами, стояли на посту у ворот.
   - Ну, Юрась, кажется, все! - прошептал Ваня, вглядываясь в туман, в котором только что скрылась последняя пара ребят.
   - Сейчас, Ванек, сейчас, - медлил Юра, озираясь по сторонам и кого-то высматривая.
   Из дома вышла мать, за ней Лена и Липа с дочуркой на руках. Митя не сводил с матери глаз. Лене стало жалко младшего брата, и она попыталась удержать его:
   - Ты еще мал, Митя, останься.
   - Выдумаешь такое - маленький! - обиделся Митя. - Я мужчина, а мужчины должны бить фа- шистов.
   - Иди, Митя, иди! - с грустью сказала Марина Григорьевна и, повернувшись к старшим сыновьям, добавила: - А вы присматривайте за ним. - Она обняла каждого, прижала к груди и трижды поцеловала. - Родные мои, будьте всегда настоящими людьми!