|
|
|
|
|
<<Вернуться к оглавлению сборника НАМ НЕ ЗАБЫТЬ ВАС РЕБЯТА.
ГЕОРГИЙ МИРОНОВ
ЯНИС ЛОГИН - ЖУРНАЛИСТ И ПОЭТ
При своих, при
родной власти, за которую сражался и сложил голову, ему привелось пожить
один лишь год, от лета до лета, с сорокового до сорок первого. Это время
сохранило для нас один из немногих документов, связанных с именем
латышского советского публициста, поэта, общественного деятеля Яниса
Логина. Поздней осенью 1940 года Янис Людвиг (а на
русский лад - Иван Людвигович) Логин заполнил "Регистрационный бланк
кандидата в члены ВКП(б)". В лапидарных ответах на анкетные пункты
обозначились этапы недолгой, строгой, целенаправленной жизни молодого
литератора-революционера. Младшая из шести его сестер, "маленькая Зита",
дополнила их впоследствии своим рассказом. Латыш;
из крестьян-бедняков: с двенадцати лет пас чужой скот в родном Абренском
уезде в Латгалии - восточной части Латвии; потом батрачил у "серого барона".
После отличного окончания Балвской гимназии, бросая вызов и нищете своей, и
враждебному ему, бедняку, буржуазному строю, подал документы в университет
на привилегированный, "господский", философско-филологический факультет.
Несколько раз вынужденно прерывалась учеба, всё службы мешали: военная
(рядовой кавполка), чиновная (конторщик министерства финансов), в
"независимой" прессе (информатор в газете "Брива земе" - "Свободная страна"). Подвергался преследованиям за участие в нелегальных коммунистических
изданиях для юношества - "Студент-труженик", "Свободная молодежь". Когда
была восстановлена в Латвии Советская власть, Янис Логин, только что
принятый из комсомольцев в кандидаты партии, стал референтом отдела
пропаганды министерства общественных дел: читал лекции рабочим, а осенью
1940-го вернулся в университет. Но доучиться помешала
война. Еще значится в бланке, что заполнявший его
свободно владеет, кроме родного латышского, русским, немецким, английским,
древнегреческим, финским языками; что числится как резервный рядовой и
наград не имеет. Зита Логин-Мача рассказала: Яниса
арестовали местные фашисты через две недели после прихода в Латвию их
хозяев - гитлеровцев, бросили в уездную тюрьму в Абрене (теперь Пыталово
Псковской области), кинулись в дом с обыском. Ничего не нашли - Янис в
первые же дни войны приехал из Риги домой и наказал родителям, чтобы все его
бумаги спрятали надежно и приготовили в сарае под полом
тайник. Но опять явились полицейские - они уже не
скрывали, что действуют по поручению рижских гестаповцев, в руки которых и
передали Яниса. Предатели теперь чувствовали себя смелее - говорили не от
имени "маленькой Латвии", а "великой Германии". Перевернули все вверх
дном и снова ничего не нашли - мать Яниса Барбала Якубовна после первого
обыска успела сжечь не только бумаги, но даже книги сына. Центральная
тюрьма для Яниса - это год истязаний, пыток, допросов. Выдал его кулацкий
сын, который жил поблизости от них, учился на одном с ним факультете в
университете и, стало быть, знал об убеждениях Яниса, кстати, поэт их и
не скрывал. Стихи, которые Янис читал в студенческих аудиториях, не
выходили сборниками - он печатал их в упомянутых молодежных газетах под
излюбленным юношеским псевдонимом "Дундурс" - "Овод". У
прогрессивной столичной молодежи - рабочих, служащих, студентов,
гимназистов - поэзия Логина нашла живой отклик, его стихи и поэмы
переписывались, тайно распространялись по Риге, по
Латвии. Но вот пришел год свободы, и впервые поэт
напечатался открыто, под своим именем. Он готовил сборник "Cilveka dziesma"
("Песнь человека"). ...Все это, или почти все,
гестаповским следователям было известно. Но предатель не мог знать, что Янис
оставлен на подпольную работу. Возможно, гитлеровцы догадывались об этом,
но доказательств не имели, а от подследственного им добиться признания не
удалось. Годы работы в комсомольском и партийном подполье в условиях
ульманисовского режима закалили боевого литератора, обогатили бесценным
опытом, который так пригодился теперь. "В интересах
общественной безопасности и порядка" Янис без указания срока заключения
был отправлен в концлагерь Саласпилс, находившийся в восемнадцати
километрах от Риги. По прибытии в лагерь Яниса допросил начальник охраны,
давний работник латышской полиции. Узнав, что новенький владеет
русским, немецким и английским языками, бывший шуцман обещал
порекомендовать его на должность писаря, если он будет себя "хорошо
вести". Саласпилс только формально числился как "трудовой и
воспитательный" лагерь, в действительности он был местом уничтожения
людей многих национальностей Европы. Назначение
Логина писарем помогло ему в жестоких условиях лагеря смерти вести
борьбу. Янис узнал: через множество преград, обходя
тайных и явных осведомителей, проникают за колючую проволоку Саласпилса
листки родной "Цини" ("Правды"). Среди военнопленных ближнего лагеря,
работающих на торфоразработках, появились советские журналы, которые
читаются тайком.
Внимание Яниса привлек Карлис
Фелдманис, высокий, тощий, немногословный человек. Он тоже заинтересовался
Янисом. Познакомились. Карлис - инженер-строитель, перед нападением
фашистов руководил сооружением оборонительных рубежей на границе. Уехать
не успел, фашисты арестовали. Этот твердый сорокасемилетний человек и стал
одним из руководителей лагерного сопротивления. Подпольная организация, созданная им, Логиным, Рендниеком, Стрельчиком, Лакомкой, начала свою
деятельность. В мрачном Саласпилсе несколько изнуренных голодом, пытками,
издевательствами человек - коммунистов, комсомольцев, беспартийных -
ночами планировали, как перебьют охрану, убегут в леса, присоединятся к
партизанам или сами создадут отряд. Для этого требовалось прежде всего
оружие, взрывчатка, запасы продовольствия. А главное - надежные люди. Были
созданы три группы: первая занимается агитацией и пропагандой среди
заключенных (ответственный - Янис Логин), вторая готовит побег, третья
достает оружие и взрывчатку. "Латыш? Русский?" -
велено спрашивать писарю Логину у поступающих в лагерь. Для Яниса же главным была не национальность узника, а его идейная принадлежность. Он искал и
находил единомышленников среди русских и латышей, белорусов и украинцев,
чехов и поляков, антифашистов немцев и испанцев *. (* Ряд фактов взят
автором из книги воспоминаний "В Са-ласпилсском лагере смерти". Рига,
1964.) По заданию подпольной группы заключенные с
Сауриешских каменоломен приносили донорит, порох и бикфордов шнур. Из
них потом делали гранаты и прятали в известные лишь немногим тайники.
Некоторые заключенные ухитрялись слушать московские пе-
редачи... Из рук в руки бережно передавались стихи
Яниса. Вот одно из них. Я
бунтарь и нигде не ищу покоя, Мне противна жизни
сытая тишина. Время бить барабанщикам воинскую
тревогу, Время всех, кто дремлет, отрывать от
сна. Презираю бредущих по сонным
дорогам, Презираю искателей лавров и
славы, Отдаю мое сердце борцам за
свободу, Всем, чей дух подобен вулканической
огненной лаве. Устремляюсь во тьму с ярким факелом
мыслей, Неустанно к исканьям мятежную душу
стремлю, Крепость врага впереди.
Я с песней бросаюсь на приступ.
Вот такой образ жизни прославляю, приемлю, люблю
*, {"Не ищу покоя") *
Перевод автора очерка, подстрочник Зиты Логин-Мача и Валды Волковской.
Стихи Я. Логина переведены из книги "Saullekta dziesma" ("Песни рассвета"),
вышедшей в издательстве "Лиесма" (Рига) в 1973
году.
Известия с фронта
становились все радостнее. Ночами при тусклой коптилке подпольщики
вымеряли расстояние линейкой по ученической карте. От Сталинграда до Риги
было еще далеко, но события на Волге свидетельствовали о переломе в
войне. Ничего, кроме лагерной документации, не имел
права писать шрайбер Логин, но украдкою, без свидетелей он продолжал
сочинять стихи. Напишет, выправит, заучит наизусть, прочитает друзьям.
Бумагу сожжет. А стихи разойдутся по лагерю, знакомые и незнакомые люди
станут читать их в бараках. Сжигает Янис и листки со
своими статьями. Пожалуй, это не статьи, а гневные антифашистские памфлеты.
В лагере работает над своими литературными вещами не менее напряженно, чем
в довоенную пору. Помогает закалка журналиста-подпольщика, принужденного
в годы ульманисовской диктатуры обходиться без постоянного рабочего места,
трудиться в самых неподходящих условиях, создавать статьи сначала "в голове"
и переносить их на бумагу уже готовыми. Когда есть
возможность, Янис выступает перед товарищами в своем бараке. Темы бесед
самые невинные: "Золотая лихорадка в Соединенных Штатах" или
"Наполеоновские войны". Вот его лекция о
наполеоновских войнах. Всюду побеждал завоеватель - в песках Египта и на
австрийских равнинах, но одна страна сумела разгромить захватчиков. На ее
просторах закатилась звезда Наполеона... В бараке
такая тишина, словно здесь один Янис, Его звенящий голос слышен в дальних
углах. Изнуренные адским трудом, задавленные издевательствами, постоянным
призраком казни, заключенные поднимались со своих нар. Загорались глаза,
сжимались кулаки - люди сознавали себя частицей той силы, что способна
сокрушить проклятого врага. Янис Логин, невысокий, худой, большелобый,
стоял в узком проходе между нарами полномочным представителем Советской
Родины и ее армии-освободительницы. Гестаповцы
узнали, что в Саласпилсе действует подполье. Активизировал свою деятельность
сыскной аппарат. Настроение среди заключенных гнетущее, подавленное. И
Янис решился на открытое пропагандистское выступление. Кому-то надо
рискнуть, чтобы поднять у заключенных дух. 21 января
1943 года - день памяти Ленина. Вечером в смрадном, тесном помещении, в
давящей тишине люди хлебали из мисок привычную бурду - лагерный
ужин. Янис вышел на середину барака, снял шапку и
громко произнес запретное слово: -
Товарищи! К нему повернулись
все. Время -
начинаю про Ленина
рассказ.... Он читал поэму
Маяковского наизусть. Его попросили подняться выше, на стол. В дверях стали
добровольные часовые - на случай, если ворвутся
охранники. Ленин и теперь живее всех живых. Наше
знанье - сила и
оружие. Читал Пушкина,
потом Райниса. Аплодисментами наградил его барак. Кто-то запел, и все
подхватили революционную песню. Когда вломились в барак охранники, друзья
укрыли оратора *. * См. воспоминания П. И.
Коршунова-Сапожникова в сб. "В Саласпилсском лагере смерти", с.
211. В конце февраля 1943
года арестовали Фелдманиса и нескольких его соратников. Через некоторое
время из рижской "централки" пришло известие: "Старик" всю вину взял на
себя. Но гестапо действовало. Хотя прямых улик против Яниса не было, "черная
Берта" приехала и за ним. Затем взяли других заключенных. В Саласпилс никто
из них больше не вернулся. Их повезли на казнь в Бикерниекский лес в ночь на 6
мая сорок третьего. До Победы оставалось целых два
года. Крытая машина, в которой везли Яниса Логина, его друга и соратника
Арвида Рендниека и нескольких других обреченных, ныряя на ухабах неровной
дороги, въехала в лес. "А ну-ка давай раскачивай машину!" - крикнул Янне. И
все, кто был в кузове, стали раскачивать грузовик. Наконец он опрокинулся. Но
бежать не удалось - двери оставались на
запоре. Вспыхнувшие фары осветили ряды
смертников, окруженных автоматчиками. Открыли дверь опрокинутой
машины. - Выходи! - крикнул немецкий
офицер. Никто не вышел. Солдаты лезть внутрь не
рискнули. Побежали за шестами со специальными крючьями на концах.
Принялись ими вытаскивать из кузова тех, кто
сопротивлялся. Яниса вытащили из машины
последним... Как просто
самому себя убить. Лишь измени себе - и к стенке не
поставят. И уцелеешь... Но тебе не
жить: Воспоминания тебя
раздавят. Последний час. Разрешено
грустить. Душа свободна от
ожесточенья... Мы выиграли главное
сраженье: Мой друг, прекрасно человеком быть -
И это в нас уже нельзя убить!
* ("Перед
казнью") * Перевод
Владимира Леоновича ("Комсомольская правда", 1965, 8
июля). Тайными путями из
тюрьмы, где Янис ждал приговора, эти последние, предсмертные стихи поэта по-
пали к его товарищам. Их читали в бараках, заучивали наизусть. Подпольщик
Янис Логин продолжал бороться и после своей
гибели.
| |
|
|