ВОСПОМИНАНИЯ:

Ипатов Валентин

14 января 1944 года по сигналу о начале наступления потянулись наши танки. Я сидел за радиостанцией и слышал, кто где находится, как идет движение, кто подорвался. Когда подъехали к немецкой передовой, за 10 минут подбили 5 наших танков, их надо было ремонтировать и эвакуировать. Наша артиллерия в 9:30 начала массированный налет, и продолжался он 60 минут. Сперва стреляли «катюши», потом — кронштадтские форты из 305-миллиметровых орудий.

Артиллерия скосила все деревья, под которыми немцы разместили свои противотанковые пушки. Они перед боем рыли окоп, оставляли небольшой просвет и маскировали орудия. Снаряды, которые могли поразить их, ударялись о стволы деревьев. Поэтому немцы сохраняли живучесть.

Наш командир Ковалевский Анатолий вышел и показывал дорогу, где пройти танкам. По радиостанции его спрашивают: «Куда же двигаться? Ничего не видно. Он говорит: «Вот как мой танк направлен, так и двигайтесь».

К ночи взяли Послелесье, начали двигаться в направлении Жеребяток, сейчас этого поселка нет, там только строения совхозные. Жеребятки мы взяли ночью — прошли за день 3-4 километра.

Самые тяжелые потери понес из-за неподготовленности 204-й полк. Он, когда брал Порожки, из-за того, что не было технической разведки, потерял 19 танков и 4 танка в Черной речке утопил. В Порожках мы потеряли 500 человек. У нас был наблюдательный пункт на высоте 105 метров. Там находились Федюнинский и все командиры Ленинградского фронта, которые участвовали в этой операции. Немец начал контратаку. Я стоял рядом с моим товарищем Димой Ползиковым. Где-то далеко разорвался снаряд, а он упал. Оказалось, осколок попал ему в мозжечок, погиб на месте.

Потом были бои за высоту «142» около Кожериц. Пехота уже захватила эту высоту, но немцы контратаковали и взяли ее обратно. Командир 98-й дивизии дал команду лыжникам обойти ее, и с помощью танков и пехоты нашей бригады эту высоту взяли. Она была последним подготовленным укреплением в полосе немецкой обороны.

Мы повернули налево, на Ропшу, до Ропши шли 6 дней. Немцы разумно оборонялись, на высотках и в населенных пунктах они чаще всего занимали круговую оборону, с окопами полного профиля. Наступать нам было непросто — танки с трудом одолевали полутораметровые сугробы. Но тем не менее, мы потихоньку продвигались, брали один опорный пункт, другой...

В ночь с 17 на 18 января наши войска захватили Ропшу. Приехали генералы, меня по рации вызывают, говорят: «Надо командира бригады, тут приехали зафиксировать момент окружения Петергофской группировки немцев». 20 января мы встретились с 42-й армией Ленинградского фронта. Мы их танки сперва приняли в темноте за немецкие, а потом смотрим — силуэт наш.

Петергофская группировка была разгромлена, и в честь победы на этом участке Сталин приказал части, участвовавшие в операции, именовать Ропшинскими. Сейчас в этом месте стоит танк 222-й танковой бригады.

После Ропшы мы пошли в направлении на Кипень, там немцы контратаковали, был очень сильный минометный огонь. Причем я впервые увидел то, что у нас называли «ишаками» — миномет из 10 стволов. Он так своеобразно скрипел, за что его и называли «скрипач» или «ишак».

Я был ранен, привезли меня в госпиталь. Я поразился, какие мастера эти врачи. Там палатка, в ней так тесно, что еле-еле можно пройти. Я лежу, мне делают операцию, рядом другому бойцу осколок удаляют, он ему по всем ребрам прошелся. Смотрю: ему такими согнутыми вилками рану раздвигают.

У меня кость была задета, рана — 6 на 18 сантиметров, и меня отправили в Ленинград. В госпиталь положили, операцию сделали, вырезали 34 кусочка, через день — в баню рану прогревать.



Беляев Павел

Когда шли бои под Нарвой, наши части захватили один бронетранспортер, на котором стоял смонтированный шестиствольный миномет, как у нашей «катюши». Миномет убрали, и мы использовали бронетранспортер для эвакуации раненых.

Мне оказала очень большую помощь Фаина Павловна Лаврова, которая командовала девочками-медиками. Сколько у них было храбрости, мужества! Я как-то сказал, что если бы наша часть состояла в большинстве из девушек, то победа была бы раньше. Не было случая, чтобы по вине медицинской службы не оказали своевременной помощи, не было эпидемических заболеваний.

Под Нарвой я первый раз увидел пленных немцев. Смотрю: идет группа. Холод — 37 градусов мороза, у них курточки серого мышиного цвета, утепленные, правда. Ботинки вставлены в галоши, плетенные то ли из соломы, то ли из лыка — эрзац-валенки называются. На головах пилотки, а сверху пилоток шали.

Один из пленных оказался русским. У нас девочка, санитарный инструктор, узнала его. Говорит: «Мы вместе с ним работали на заводе». Она стала задавать ему вопросы, но он не отвечал, стыдно было.



Коршунов Александр

Началась сильная пальба. Впереди Пулковские высоты все в огне, и ракеты сыплются прямо кучами. Нам дали команду— идти за танками. Сначала в Пулково, потом в деревню Виттолово. Там бои были сильные — Виттоловский котел, очень много солдат погибло, но немцев оттуда выгнали. Потом мы шли на Гатчину, сам город обошли у Вороньей горы. Тут мы остановились немножко, передохнули и нам сказали забираться на гору. Я прямо с пулеметом шел. Плачу, устал тащить его, а идти надо. На ночь мы остановились в большом противотанковом рву, утром должны были идти в атаку. Ночь была лунная, светлая, смотрим: немцы идут, два эшелона. Командир подбегает ко мне, говорит: «Пулеметчик, давай огонь». Я отвечаю: «Товарищ командир, не могу, ну не стреляет, замерз совсем». А он на меня кричит: «Я тебя застрелю, если сорвешь мне бой». Что делать? Ну, я взял, пописал на пулемет, и он заработал. Немцы отступили. Наши кричат: «Вперед, в атаку!» Все побежали. Так добрались до Сусанино. Там переночевали и рано утром, еще темно было, пошли на Вырицу. В Вырице сразу всех кинули в бой. Немцы отходили. В некоторых районах завязывались сильные бои, нам очень доставалось там. Бились за каждую деревню, за каждый огневой пункт.

Мой самый тяжелый бой — это освобождение Ленинграда. Много там погибло и наших, и немцев. Мы штурмовали, они шли на нас, мы стреляли в них из траншей, из землянок. Там все так перемешалось, что жуть стояла.