Герой Советского Союза Герман Александр Викторович

   Пушкинские Горы. Овеянный поэтическими преданиями уголок Псковщины. Вот справа мелькнули позолоченные первым дыханием осени рощи Михайловского, слева - холмы Тригорского. Окончился асфальт, и машина наша уже мчится по пыльному проселку.
   Священные пушкинские места, которые великий поэт называл "приютом спокойствия, трудов и вдохновенья", в годы фашистской оккупации были охвачены пламенем народной войны. На берегах красавицы Сороти, в оврагах и перелесках, на склонах гор партизаны устраивали засады, нападали на вражеские обозы, насмерть бились с карателями. Клятвой, присягой, совестью для народных мстителей были замечательные пушкинские слова:
   
   Пока свободою горим,
   Пока сердца для честя живы,
   Мой друг, отчизне посвятим
   Души прекрасные порывы!
   
   На пути луга с пожелтевшими травами, гряда холмов. Впереди высится, точно сторожевая башня, гора. По-разному ее называли раньше. С 1943 года у нее гордое имя - Партизанская. В ту боевую пору немецко-фашистские захватчики боялись показываться там. Хозяевами здесь были бойцы 3-й Ленинградской партизанской бригады. Командовал ими майор Александр Герман. Вот и цель нашей поездки - деревня Пожитово. Небольшая, всего несколько строений. Останавливаем машину наугад, у домика в яблоневом саду. Спрашиваем:
   - Скажите, пожалуйста, где здесь живут Шпиневы?
   - А мы и есть Шпиневы,- отвечает пожилая женщина в цветастом платке и резиновых сапогах.
   ...Шпиневы. Славная семья советских патриотов. Всю войну они помогали партизанам. Летом 1943 года в их доме размещался штаб Германа.
   Несказанно обрадовалась Клавдия Яковлевна, узнав в моем спутнике соратника Германа - Михаила Леонидовича Воскресенского, позвала родителей, дочь, приехавшую погостить в родные места из Донбасса. Долго не смолкал в тот день разговор на скамейке у куста сирени, где мы расположились.

Герой Советского Союза Герман Александр Викторович (справа) и Гордин В.П. за разработкой операции

   - Боялись, дюже боялись нашего Александра Викторовича фашисты,- с восхищением вспоминала Клавдия Яковлевна.- Был однажды такой случай. Партизаны все до единого ушли на операцию. А тут, откуда ни возьмись, небольшая хозяйственная команда гитлеровцев к нам пожаловала. Только немцы в деревню вошли - им навстречу парнишка лет двенадцати выбежал. Бежит и кричит что есть мочи: "Герман идет! Герман идет!" Немцы повернули назад, да и вон из деревни. А Александр Викторович в это время далеко был, только через сутки вернулся.
   Глаза нашей собеседницы повлажнели. Видно, вспомнилось заветное, дорогое.
   - Это он для фашистов и предателей грозным был,- продолжала рассказ Клавдия Яковлевна спустя минуту,- а с нами душевно обращался. Вернется, бывало, с похода, усталый, измученный, а сам улыбается, шутит: "Мне бы, хозяюшка, молочка с портяночками". Это значит - с пенками. Кто с устатку к чарке, а он молока попьет да в огород. Там у нас была рожь посеяна. Станет около нее, задумается, колосья лущит. Подолгу любил стоять так...
   - Большой души человек был, - включается в разговор старик Шпинев.
   Якову Васильевичу перевалило за восемьдесят. Последние годы память у него стала, сдавать. Но сегодня он преобразился: все время внимательно слушал, о чем говорила дочь, и дополнял ее рассказ.
   О Германе еще при жизни складывали легенды, песни.
   
   А теперь уж давно
   На Псковщине родной
   На фашистских громил
   Водит Герман нас в бой...
   
   Эти слова распевали не только партизаны, которых водил Александр Герман в жаркие схватки с немецко-фашистскими захватчиками. Их пели жители деревень, томившихся под игом оккупации. Как девиз борьбы, звучали они в лесах, где разгоралось пламя народной войны.
   В Новосокольническом районе мне рассказывали про старую колхозницу, избитую плетьми за то, что на вопрос фашистского холуя-старосты: "Тетка, ты что-либо слышала про бандита Германа? " - с гордостью ответила:
   "А как же, слышала, многое слышала. Только не бандит он, вроде тебя, а генерал наш, самой Москвой к нам посланный".
   Избив старуху, предатель злобно крикнул:
   "Ну, теперь долго будешь, карга старая, Германа вспоминать! "
   С трудом поднялась с земли советская патриотка. Гневно сказала:
   "Погодь, иуда, отольются тебе наши сиротские слезы. А генерала - отца нашего - теперь еще чаще вспоминать буду. Глядишь, и он тебя не забудет.."
   Рассказчик уверял, что видел своими глазами, как в ту же ночь предатель, измывавшийся над старой колхозницей, был убит. И уничтожил его якобы сам Герман - высокий, плечистый, седой как лунь генерал.
   "Генералу-старику" Герману шел тогда... двадцать восьмой год.
   
   
   
    Рейд отважных
   
   Ватутин поднялся из-за стола и подошел к карте, продолжая говорить:
   - Да! Да! Именно глубокий рейд, Леонид Михайлович. Нужно пробиться к верховью реки Великой и дальше, к самой латвийской границе, вот сюда,- Указка в руке начальника штаба фронта прочертила на карте линию на запад и остановилась у небольшого черного кружочка.- Вот куда должна дойти бригада, до Себежа. Это старая пограничная крепость. Вокруг озера да сосновые леса. Места чудесные!
   Собеседник Ватутина, невысокий, средних лет майор, добродушно усмехнулся:
   - Раз нужно - доберемся до этих красот. Не беспокойтесь, Николай Федорович, мои хлопцы себя покажут. Тактика наша будет простая: "Подпалыв и тикай".
   Услышав поговорку, рожденную в огне партизанской борьбы в годы гражданской войны на Украине, Ватутин улыбнулся, но продолжал уже строже:
   - На большую помощь с воздуха не рассчитывайте. С самолетами трудно сейчас. И не только у нас на Северо-Западном. Маневр, маневр и еще раз маневр - вот что должно вас выручать. О смелости и отваге не говорю - народ вы подбирать умеете. Начальником разведки бригады назначим к вам старшего лейтенанта Германа. Танкист, учился в спецшколе академии, разведчик. Говорят, что излишне горяч и молод для такой должности. Но,- Ватутин опять перевел разговор в русло дружеской беседы,- такому комбригу, как майор Литвиненко, и помощники нужны, у которых не сердце, а лядунка с порохом.
   Литвиненко смущенно улыбнулся, затем по-уставному четко спросил:
   - Разрешите действовать, товарищ генерал?
   - Действуйте, Леонид Михайлович. Да о действиях сообщать не забывайте.
   В трудное время велся этот разговор. Танковые группы гитлеровцев продолжали клиньями врезаться в линию обороны Красной Армии. И все же на ряде участков фронта удалось сбить темп фашистского наступления; на Ленинградском направлении наши части вынудили врага вести тяжелые лобовые бои.
   Незаурядный военачальник, обладающий широким оперативно-стратегическим кругозором, генерал Ватутин вдумчиво анализировал события, происходившие на фронте летом 1941 года. Он видел и сильные и слабые стороны противника, искал его уязвимые места и бил по ним наверняка.
   Одним из таких ударов и должен был стать рейд 2-й Особой партизанской бригады Северо-Западного фронта. Специальное соединение, создаваемое из добровольцев - кадровых воинов Красной Армии, имело задачу вклиниться в стык фашистских армий групп "Север" и "Центр" и, рейдируя в глубоком тылу противника, вести разведку для фронта, громить гарнизоны оккупантов, созершать диверсии на важнейших коммуникациях.
   Александр Герман узнал о назначении в бригаду Литвиненко вечером того же дня, когда состоялся последний разговор Ватутина с комбригом 2-й Особой. Обрадовался. Он уже давно рвался к самостоятельной боевой работе. Идти же в тыл врага да притом под началом такого человека, как Литвиненко, считал для себя честью.
   - Тебе повезло, Саша,- посмеивались товарищи.- Теперь будешь только и делать, что "подпалыв и тикай".
   Герман отшучивался. Он, как и другие молодые штабные командиры, с большим уважением относился к Литвиненко. В штабе знали, что майор - участник гражданской войны, многое испытал в жизни, но не разучился заразительно смеяться и сочной украинской шуткой приправлять свои разговоры и с начальством и с бойцами.
   Нравился и Герман комбригу. И больше всего - за неуемную любовь к военной службе. Как-то ночью, когда неяркие полосы света от фар их машины неуверенно нащупывали дорогу в лесу, Александр, обычно сдержанный в разговорах со старшими, разоткровенничался и рассказал майору о своих детских и юношеских годах... Родился Герман и вырос в городе на Неве. Овеянный романтикой революционной борьбы и боев за власть Советов, Ленинград оказал сильное влияние на впечатлительного подростка. Ему еще в детстве нравились люди в выгоревших буденновских шлемах. С затаенным дыханием слушал он громоподобные стихи о матросах-балтийцах:
   
   Герои, скитальцы морей, альбатросы.
   Застольные гости громовых пиров.
   Орлиное племя - матросы, матросы.
   Вам песнь огневая рубиновых слов.
   
   Засыпая, Шурик вместе с буденновцами штурмовал Каховку, со словами "Интернационала" на устах шел в последнюю контратаку на Пулковские высоты с черными, точно литыми шеренгами матросов-кронштадцев.
   Позже, уже на школьной скамье, им овладела мечта стать танкистом. Она привела Александра вначале в автостроительный техникум, а оттуда в Орловское бронетанковое училище. Путевку в армию Герману дал ленинградский комсомол.
   Рейд 2-й Особой продолжался несколько месяцев. Ничто не могло остановить или сбить "хлопцев Литвиненко" с намеченного Ватутиным маршрута: ни суровые метели первой военной зимы, ни сменившая их весенняя распутица, ни карательные и заградительные отряды гитлеровцев. Рейд был настоящей школой мужества, и окончил ее Герман на "отлично".
   Литвиненко не забывал данного Ватутину обещания чаще сообщать о себе. В штаб фронта им были посланы десятки радиограмм, которые хранятся сейчас в Ленинградском партийном архиве. В одном из таких донесений сообщалось о том, что в бригаду влился партизанский отряд имени Чкалова, действовавший в Невельских лесах. И Литвиненко, и комиссар 2-й Особой Владимир Терехов были довольны пополнением. Почти все чкаловцы были кадровыми красноармейцами или командирами. Они отступали с боями от самой границы... Распыленные по лесам, но непобежденные воины в июле 1941 года объединились в отряд и вновь вступили в борьбу с ненавистным врагом.
   Литвиненко и Терехов поручили командирам-чкаловцам ответственные посты: политрук Сергей Пенкин был назначен начальником особого отдела бригады, а бывший учитель красноармеец Михаил Воскресенский возглавил политотдел 2-й Особой. Впоследствии видными партизанскими командирами и комиссарами стали и другие чкаловцы - Иван Сергунин, Дмитрий Худяков, Иван Крылов, Сергей Лебедев, Иван Синяшкин, Николай Чернявский, Степан Панцевич.
   Радиограммы от 2-й Особой штаб фронта получал из разных районов. Молвотицы, Пено, Сережино, Торопец, Локня, Новосокольники, Пустошка, Идрица, Себеж, Опочка - вблизи этих городов и поселков проходила дорога отважных. И на этой дороге оккупанты, как писал Герман в одном из писем жене, имели "беспокойную жизнь". Партизаны разгромили 17 волостных управ, более 10 гарнизонов гитлеровцев. Уничтожили сотни фашистов и много боевой техники врага. Не случайно впереди бригады крылья народной молвы несли слух о прорыве к верховью реки Великой целого конного корпуса Красной Армии.
   "Зеленую улицу" бригаде открывали донесения разведчиков Германа. Они писались на обрывках оберточной бумаги, на тетрадочных листках. Их составляли в самом логове врага. Добытые ценой смертельной опасности, эти документы (в архиве они сведены сейчас в две объемистые папки) лаконичны, предельно точны и правдивы.
   Иногда в донесениях разведчики "разговаривали" со своим начальником эзоповским языком, которому обучались у него же. Михаил Леонидович Воскресенский рассказывает, как однажды, в первые дни своего пребывания в бригаде, он ознакомился с одним из таких документов... Штаб бригады располагался в полусожженном селе. Война опалила эту лесную округу своим мертвящим дыханием и откатилась дальше. Жителей в селе почти не осталось. Гитлеровцы заглядывали сюда редко, проездом. Вынужденная трехдневная остановка бригады превратилась для партизан в отдых. В один из вечеров Воскресенский, возвращаясь с политбеседы из отряда Паутова, решил зайти к Герману. На улице было уже по-зимнему студено. Шел дождь вперемешку со снегом. А в окошке у заместителя комбрига по разведке светился огонек.
   В сенях Воскресенского встретил ординарец Германа Гриша Лемешко. Молодой партизан был по-юношески влюблен в своего командира и следовал за ним повсюду: в бою старался быть рядом, в походе следил за его питанием, на отдыхе чутко охранял командирский сон. Ответив на приветствие, Воскресенский спросил:
   - Что делает Александр Викторович?
   - Це треба подсмотреть,- мешая украинские и русские слова, сверкнул улыбкой Лемешко и приоткрыл дверь в комнату.
   Герман стоял у окна. В одной руке дымящаяся трубка, в другой какая-то замусоленная бумажка.
   Воскресенский залюбовался сильной, мускулистой фигурой и одухотворенным, красивым лицом старшего лейтенанта. Постояв несколько секунд молча, распахнул дверь и вошел со словами:
   - Что читает и о чем мечтает начальник разведки? Герман вздрогнул, затем приветливо шагнул навстречу:
   - Добрый вечер, Михаил Леонидович. А вы угадали - действительно мечтаю. И знаете о чем? - И, не давая возможности собеседнику ответить, горячо продолжал: -Мечтаю о том грядущем дне, когда вот такие бумажки мы будем получать не из наших, а из немецких городов.
   Воскресенский, осторожно взяв письмо, прочел: "Дорогой кум!
   Вчера я была в нашем районном центре. Там большой базар. Продается много гусей, уток и кур. Своими глазами видела больше полсотни гусей, около сотни уток, а курам и счету нет. Но цены сердитые. Гуси стоят от 75 рублей до 155 рублей. Много спекулянтов. Так что, кум, на этот базар надо ехать с большими деньгами. Остаюсь любящая тебя кума
   Василиса Прохоровна".
   - Что за белиберда? Базар какой-то, спекулянты, гуси, кума любящая...-Воскресенский вопросительно посмотрел на Германа. Тот улыбался уголками губ.
   - Ценнейшее донесение нашей разведчицы, Михаил Леонидович. И расшифровка простая: базар - штаб, спекулянты - полевые войска, гуси - орудия, утки - минометы, куры - пулеметы, цены на гусей - калибр пушек. А что касается больших денег - так это совет нам с вами: решим нападать - нужно нападать всей бригадой. А еще лучше.
   - Что лучше?
   - Чтобы штаб фронта прислал на утренней зорьке эскадрилью бомбардировщиков "куме" на помощь.
   Засиделись за полночь. О многом переговорили под неумолчный шум дождя. Начальник политотдела был приятно удивлен широкими познаниями разведчика о театре, о музыке.
   Утром, когда бригада становилась на марш, над опушкой леса проплыло звено бомбардировщиков с красными звездами на крыльях. Их сопровождал юркий "ястребок". Вскоре за полотном железной дороги ухнуло несколько взрывов. В той стороне, где находился город, на серый свод неба лег отблеск большого пожара.
   В январе 1942 года 2-я Особая партизанская бригада начала диверсии в районе стратегически важного железнодорожного треугольника, образуемого станциями Невель - Великие Луки - Новосокольники. Первый сильный удар партизаны обрушили на станцию Насва, расположенную на железной дороге Новосокольники - Ленинград.
   План Насвинской операции готовили вместе начальник штаба Белаш и Герман. Командовать ночным налетом на станцию Литвиненко поручил Герману,
   Успех дела решила тщательно проведенная разведка. Под видом нищих люди Германа побывали в поселке и на железнодорожной станции: установили систему патрульной службы, разведали огневые точки.
   Выступили в ночь. Рядовые партизаны ехали на повозках, Герман и командиры групп - верхом. В двух километрах от Насвы оставили лошадей в перелеске и начали обтекать станцию, стремясь отрезать ее от поселка. Бывшие "нищие" в маскхалатах добрались до часовых и бесшумно сняли их.
   Ударили дружно. Забросав гранатами станционные постройки, подрывники прорвались к железнодорожным путям и начали уничтожать стрелки. Другая группа партизан перебила охрану станции. Остальные бойцы по указанию Германа заняли оборону на небольшой высотке у большака. Подразделение гитлеровцев, спешащее из поселка на помощь, было встречено сильным пулеметно-ружейным огнем и пробиться к пылающей станции не смогло.
   Комендант новосокольнического гарнизона, узнав о налете на Насву, вызвал из города Великих Лук бронепоезд. Но поезд в пути замешкался. Миновав разъезд Шубино, боясь наскочить на мины, шел медленно, бросая перед собой в темень ночи яркие дуги трассирующих пуль. Появился бронепоезд у Насвы, когда над развороченным полотном железной дороги гасли последние звезды. Партизаны в это время были уже далеко.
   За Насвой последовали налеты на станции Выдумка и Маево. Дерзкие подрывы немецких эшелонов были произведены на участке железной дороги Новосокольники - Себеж. Подрывники из группы лейтенанта Пахомова совершили несколько диверсий на Ленинградском шоссе севернее и южнее Пустошки.
   От латвийской границы бригада повернула на восток, на территорию Красногородского и Опочецкого районов. Боеприпасы были на исходе, и Литвиненко приказал избегать крупных стычек. Чтобы оторваться от карательных отрядов, которые назойливо появлялись теперь на дорогах по маршруту бригады, партизаны углубились в леса. Шли долгими часами по глухомани, мимо корабельных сосен и столетних елей, стрелами взметнувшихся в поднебесную синь.
   В апреле 1942 года 2-я Особая партизанская бригада без выстрела перешла линию фронта. Шестимесячный рейд по глубоким тылам немецко-фашистских войск был завершен. Основные задачи, поставленные командованием Северо-Западного фронта, выполнены.
   
   
   
   Маневр. Атака. Победа
   
   ...По грязи и воде идут усталые вооруженные люди. Над растянувшейся более чем на полкилометра колонной, шелестя и подвывая, проносятся снаряды. Августовская ночь скрадывает идущих впереди, и тому, кто впервые стал на партизанскую тропу, кажется, что отряды сбились с пути и движутся они прямо под огонь врага. Раздается чей-то взволнованный голос:
   - Кто ведет колонну?
   Тревожные слова, как живые существа, прыгают с кочки на кочку и пропадают где-то впереди, в мелком заболоченном ельнике. Через минуту оттуда по цепочке приносится ответ:
   - Колонну ведет Герман.
   Успокаиваются люди и опять идут по болотной жиже, по кочкам, сквозь густые секущие кусты. Но вот в мертвенном свете ракеты впереди мелькнула лента шоссе. Слышно, как о камни цокают пули. Отряды подтягиваются. Быстрая перебежка. Еще одна. Кто-то громко вскрикнул. У кювета разорвалась граната. В небо взлетают десятки немецких ракет. Но шоссе уже, как и раньше, пусто...
   Так, потеряв одного человека убитым и имея четырех бойцов ранеными, выходила во вражеский тыл 3-я бригада ленинградских партизан. Было это в начале августа 1942 года. Вел новое партизанское соединение через линию фронта капитан Герман.
   Костяком 3-й бригады стали бойцы 2-й Особой; Литвиненко, Белаш и некоторые другие командиры были отозваны в армию. Бригаду пополнили добровольцами - молодежью из прифронтовых районов Ленинградской области, хорошо вооружили. Был назначен новый комиссар - кадровый армейский политработник Андрей Иванович Исаев. Подчинили бригаду непосредственно Ленинградскому штабу партизанского движения.
   Удачно миновав в составе пяти отрядов передний край противника в районе шоссе Холм - Старая Русса, 3-я бригада направилась к границам Партизанского края. О существовании в тылу врага этой "лесной республики", жившей по законам Советской власти, Герман впервые услышал по радио во время рейда к латвийской границе. Литвиненко, комментируя тогда сообщение Совинформбюро об успехах "бригады товарищей В. и О.", говорил командирам 2-й Особой:
   "Молодцы хлопцы! Большое дело сробили. Знай, мол, наших - были, есть и будем советскими!"
   Осенью 1941 года партизанская бригада Васильева и Орлова стала главной военной силой Партизанского края. Словно ручейки в большую реку, влились в нее прежде разрозненные отряды. И сейчас, спустя год, она несла на своих плечах основную тяжесть боев с карателями. Но обстановка к августу 1942 года изменилась. Фронт требовал от партизанских бригад и отрядов смелых действий на всей оккупированной территории Ленинградской области, и особенно на коммуникациях. В новых условиях было бы непростительно на длительное время приковывать значительные партизанские силы к одному, даже весьма важному, району.
   Герман понимал это, как никто другой. Получив от Васильева указания оборонять северо-западный сектор края, он с ходу вводит отряды 3-й бригады в бой. Отбивая яростные атаки карателей в районе деревни Вязовки, комбриг бросает в дерзкие вылазки отряд Пахомова и пулеметную группу Лебедева. Умело применяя тактику засад, бойцы захватывают трофеи, пленных.
   - Меньше обороняться, больше нападать,- требует комбриг от своего штаба и командиров отрядов. Для многих партизанских вожаков девизом становятся слова донесения Германа Васильеву: "Иду на риск. Снимаю всех с обороны. Наступаю".
   20 августа Герман радиограммой доносит оперативной группе руководства партизанским движением:
   "Бригада дерется с 9. VIII ежедневно. В боях убито солдат и офицеров 570. Подбито танков - 5, из них 1 сожжен. Уничтожено 11 пулеметных точек. По документам убитых выявлено: дерется против нас 4-й заградительный полк и бронетанковая часть".
   Большие потери были и у защитников края. Ленинградский штаб партизанского движения приказывает рассредоточиться отрядам, участвовавшим в последнем сражении за "лесную республику". Герман по частям выводит бригаду в Стругокрасненский район, к важнейшим коммуникациям гитлеровцев. Разведчики доносят: район кишит войсками, почти в каждой деревне размещен немецкий гарнизон.
   Измученные беспрерывными трехнедельными боями, партизаны не имеют возможности передохнуть, собраться с силами. Лес, где разместилась бригада, блокирован. В отрядах на исходе провиант, взрывчатка, много раненых. В строю всего лишь две сотни людей.
   - Здесь оставаться нельзя,- говорит Герман Исаеву.- Погубим народ. А уж если погибать, так лучше в бою.
   Комиссар разделяет точку зрения комбрига. Вновь звучит команда: "В ружье!".
   И бойцы, усталые и голодные, идут снова в бой. Кольцо вражеского окружения удается прорвать. После изнурительного ночного перехода бригада обосновалась в болотистых лесах северо-западнее Порхова.
   ...Тягуче уходит время. Вот уже третий день ожидают партизаны самолеты с грузом. А самолетов нет. Вчера утром комиссар бригады разделил рюмкой последний запас горохового супа-пюре. Еду выдали только раненым. Здоровые бойцы - на "подножном корму". Пуст октябрьский лес. Пусты и желудки партизан.
   Весь день сегодня брызгал мелкий противный дождь. Под вечер он немного угомонился, но дождевые вихри нет-нет да и ударят по сидящим у костров бойцам. Жмутся к огню люди.
   У штабного костра группа командиров. Разговаривают. Обсуждают создавшуюся обстановку. Герман в ватнике и в любимой им кавалерийской фуражке стоит поблизости. Попыхивая трубкой, прислушивается. У костра кто-то предлагает:
   - Уйти в Пустошкинские и Невельские леса нужно. Силенок у нас маловато, а карателей здесь полно. Что мы, привязаны что ли к ленинградской земле? Окрепнем - вернемся.
   Герман вмешивается, с негодованием отвергает это предложение :
   - Мы не должны забывать, что мы - ленинградские партизаны. На нас Родина возложила одну из почетнейших задач - защиту города Ленина. Нет для нас более священной обязанности. Немцы очень бы хотели, чтобы мы ушли отсюда. Но мы не уйдем! Мы будем драться до последнего, но нашему долгу перед городом Ленина не изменим!
   Резкие слова Германа взбудоражили людей. Заговорили сразу несколько человек:
   - Прав комбриг, нам нельзя из Ленинградской области уходить.
   - Эх, побольше бы людей, да и район бы другой! Последнее восклицание принадлежит Ивану Васильевичу Крылову, новому начальнику штаба бригады.
   И опять говорит Герман. Речь его по-прежнему горяча, но он уже, как всегда, собран, хладнокровен:
   - Да! Хорошо бы побольше иметь бойцов в отрядах. Это правда. Но я верю и знаю: придут к нам люди. Но придут лишь тогда, когда мы не будем привязаны к лесным лагерям. И вот здесь наш уважаемый Иван Васильевич неправ. Тяжело нам сейчас, и все равно нельзя трехцветным карандашом обводить на карте "свой район", "свой край". Поступать так - это мыслить масштабами сорок первого года. От этого пора отвыкать. Помните, как Ватутин давал наказ Литвиненко: маневр и еще раз маневр. Вот наша тактика! А помните знаменитое "подпалыв и тикай"?
   Комбриг на секунду умолк, оглядел повеселевшие лица своих помощников и уже спокойнее продолжал:
   - А обстановку в районе нужно и можно оздоровить. Хирургическим путем, конечно. Будем поодиночке уничтожать небольшие немецкие гарнизоны и прочно становиться в освобожденных деревнях на постой. Первой такой деревней определяю Красное Щекино. Выход сегодня,- Герман посмотрел на часы,- в девятнадцать ноль-ноль. Прошу подготовить людей.
   Когда Герман повернулся и ушел, Ситдиков, первым поднявшийся от костра, восхищенно воскликнул:
   - Ну и голова! Цены нет! Ведь это он все заранее взвесил и решил.
   У Александра Викторовича действительно была светлая, умная голова. Но Ситдиков, говоря "цены нет", несколько, так сказать, "уклонился от истины". Гитлеровцы, взбешенные дерзкими операциями партизан 3-й бригады (в октябре под откос уже полетели первые немецкие эшелоны), "оценили" голову Германа в 400 тысяч марок, а за доставку в гестапо живого комбрига дополнительно обещали хутор, две коровы и лошадь.
   Ноябрь и декабрь 1942 года, всю зиму и весну 1943 года германовцы провели в непрерывных походах, базируясь не в лесах, а в деревнях, из которых с боями изгонялись оккупанты. Отряды партизан ночью совершали стремительные марши (иногда по 40-50 километров) и появлялись в самых неожиданных для врага местах Порховского, Славковского, Пожеревицкого, Новоржевского и других безлесных районов. Неотвратимые удары, быстрый отход до прибытия крупных вражеских сил, умение рассредоточиться на мелкие группы, а в нужный момент по радиоприказу собраться в кулак создали германовцам славу неуловимых "ночных призраков".
   Тактика гибкого маневра, девиз Германа "Искать, преследовать и истреблять врага!" нашли единодушную и самоотверженную поддержку местных жителей. Они пополнили ряды бригады, численность которой к первомайскому празднику 1943 года достигла почти 2 тысяч человек. Каждый четвертый партизан был коммунистом.
   Это была большая сила. И направляла ее рука талантливого мастера партизанской войны. Действия Германа отличали то хитрость, то дерзость, то безудержная удаль. Еще не успели прийти в себя фашисты от мощного ночного взрыва на железной дороге у Порхова (диверсия была совершена буквально под носом у крупного фашистского гарнизона), как телеграф принес в штаб 16-й немецкой армии новую неприятную весть. С помощью ложного маневра Герману удалось вывести из-под двухстороннего удара из деревни Памжино один из своих отрядов. Более того, он столкнул лбами два вражеских батальона. Каратели в течение двух часов обстреливали друг друга.
   Стоустая молва, во много раз увеличивая численность 3-й бригады, сеяла страх не только среди полицаев и старост, но и в подразделениях фашистских регулярных войск. Был случай, когда при нападении партизан на немецкий гарнизон в деревне Скуратове "солдаты фюрера", не приняв боя, покинули негостеприимное селение в исподнем белье. В другой раз, на большаке Выбор - Остров, случился обрыв проволочной связи. В воронцовском гарнизоне кто-то пустил слух: "Связь порвали партизаны, они движутся на поселок". Струсивший комендант гарнизона приказал открыть артиллерийский огонь по предполагаемому маршруту бригады. Семьдесят снарядов разорвалось на большаке и в кустарнике вблизи него. Были убиты... один полицай и его лошадь, случайно оказавшиеся в зоне обстрела.
   "Оздоровляя" обстановку в районе боевых действий бригады, Герман никогда не забывал об основной задаче, поставленной перед соединением. Фронт чувствовал руку партизанского комбрига на вражеских коммуникациях. Когда в начале февраля 1943 года завершалось сражение по ликвидации демьянского плацдарма, 3-я бригада нанесла ощутимый удар противнику в оперативном тылу 16-й немецкой армии. В ночь на 8 февраля германовцы совершили внезапное нападение на железную дорогу, связывающую две важнейшие магистрали - Витебскую и Варшавскую. Отряд Ситдикова в 0 часов 45 минут, стремительной атакой сбив охранение на станции Подсевы, ворвался на железнодорожное полотно. Партизаны уничтожили телеграф, семафоры, входные и выходные стрелки, сожгли ремонтные мастерские и здание вокзала. Одновременно с разгромом станции был сделан налет на железнодорожный мост через реку Узу. Подрывники из отряда Григория Быкова перебили всех до единого часовых и патрульных, спокойно расположились у гранитных опор моста и взорвали его по всем правилам партизанской науки.
   Дорогу на участке Дно - Псков фашистам пришлось закрыть на три дня. На узловых станциях скопились эшелоны. На это и рассчитывал штаб Северо-Западного фронта. 10 февраля над Псковом, Порховом и Дном появились советские бомбардировщики. Они превратили в груду обломков сотни вагонов с вооружением и боеприпасами.
   Гремят взрывы на дорогах, а Герман недоволен. Склонившись над картой, он спрашивает Крылова:
   - Почему вот здесь и вот тут остались целы мосты?
   - Александр Викторович, так ведь распутица! Не удалось ребятам пробраться туда.
   - Не удалось или не умеют?
   - И то и другое.
   - Так вот, в этом другом виноваты мы с вами, Иван Васильевич. Учить людей надо.
   В лице Крылова Герман имел инициативного, энергичного помощника. Начальник штаба понимал комбрига с полуслова. На другой день после этого разговора командиры диверсионных групп под руководством ветеранов-подрывников уже проходили теорию и практику минирования мостов в половодье. Возвращаясь мокрые и усталые после форсирования водной преграды у шоссе, шутили:
   - Тянет нашего комбрига к "железке", как магнитом. Вот и открыл в марте купальный сезон.
   Такие занятия в бригаде не вызывали ни у кого удивления. С конца 1942 года германовцы часто, по меткому выражению Ситдикова, "садились за парту". Под руководством Германа, Крылова и других командиров изучалось трофейное и новое отечественное оружие, тщательно разбирался накопленный опыт набеговых операций и диверсий на коммуникациях. Под началом комиссара бригады Исаева весной и летом 1943 года работали курсы по подготовке командно-политических кадров. Крылатыми стали слова, сказанные однажды Германом на разборе операции; "От волочаевских дней осталась только песня. Все остальное ново - и средства и методы войны". И этому новому германовцы в ходе боев упорно учились.
   Все это пригодилось, особенно тогда, когда в разгар сражения под Орлом и Курском ленинградские партизаны начали в широких масштабах рельсовую войну на коммуникациях группы фашистских армий "Север". Во время первого массированного удара 3-я бригада действовала в полном составе. На день операции был установлен пропуск "За Ленинград!". С именем любимого города на устах германовцы блестяще справились с задачей, поставленной перед бригадой штабом партизанского движения. На железнодорожных ветках Псков - Порхов и Остров - Псков на многие километры протянулись сплошные рытвины и ямы, мостов не было, вдоль насыпей чернели обломки телеграфных столбов. Движение на дорогах удалось сорвать на несколько дней.
   Через две недели бригада повторила массированный налет на дорогу Псков - Порхов. Было взорвано около 3 тысяч рельсов, 9 железнодорожных мостов, сожжено 4 склада с инженерным имуществом, уничтожено 40 вагонов и убито более 200 гитлеровцев.
   Успешными были действия и других бригад. Тыл фашистских войск лихорадило. Гитлер в специальной директиве отмечал угрозу паралича железных дорог под Ленинградом.
   В рельсовой войне партизанам теперь охотно помогали сотни добровольцев. Старики и подростки из близлежащих деревень делали завалы на большаках и проселках, на пути следования восстановительных немецких команд. По ночам вдоль дорог дружно скрипели пилы, и сотни телеграфных столбов валились в кусты. В те дни на деревенских посиделках молодые псковитянки дерзко распевали частушку:
   
   Эх, люблю я партизана,
   Русскую фамилию.
   Все столбы перепилил
   И испортил линию.
   
   Имя Германа вызывало бешенство у командующего охранными войсками генерала Шпеймана. У карателей с неуловимым комбригом были старые счеты. Сколько раз он трепал их по частям! Сколько раз уходил, казалось бы, от неминуемого разгрома!
   Крупными силами, с участием полевых войск, карателям удалось еще в марте блокировать партизан 3-й бригады в населенных пунктах Ровняк, Ново-Волосово, Лошково, Малыгино, Хазаново. Тринадцать часов продолжался ожесточенный бой. По германовцам стреляли десятки орудий. А что получилось?
   Конфуз получился. На исходе дня Герман, оставив в районе боя сковывающие группы, создал ударный кулак из бойцов полков Пахомова и Ситдикова и внезапным налетом с тыла прорвал кольцо окружения.
   В бессильной злобе фашисты учинили дикую расправу над жителями деревни Палицы - заперли в сарай 83 человека и сожгли...
   Спустя некоторое время каратели вновь, имея превосходство в технике и людях, настигли бригаду. Трижды атаковали они деревни Трубецково и Мыльнево - и все безрезультатно. И опять ударом с фланга невесть откуда взявшегося полка Худякова были опрокинуты, потеряли 4 танка, 1 орудие, много убитых и раненых.
   Совершая марши-броски с целью разгрома фашистских гарнизонов, ускользая от преследования карателей, 3-я бригада останавливалась во многих деревнях Псковщины.
   И не было случая, чтобы при размещении бригады в деревне Герман не выбрал бы времени для беседы с крестьянами, особенно со стариками.
   - Я со старейшими займусь,- говорил он Воскресенскому,- а вы, Михаил Леонидович, со своими политотдельцами - к молодежи поближе.
   Обычно такие беседы проходили на завалинке у какой-нибудь избы. Герман являлся в гимнастерке цвета хаки, перетянутый портупеей и ремнем, в синих галифе и русских сапогах, начищенных до блеска. На груди комбрига золотились два ордена, на погонах, недавно введенных в Красной Армии, серебрилась майорская звезда, сбоку висел маузер.
   - Енерал, настоящий енерал,- восхищенно шептал кто-нибудь из дедов.
   Поздоровавшись и угостив всех табачком, Александр Викторович уважительно спрашивал:
   - Ну как, отцы, жизнь складывается?
   Попыхивая трубкой, слушал немудреные рассказы про горести, потери. Выслушав, обстоятельно рассказывал о положении на фонтах, о мужестве Ленинграда, советовал, как жить дальше, что делать для приближения победы.
   Нравились крестьянам беседы "с самим Германом". Они верили его словам о близком конце власти оккупантов и дарили ему тепло своих сердец.
   Как-то, когда штаб 3-й бригады стоял в Пожитове, Герман вдруг слег. Лихорадило. Ломило голову. Ртутный столбик градусника подскочил до черты с цифрой 39. О болезни комбрига узнали жители окрестных деревень. Рано утром следующего дня в окно избы Шпиневых раздался осторожный стук. Клавдия Яковлевна выглянула в окошко.
   - Выдь-ка на минутку.
   На дворе стоял босой старик. Он протянул Клавдии Яковлевне чашку:
   - Тут медок. Из лесного улья достал. Целебный. Покорми-ка нашего заступника.
   Через полчаса опять стук. У окна девчушка лет десяти из соседней деревни Туча:
   - Тетя Клавдия! Вот мамка масла свежего посылает. Александра Викторовича просила откушать.
   Протянула тарелку, накрытую тыквенным листком, сверкнула улыбкой и убежала.
   А в полдень не выдержала младшая Шпинева - шестнадцатилетняя Нина, помогавшая политотдельцам переписывать сводку Совинформбюро. Попросила Воскресенского:
   - Прикажите, чтобы мне пропуск дали. Я за гору сбегаю, где ваш полк стоит. Одно местечко знаю, малина там должна уже поспеть. Насбираю Александру Викторовичу.
   - А Ирина Захаровна отпускает тебя так далеко?
   - Мамка-то? Так она сама собиралась, да я быстрее обернусь.
   Вечером Нина и Клавдия Яковлевна угощали своего постояльца чаем с малиной.
   - Неужели малина бывает черной? - рассматривая сочные ягоды, спрашивал Герман.- Я такой ни разу не видел.
   - А вы попробуйте да поешьте как надо. Хворь и выйдет.
   Через два дня Герман поправился. Увидев его бодрым и здоровым, приехавший в Пожитово Исаев радостно воскликнул:
   - А мне говорили - комбриг болен, лежит, встать не может. Что подняться помогло?
   - Любовь людская, Андрей Иванович.- Герман немного помедлил и, обаятельно улыбнувшись, заключил: - Чудесное это лекарство, комиссар!
   
   
   
   Житницы, сентябрь 1943 года
   
   ...5 сентября 1943 года. Хороший теплый день. Солнце не палит, а душно. У партизанских командиров, стоящих у полуразрушенного сарая на окраине деревни Шарихи, расстегнуты воротники гимнастерок и рубашек. Вид у всех усталый.
   Вот уже четвертые сутки бойцы 3-й бригады отбивают натиск врага. Фашисты предприняли против ленинградских партизан крупнейшую карательную экспедицию. Выполняя директивы Гитлера об очистке тыла от "лесных банд", генерал Шпейман делает последнюю попытку уничтожить партизанские соединения и отряды, действующие в южных районах Ленинградской области, или хотя бы отбросить их от важнейших коммуникаций.
   С этой целью в одном только Новорожевском районе он сосредоточил до 14 тысяч войск с тяжелыми орудиями, танками, самолетами. Основные силы карателей направлены против 3-й бригады. Маневр Германа скован - второй день штаб бригады принимает самолеты с Большой земли и эвакуирует тяжелораненых.
   В воздухе гул мотора. Партизаны укрываются под навесами и деревьями. Со стороны города Острова появляется самолет. Он летит низко, и из него вываливаются какие-то тюки. На половине дороги до земли они распадаются на сотни розоватых бумажек. Начальник разведки Панчежный, поплевав на пальцы, ловит один из листков:
   - Гляди: адресовано прямо к нам.
   Командир штабного отряда Костя Гвоздев читает вслух:
   "ПАРТИЗАНАМ 3-й БРИГАДЫ!
   Партизаны! Вы окружены шестью тысячами регулярных войск. Ваше положение безнадежно. Не сопротивляйтесь, иначе погибнете под огнем германских пулеметов и пушек. Сдавайтесь! Лучше почетный плен, чем бессмысленная смерть. Эта листовка служит пропуском при сдаче в плен.
   Германское командование".
   Сыплются колкие, иронические возгласы:
   - Спустил, видать, Гитлер штаны Шпейману. Агитацией занялся, старый черт.
   - Ишь, сучий рот, вежливое обращение шлет. Раньше все виселицей грозился.
   - Забыл, видать, как сам еле ноги из-под Михайловского унес.
   - "Погибнете..." Держи карман шире. Раскудахтались. Удалось картавому крякнуть, а теляти волка съесть.
   Сзади группы, окружившей Гвоздева, раздалось негромкое:
   - Смех смехом, товарищи. Но фашисты все же в одном месте листовки почти не лгут. Я имею в виду количество их войск, окруживших бригаду.
   Эти слова произнес Герман, незаметно подошедший к сараю. Вынув карту, комбриг продолжал:
   - Вызвал я вас посоветоваться. Положение бригады критическое. Иван Васильевич, доложите товарищам общую обстановку.
   Герман задымил трубкой, и сразу же у всех присутствовавших на совещании появились в руках "козьи ножки". Говорили в сизом махорочном дыму. Докладывали коротко, предложения высказывали твердо, решительно... Обстановка была действительно очень сложной. Линия окружения уплотнялась. Единственным местом, где еще не появлялись гитлеровцы, была небольшая деревушка Житницы, расположенная на холмах, окруженных перелесками.
   Выслушав мнение Крылова, заместителей командиров полков по разведке, Панчежного и Воскресенского (начальник политотдела заменял комиссара, вызванного несколько дней назад в Валдай), Герман принял решение укрыться на время в Ругодевских лесах, идти туда через Житницы. Уточняя маршрут и порядок движения, он предупредил командиров полков Синяшкина, Худякова, Ефимова и Ярославцева, что надежда на прорыв без боя весьма призрачна.
   Когда сгустились сумерки, бригада начала движение на юг. Шли молча, долго. Колонна растянулась. Неожиданно гнетущую тишину разорвала пулеметная дробь. В Житницах, как и предполагал комбриг, уже обосновался вражеский батальон, усиленный минометным и артиллерийским подразделениями. Герман приказал Худякову выбить фашистов из деревни.
   Вначале шло хорошо. Бойцы Худякова смелой атакой смяли неприятеля и пробили брешь в заготовленной для партизан ловушке. Но тут случилось непредвиденное. 4-й полк (он состоял в основном из новичков-партизан) не вошел сразу в прорыв. Гитлеровцы опомнились и, обрушив на партизан сильный огонь с флангов, вновь появились у объятых пламенем изб.
   - Черт побери! - впервые взорвался Герман.- Какой промах!
   Комбриг понял: еще немного, и случится непоправимое - фашисты наглухо закроют проход. Нужен новый рывок. Сильный. И немедленно.
   - Штабной отряд, ко мне!
   Партизаны Кости Гвоздева сгрудились вокруг комбрига. Молодые, но опытные бойцы - гвардия бригады, не раз ходившая в лихие атаки.
   - Орлы, на вас надеюсь. Вперед!
   Вот как дальнейший ход боя описывает в своих воспоминаниях Воскресенский:
   "Отряд, не останавливаясь, шел вперед, на пригорок. Ребята бежали, стреляя на ходу, ложились и стреляли лежа и снова вскакивали, чтобы бежать вперед. Герман, в развевающемся плаще, с высоко поднятым маузером, шел спокойно, точно шагал не навстречу потоку пуль, а навстречу ветру. Ночную темноту густым пунктиром прошивали трассирующие пули. Треск автоматов и пулеметных очередей, разрывы мин слились в сплошной грохот боя.
   Германа нагнал Миша Синельников, ординарец Крылова:
   - Иван Васильевич ранен!
   - Позаботься о нем, Миша,- ответил Герман.
   - Александр Викторович! - вскрикнул вдруг Гриша Лемешко, повернув к Герману залитое кровью лицо.
   - Гриша, голубчик! Скорее назад, в санчасть.
   Отряд устремился к деревне. Выбитые с пригорка немцы вели еще более ожесточенный огонь из деревни и откуда-то сбоку.
   - Я ранен,- склонился ко мне комбриг.- Но молчи, Михаил Леонидович, молчи!
   - Шура! - позвал я медсестру Кузниченко.- Бинты!
   Нехотя остановившись на перевязку, Герман приказал:
   - Не мешкать! Быстрее атакуйте деревню!
   Отряд Гвоздева ринулся в деревню. Оставив Германа на попечение Шуры Кузниченко, я бросился догонять бойцов. Мы бежим огородами, по грядам. Впереди, у освещенной стены, мечутся немцы и падают под нашим огнем.
   Штабной отряд выполнил задачу. Путь для бригады был открыт. За деревней нас догнал Миша Синельников, он нес планшетку и маузер Германа:
   - Убили комбрига!
   Это было так неожиданно, что в первое мгновение мы ничего не могли сообразить. Оказывается, Александр Викторович, как только увидел, что штабной отряд ворвался в деревню, отогнал от себя санитаров и бросился догонять нас. С маузером в руке он вскочил в деревню, но на ее окраине, у заросшего пруда, пошатнулся и упал. Две вражеские пули пробили его голову навылет"...
   
   
   
   Житницы, сентябрь 1963 года
   
   Жизнь разметала героев народной войны по всей стране. Но где бы ни были ветераны-германовцы, они свято хранят память о своем бесстрашном комбриге. В день двадцатилетия со дня его гибели решено было собраться в Новоржеве - городе, вблизи которого долгое время действовала 3-я Ленинградская партизанская бригада.
   В ясный, погожий день 7 сентября 1963 года сотни людей пришли к трибунам парка. В Новоржев приехали делегации Ленинграда, Пскова, представители Ленинградского военного округа, из Горького прилетел бывший комиссар бригады Исаев, из Великих Лук - комбриги калининских партизан Марго и Халтурин. Дорогими гостями псковичей были сын героя Альберт Герман - офицер Советской Армии и сестра героя - Анастасия Викторовна, артистка Ленинградского театра юного зрителя.
   О подвиге советских людей в минувшей войне, о мужестве, проверенном стократ, взволнованно говорят первый секретарь Псковского обкома КПСС Иван Степанович Густов и секретарь Смольнинского райкома партии Ленинграда Иван Андреевич Носиков.
   В парке сотни людей, но слышно каждое слово партизан-ветеранов Николая Яковлевича Богданова и Михаила Леонидовича Воскресенского.
   Звучат ломкие детские голоса. Новоржевские пионеры славят доблестного сына Ленинграда, ставшего близким и дорогим жителям героической Псковщины.
   Ранним утром следующего дня все мы, приезжие, вместе с сотнями новоржевцев направились к деревне Житницы - месту гибели Германа. Сейчас там раскинулись поля колхоза, носящего имя славного ленинградского партизана.
   ...Житницкие холмы. Поля, покрытые валунами. На горизонте - лесистые горы. Суровый пейзаж, созвучный картинам Васнецова.
   Под звуки салюта спадает покрывало с обелиска. В каменный памятник вмурована доска, повествующая о последнем бое легендарного комбрига, удостоенного высокого звания Героя Советского Союза. Под доской автомат. У обелиска стоит молодой офицер. Он говорит, сдерживая слезы:
   - Спасибо вам, дорогие псковичи, за то, что храните память о моем отце. Я и мои товарищи ни разу не слышали свиста пуль, но мы не дрогнем, если придет час испытаний. Мы идем дорогой отцов, а это верная, столбовая дорога.
   К обелиску подходят дети, девушки, женщины. Они кладут на холм, где пролил свою кровь Герман, цветы родных полей - ромашки, васильки. Вот над камнями наклоняется красивая молодая женщина. На букет незабудок, который она опускает к обелиску, капают слезы, как градинки - чистые, прозрачные. Не она ли босоногой девчушкой прибегала двадцать лет назад к больному Герману со скромным деревенским подарком?
   Лейтенанта Германа окружили пионеры. О чем расспрашивают они Альберта? Слышны слова: ракета, космос... Смотрит на них Исаев и тихо роняет:
   - Эх, Саша, Саша, поглядел бы ты на сына...
   У обелиска целая семья, приехавшая из Пскова. Муж и жена - бывшие партизаны. Стоят молча, вспоминая что-то далекое, но драгоценное. Мальчонка лет семи тормошит отца:
   - Папа, а из-за какого камня стрелял Герман?
   Отец поворачивает взволнованное лицо к сыну и показывает на валун, лежащий в основании обелиска:
   - Кажется, вот из-за этого, Петя. И кто-то рядом подтверждает:
   - Точно. Он тогда у пруда лежал.
   Рождается легенда...
   С ветераном Кировского завода ударником коммунистического труда Михаилом Семеновичем Тишуковым и ленинградским журналистом Игорем Захорошко мы спускаемся с холма к лощине, откуда бросил Герман своих гвардейцев на прорыв. Из-за кустов нам навстречу выходят деревенские ребятишки - мальчуганы лет по одиннадцати. Впереди вихрастый голубоглазый вожак с деревянной саблей в руке. "Отряд" идет с песней - любимой песней партизан:
   
   Скорей умрем, чем встанем на колени,
   Но победим скорее, чем умрем.
   
   Легкий ветер подхватывает гордые слова и как клятву юных уносит их к обелиску на холме.