Герой Советского Союза Галушкин Борис Лаврентьевич

   Борис Галушкин спрыгнул к нам на озеро Палик с группой московских парашютистов в июне 1943 года, в самый критический для нас момент. За два часа до его появления наша бригада, измотанная пятидневными изнурительными боями с крупными силами карателей, оставила свою базу, переправилась на левый берег Березины и приготовилась к отходу на север, в сторону труднопроходимых Домжерицких болот. Ждали только самолет с десантом. Из-за отсутствия подходящей поляны принимать решили на залитом водой лугу размером с гектар, не более.
   Никогда не забуду ту памятную ночь. Отряды растянулись вдоль прибрежной опушки фронтом к Березине. До нее - 200 метров луга, поросшего густой рогозой. За рекой темнеет лес. Он подступает к самой воде. Там в любую минуту могут появиться гитлеровцы. Если это случится (хотя мы сняли отряды с обороны скрытно, в темноте, враг мог все-таки узнать об этом), наши парашютисты станут легкой мишенью для вражеских снайперов. Где-то недалеко за рекой, в лесу, вспыхивают осветительные ракеты. Видны ракеты
    и позади, и с востока враг спешит к Березине, надеясь прижать к реке, охватить нас плотным кольцом. Успеем ли мы выскочить из мешка неширокой полоской заболоченного леса - единственным свободным путем?
   Чем меньше оставалось времени до появления самолета с парашютистами, тем больше закрадывалось в душу беспокойство за их благополучное приземление. А тут, как назло, враг выпустил беглым огнем штук двадцать снарядов и мин, разорвавшихся на лугу, прямо перед нашим носом.
   Но вот вражеские минометчики успокоились. Наступила лихорадочная тишина. И в этот миг в небе послышалось ритмичное дыхание самолета. Нашего, родного, советского! На лугу вспыхнули условные костры. Отряды приготовились, на случай возможного боя, отвести удар противника по парашютистам. Самолет развернулся, предельно снизился и зашел на выброс. Мы видели, как от него отделялись один за другим мутновато-белесые, чуть подкрашенные заревом костров купола парашютов. Почти все десантники приземлились вокруг костров, на лугу. И только двое угодили за реку. Мы встревожились. А когда узнали, что это сам командир группы Галушкин со своим ординарцем Петром Юрченко оказались отрезанными от нас Березиной, нервы напряглись до предела. Многие, не сговариваясь, бросились к реке. Но им навстречу уже шли оба десантника. Они знали обстановку и, не раздумывая, перебрались через Березину вплавь.
   И вот все 24 десантника сгрудились возле нашего костра, юные, возбужденные, но несколько скованные, по-видимому еще не обстрелянные. И только их командир сразу же повел себя, будто вернулся домой, в расположение своего отряда.
   От его спокойного, по-хозяйски придирчивого взгляда, от литой боксерской фигуры и даже от приятного сочного баритона исходила какая-то притягательная сила. И он сразу пришелся всем нам по душе.
   Перезнакомившись со всеми, Борис подошел к командиру бригады Лопатину - к "дяде Коле" и уже по всем правилам представился:
   - Лейтенант Галушкин со своим отрядом в количестве 24 автоматчиков прибыл в ваше распоряжение!
   - Добро,- сказал комбриг.- Поступаете в личное распоряжение моего заместителя Ивана Федоровича,- и, показав в мою сторону, добавил: - Будете охранять одного очень и очень важного немца.
   - Знаю, товарищ комбриг! Из-за этого вашего немца я и не был послан на другое задание.
   Эту последнюю фразу он промолвил тише, с явным сожалением.
   Речь шла об офицере отдела связи штаба ВВС центральной группировки гитлеровских войск Курте Вернере. За месяц до прибытия Галушкина и за два до начала битвы на Курской дуге его вывели из Колодищи минские подпольщики Марина Молокович, Александра Старикович и Мария Осипова. А к нам на Палик привела его из-под Минска наша разведчица Галя Финская с группой боевого прикрытия.
   На первом же допросе Курт Вернер сообщил нам о готовящемся летнем наступлении гитлеровской армии, и прежде всего о строго засекреченной подготовке к генеральному удару по войскам Красной Армии на Орловско-Курском направлении. Наступление планировалось на 4 июля 1943 года.
   Получив это, Москва обязала нас подыскать подходящую площадку для приема транспортного самолета, посылаемого за Куртом.
   Но как раз в это время гитлеровское командование бросило против нашей Борисовско-Богомольской партизанской зоны многотысячную армию. Наши отряды вынуждены были вести тяжелые бои, отходить, маневрировать. Тут уж было не до площадки: мы не могли шагу ступить из болота! Как же сохранить Вернера? Выдержит ли он все трудности болотной жизни, голод, непривычное напряжение нервов? К тому же было ясно, что немецкая разведка знает, где находится Курт Вернер и непременно попытается заслать к нам террористов с задачей выкрасть или на худой конец убить его, чтобы не выдавал секретов гитлеровской Ставки... Это тревожило не только нас, но и наш центр в Москве. Там знали, что два наших отряда и множество диверсионных и разведывательных групп отрезаны наступавшими карателями и что силы наши значительно ослабли. Поэтому решили сбросить нам на помощь два отряда автоматчиков. Первый в составе 25 человек под командованием старшего лейтенанта пограничника Гриши Озмителя спрыгнул к нам 29 мая. Второй, галушкинский,- 10 июня.
   Десять дней, отбиваясь от наседавших гитлеровцев, мы отходили на север, к Домжерицким болотам. В пути теплыми летними ночами мы часто шагали рядом с Борисом Галушкиным, отдыхали вместе, и он постепенно рассказал мне о себе.
   Война застала двадцатидвухлетнего Бориса студентом 4-го курса и заместителем секретаря комитета ВЛКСМ института физкультуры в Москве. В первые же дни нападения на нашу страну немецко-фашистских полчищ Галушкин обратился в ЦК ВЛКСМ с просьбой отправить его на фронт. Вскоре он с группой таких же комсомольцев-добровольцев прибыл под Ленинград, во 2-ю Ленинградскую ополченскую дивизию, в которой стал командиром взвода. В одну из боевых операций, под станцией Веймар, Галушкина тяжело ранили, и он попал в один из ленинградских госпиталей.
   Но Борис не принадлежал к тем, кто мог долго залеживаться. Он рвался на передовую, но врачи были неумолимы: пока раны как следует не заживут, никакого фронта. Тогда Борис добыл у сестры-хозяйки обманным путем гимнастерку, брюки, сапоги и тайно бежал из госпиталя. Бежал прямиком в свою часть. В ту ночь, когда он явился в штаб части, в наш тыл просочилась эсэсовская рота.
   - А, Лаврентич! - обрадовался его появлению комиссар полка Никифоров.- Отдохнул? Ты кстати вернулся! Бери-ка свой взвод и чеши вслед за фашистами. Надо во что бы то ни стало нагнать их и уничтожить!
   И Борис во главе своего взвода, обрадовавшегося возвращению любимого командира, помчался в погоню. Всю ночь брели бойцы по болоту, часто по пояс в студеной воде и только на рассвете настигли эсэсовцев. В коротком ожесточенном бою враг был уничтожен. За героизм, проявленный в этой операции, всех солдат взвода наградили орденами и медалями. Их командир Борис Галушкин был удостоен ордена Красного Знамени.
   Но погоня по болоту, долгая холодная ванна, старая рана не прошли даром. Борис заболел тяжелой формой туберкулеза. И был уволен из рядов армии по чистой.
   Грустным вернулся он в Москву, на улицу Казакова, в родной институт. Но никого из друзей-студентов не застал: кое-кто эвакуировался, а большинство ушло на фронт. Бесцельно бродил он по улицам, никого и ничего не замечая. И вдруг его дернули за рукав.
   - Борька, друг, ты что, не слышишь?
   Борис оглянулся. Перед ним стояли его друзья-однокашники- Паша Маркин, Борис Бутенко и преподаватель института Алексей Захарович Катулин, все - в военной форме" подтянутые, сильные" радостные. Все они служили в ОМСБОНе. Со дня на день ожидали отправки в тыл противника на выполнение спецзаданий.
   Разговорились. Борис сбивчиво, неохотно рассказал о пережитом.
   - Может, взять его с собой? - спросил товарищей Маркин.- Не пропадать же человеку!
   - Ребятки, милые, выручите! - загорелся Борис.- Уговорите начальство принять меня!
   И Борис с помощью своих друзей стал бороться за право воевать. Вначале, когда он обратился к командиру 1-го полка ОМСБОН Гридневу, тот и слушать не захотел.
   - Да вы что? Вам лечиться надо, вы ж еле на ногах держитесь!
   Тогда Галушкин отправился к комиссару бригады Максимову. Комиссару парень пришелся по душе, да и орден Красного Знамени на груди подкупал. И комиссар взялся обрабатывать врачей.
   И вот Борис стал командиром взвода 1-го полка ОМСБОН. А в день 26-й годовщины Красной Армии ушел с отрядом Бажанова в тыл врага. На этот раз в должности заместителя командира отряда.
   Отряд Бажанова сражался на участке Смоленск - Орша - Витебск. Борис участвовал в разгроме вражеских гарнизонов, пускал под откос поезда, появлялся всюду, где шел бой. За это его и любили партизаны. Но особенно уважали его за то, что никогда он не оставлял в беде товарища.
   В одном из ожесточенных боев был тяжело ранен подрывник Несынов - осколок перебил ему позвоночник. Как быть с раненым? Госпиталя в лесу нет. Опытного хирурга - тоже.
   - Надо переправить его на Большую землю,- сказал Борис.
   - Как? Его же нельзя трясти - не выдержит! - с грустью отозвался командир отряда Бажанов.
   - На руках донесем. Носилки помягче сделаем и донесем! Выделите мне в помощь ребят покрепче, и донесем!
   Как ни трудно было расставаться со своим заместителем и группой самых выносливых, боевых партизан, которых он отобрал, командир отряда согласился. И вот теплым летним вечером группа Галушкина двинулась на восток. Вместе с Галушкиным Несынова несли мастер спорта Щербаков, студенты института физкультуры Паша Маркин, Виктор Правдин и другие товарищи - омсбоновцы. Всю дорогу, все 120 километров от станции Гусино до Торопца, несли они ночами раненого Несынова, благополучно переправили через линию фронта и в городе Торопце сдали в госпиталь.
   За исключительное мужество и отвагу, проявленные в этом беспримерном походе, Борис Галушкин получил второй орден Красного Знамени...
   ...13 июня мы подошли наконец к деревне Пострежье - последнее селение перед Домжерицкими болотами. На колхозном поле, раскинувшемся западнее деревни, мы подготовили площадку и ночью приняли самолет. Курт Вернер и "сопровождавшие его лица" улетели в Москву.
   Отправив Вернера, мы вздохнули свободнее. Домжерицкие болота раскинулись на площади 25 квадратных километров со множеством лесистых островов. Враг поочередно обстреливал эти острова. Десять суток мы переходили с острова на остров, спасаясь от обстрела на болотах.
   Утром 22 июня, когда только что расположились на небольшом островке, наблюдатель с дерева крикнул:
   - Немцы идут с Большого острова!
   Большой остров лежал в ста метрах от нашего - Павловского, Наступало более сотни эсэсовцев. Положение создалось очень тяжелое. За первой сотней могли появиться тысячи других и тогда... днем, на маленьком пятачке, каким был островок Павловский, нам несдобровать.
   - Товарищ комбриг,- сказал Галушкин Лопатину.- Разрешите нам с отрядом Озмителя встретить фашистов. Отгоним, а потом и отойдем!
   Раздумывать не приходилось. Предложение Галушкина было единственным, что могло нас выручить из беды. Отряды Галушкина и Озмителя заняли оборону. Левее их залегли партизаны первого отряда. Москвичи дрались отчаянно. Сразив нескольких эсэсовцев и многих ранив, они бросились в атаку. И враг не выдержал, побежал. Мы выиграли драгоценные минуты. Пока в стане противника очнулись, бригада ускользнула с острова. Позади бушевала артиллерийская канонада, рвались снаряды, мины. Над болотом появились разведчики. Но мы уже были вне опасности. Через день гитлеровцы сняли блокаду, длившуюся более месяца.
   Отряд Галушкина двинулся на юг, под Смолевичи, выполнять новое задание. Случилось так, что с двумя отрядами нашей бригады я отправился в том же направлении и все лето прожил по соседству с группой Бориса.
   На моих глазах росла боевая слава Галушкина. Его отряд был известен смелостью, решительностью. Сам Борис показал себя замечательным мастером короткого боя, засады, внезапных налетов. А если речь шла о спасении товарищей, попавших в беду, его ничто не могло удержать...
   В знойный августовский день по пыльному проселку катила повозка. В повозке сидели трое. Впереди справа Борис Галушкин. Он правил лошадьми и потихоньку напевал песенку про Мишку-моряка. Ворот гимнастерки расстегнут, каштановый чуб развевается на ветру.
   К его широкой спине привалился заместитель командира по разведке лейтенант Жуков. Попыхивая самокруткой, он размышлял о предстоящей встрече с подпольщиком Семенюком, поджидавшим неподалеку от станции Жодино магнитные мины для подкладывания под буксы вражеских воинских эшелонов.
   Ординарец Бориса - Петро Юрченко полулежал позади командира. Изредка он приподнимался, становился на колени и шарил острыми, как у рыси, глазами по горизонту.
   Вправо от дороги поднималась пологая лесистая возвышенность. За ее гребнем прятался районный центр Логойск. В нем стоял крупный гарнизон гитлеровцев.
   Слева тянулось унылое торфяное болото, покрытое травянистым кочкарником, по которому разбросались купы густых зарослей кустарника.
   Повозка миновала широкий овраг, взобралась на косогор, и сразу же впереди слева появились соломенные крыши села Мгле, рассыпавшегося по южной обочине Логойского шоссе. Несмотря на то что Мгле было связано шоссейной дорогой с Логойском, оккупанты в нем почти не появлялись. Зато партизанские разведчики и минеры гостили тут часто. Словом, где-где, а в этом селе трудно было ждать встречи с противником.
   И вдруг, когда до перекрестка, где проселок пересекало шоссе, оставалось менее двух километров, из-за гребня выскочили два немецких грузовика.
   - Фашисты! - закричал Юрченко.
   Галушкин бросил в руки Жукову вожжи и схватил бинокль. Но рассмотреть гитлеровцев не успел - повозка повернула в овраг.
   - Ставь коней под кручу, бери оружие и за мной! - крикнул Галушкин, соскакивая на землю.
   Все трое залегли у кромки обрыва. В машинах - теперь это уже было видно и без бинокля - человек пятьдесят фашистов.
   - Неужели сюда? - обеспокоенно сказал Жуков.- И как их сюда занесло?
   - Черт их знает, куда они несутся,- спокойно заметил Галушкин.- Свернут сюда - будем драться. Ты,- он кивнул Жукову,- останешься здесь, я подползу поближе к дороге. Петро - между нами. Сначала - гранаты, потом чесанем из автоматов. А в случае чего, сюда и ходу! - Борис ткнул пальцем в заросли справа.
   Между тем машины приближались. До того места, где засели партизаны, оставалось несколько десятков метров...
   Вот машины поравнялись с ними и с шумом промчались мимо, к Мгле.
   - Пронесло! - с облегчением вздохнул Жуков, поднимаясь с земли и отряхивая пыль с колен.
   Галушкин некоторое время молчал.
   - Ну что, двинем? - наконец сказал он.
   - Думаешь, проскочим по проселку? - спросил Жуков.
   - Попробуем! А ну, Петро, подгоняй!
   Юрченко пригнал коней, подождал, пока расселись, и хлестнул вожжами. Кони вынесли повозку из оврага, понеслись вскачь по проселку.
   - Жаль, мало нас,- подмигнул Борис товарищам,- а то намяли б фрицам бока!..
   Повозка перемахнула шоссе, не останавливаясь, пронеслась мимо деревни Хотеново и затарахтела дальше. Еще немного - и Мгле останется слева позади.
   Неожиданно в селе затрещали пулеметные очереди, защелкали винтовочные выстрелы. В повозке все инстинктивно пригнулись, схватились за автоматы. Но стреляли не по ним. Огненные трассы пуль тянулись из Мгле в противоположную сторону, к болоту.
   - Кого-то из наших застукали, сволочи! - выругался Галушкин.
   Он приказал остановить лошадей, поднялся во весь рост и приложил к глазам бинокль.
    - Так и есть!.. От села к болоту бежит человек пятнадцать партизан. Эх, не добегут до леса, прижмут их на голом месте!..
   Борис спрыгнул на землю, подошел к лошадям и потрогал зачем-то сбрую.
   - Ну вот что, хлопцы,- сказал он.- Видно, придется Семенюку подождать. Поедем на выручку!
   - Ты что, шутишь? - изумился Жуков.- Ведь их в селе не меньше пятидесяти!
   - Какие там шутки! Не можем, не имеем мы права проехать мимо, когда товарищи в опасности!
   Галушкин полез за кисетом, скрутил цигарку и распорядился:
   - Сворачивай, Петро, вон на ту дорогу!
   Лошади снова понеслись вскачь. Боевой азарт командира передался и Юрченко и Жукову. Они распрямили плечи и расстегнули вороты, словно те их душили.
   У крайнего двора Галушкин соскочил с повозки и из-за угла посмотрел вдоль улицы. На противоположном конце села стояли обе немецкие машины, а чуть ближе к центру, распластавшись по обочине шоссе, залегли немцы. Гитлеровцы вели огонь из пулеметов, винтовок и автоматов. Видимо, они были уверены в своем подавляющем превосходстве, поэтому ни на флангах, ни с тыла не выставили никакого охранения. Борис сразу же это заметил.
   - Сейчас мы им дадим "прикурить",- сказал он, возвращаясь к повозке.- Поворачивай в объезд!
   Лошади понеслись вдоль околицы мимо конюшен, бань, лепившихся по краю болота. Стрельба гитлеровских солдат становилась все ближе, вот она уже громыхала совсем рядом за домами.
   - Стой!
   Оставив лошадей за сараем, Галушкин, Юрченко и Жуков перелезли через изгородь и вошли во двор. Осмотрелись.
   - Сюда, сюда, родненькие! - раздался позади их старушечий голос.
   Партизаны оглянулись. В двух шагах от них из-под хвороста, прикрывавшего яму, на них смотрело сморщенное, искаженное страхом лицо.
   - Мамаша, у вас немцев во дворе нет? - тихонько спросил ее Жуков.
   - Нету, милый, нету! Они все на улице лежат как раз за нашим забором! Чуешь, как стреляют!..
   К старухе жалось четверо малышей.
   Глядя на них, Борис почувствовал, как дрогнуло его сердце, как подступил к горлу горячий комок. Он подошел к яме.
   - Мать, там за сараем стоят наши лошади и повозка. Так вы того... Если не вернемся, возьмите себе.
   - Да вы прячьтесь, прячьтесь скорее! Места хватит! - старуха принялась раздвигать хворост.
   Но Галушкин только головой мотнул:
   - Нельзя!
   Пригнувшись, партизаны подошли к забору, заглянули в щели. Борис не торопясь подсчитал: в цепи лежало больше пятидесяти фашистов.
   - Значит, так, Петро...- повернулся было Борис к ординарцу. Но не успел договорить. В заборе над самыми их головами появилось несколько рваных пробоин.
   "Заметили!" - обожгло Бориса. Мысли понеслись с лихорадочной быстротой: "Что делать? Выскочить на улицу?" Левая его рука потянулась было к гранате... "Нет, нельзя! Подождем..."
   Галушкин вновь посмотрел в щель: к калитке с автоматами на изготовку приближались два рослых немецких солдата.
   Борис махнул рукой товарищам. Все трое юркнули в раскрытую дверь хлева. Не успел Юрченко закрыть ее за собой, как калитка скрипнула и во двор вошли немцы. Они осмотрелись и направились в сторону хлева.
   - Трр... Трррр... Тррррр,- по стенам хлева простучали автоматные очереди.
   Затаив дыхание, партизаны приготовились без шума взять немцев. Но те в хлев не пошли, а остановились у колодца, достали воды, напились и вышли со двора.
   - Не заметили! - обрадовался Борис.
   - Как не, заметили, а кто же стрелял? - спросил Юрченко.
   - В заборе от своих пробоины,- пояснил Галушкин.- Ну, а здесь, во дворе, немцы пальнули для собственного успокоения. Пошли!
   Партизаны снова подошли к калитке.
   - Мчись, Петро, вон к той хате,- скомандовал Галушкин.- Как только услышишь мою команду, швырни в самую гущу гранату, а потом крой их из автомата. Понял?
   - Есть!
   Между тем стрельба со стороны болота усилилась. Послышались гулкие удары противотанкового ружья. Одна из вражеских автомашин вспыхнула. Несколько немцев кинулись ее тушить, но было уже поздно - пламя охватило всю машину.
   И тут, за спиной у немцев, в нескольких шагах от них, прогремел зычный бас Галушкина:
   - Взвод справа! Взвод слева! Ого-о-нь!!
   Загремели взрывы гранат. Ударили длинные очереди автоматов.
   - Ура-а-а!!! На-ши!!! - донеслось со стороны болота. Ободренные неожиданной помощью, партизаны поднялись в атаку.
   Гитлеровцев охватила паника.
   Противник оставил на дороге 10 убитых и 16 раненых. Остальные успели удрать на уцелевшей машине. Спасаясь бегством с поля боя, они так и не узнали, что с тыла их атаковали всего три партизана...
   
   Когда на следующий день я, пользуясь правом старшего оперативного начальника, стал было журить Галушкина за чрезмерный риск, он передернул плечами, улыбнулся.
   - Товарищ замкомбриг, победителей же не судят... Но раз на то пошло, скажу: риск был вполне оправдан. Не думайте, что в бой я полез очертя голову. Нет, я сначала взвесил все "за" и "против". Ведь на нашей стороне были все три решающие фактора: внезапность, быстрота, натиск. А ведь еще Суворов говорил, что на войне это самое главное!
   - И еще четвертый фактор - они уж на всю жизнь запомнят твой голосище, за это я ручаюсь,- усмехнулся Жуков.
   
   А вот еще случай.
   В Логойске разместился на отдых изрядно потрепанный советскими войсками немецкий полк. Резкое сокращение продовольственного пайка солдаты компенсировали ограблением близлежащих сел. А когда там ничего не осталось, решили организовать набег на Юрьево, Сутоки, Антополье - села, входившие в партизанскую зону.
   Однако командир полка фон Флик рисковать не хотел. Намнут партизаны бока - стыда не оберешься. Но когда узнал, что два крупных отряда партизанской бригады "дяди Коли" ушли на озеро Палик, а в бригаде "Смерть фашизму!", охранявшей подступы к этим селам, осталось мало боеприпасов, фон Флик решился...
   С утра бушевала метель. Порывистый ветер вихрил снежные хлопья, раскачивал скрипучие сосны, рвал в клочья клубы дыма, валившего из труб партизанских землянок.
   Галушкин, майор Федотов и я сидели в жарко натопленной землянке и пили чай.
   Незадолго до этого я вернулся из Москвы, куда улетал после убийства гаулейтера фон Кубе, к которому был причастен. В Москве было решено объединить мелкие отряды, выросшие из групп ОМСБОН, переброшенных в тыл врага. Я был назначен командиром сводного отряда, которому было присвоено имя Феликса Дзержинского.
   - У тебя, Лаврентич, весь народ в сборе? - спросил Галушкина начальник штаба Федотов.
   - К вечеру должны все собраться,- прихлебывая чай, ответил Галушкин.- Не придется ли нам сразиться с фронтовиками из Логайека? Ты чего улыбаешься? Все деревни вокруг местечка обчистили! Как бы и к нам не пожаловали!
   В этот момент в землянку вошли Юрченко и мой ординарец Паша Конюхов.
   - Слышите, товарищи командиры? - спросил Паша, придерживая дверь приоткрытой. В землянку ворвался гром далекой канонады.
   Мы выбежали наружу.
   - Это возле Юрьева,- прислушиваясь, сказал Юрченко.
   - Точно... Там! - подтвердил Галушкин.
   В это время на тропинке, ведущей к нашей землянке, показался связной бригады "Смерть фашизму!". Командир ее, капитан Турунов, сообщал, что крупная колонна немцев из Логойска внезапно нагрянула в Юрьево, опрокинула заслоны бригады и ворвалась в село. "Патроны на исходе, вынуждены отходить,- писал комбриг,- выручайте!"
   Я распорядился срочно доставить Демину - командиру первого отряда бригады "Смерть фашизму!" патроны.
   Чем еще помочь соседям?
   - Разрешите мне! - загорелся Галушкин.
   Подумав, я решил, что Галушкин прав,- помочь Демину надо...
   Юрьево немцы не только ограбили, но и запалили со всех сторон. Однако командиру вражеской колонны - ею командовал сам фон Флик - этого показалось мало. Он повернул на Сутоки. Не встречая сопротивления, немцы осмелели.
   "Что там партизаны,- думал, наверное, фон Флик,- сброд!"...
   А Галушкин уже поджидал немцев у хутора Кривая Поляна, лежавшего на пути к Сутокам. Одетый в белый маскировочный халат, он лежал за косогором, по которому пролегала дорога. Рядом с Борисом, в таких же халатах, расположились пулеметчики Ваня Гудзь и словак Володя Факете, перебежавший на сторону партизан из части, состоявшей из насильно мобилизованных в гитлеровскую армию словаков. Метрах в двадцати слева от командира на опушке небольшого лесочка ждали врага москвичи-омсбоновцы Володя Шимичев и Дмитриев, на таком же расстоянии справа - коммунист Панин и комсомолец Женя Пузакин. Всего семь человек.
   Ветер стих. С пасмурного неба срывались редкие снежинки. Короткий декабрьский день быстро тускнел. Далеко по полю разносился деревянный перестук колес, шум легкового автомобиля, возбужденные голоса немецких солдат.
   По бокам вражеской колонны двигалась конная охрана, дальше - длинная вереница повозок с солдатами, пулеметами, минометами. Голова колонны уже приближалась к Кривой Поляне, а из белесых сумерек выползали все новые и новые повозки.
   "Что-то уж слишком много их!.. Как бы мои хлопцы не растерялись!" - беспокойно подумал Галушкин, раскаиваясь, что не взял с собою весь отряд.
   А враг подходил все ближе и ближе. Вот Борис уже стал различать лица гитлеровцев. Еще миг - и, как привидение в белом саване, на дороге выросла мощная фигура Галушкина.
   - Батальон справа! Батальон слева! Ого-о-оннь! - Бей, гадов, не робей! - загремел Борис.
   По колонне полоснули очереди.
   Фашисты, видно, узнали по голосу того, кто уже однажды проучил их в селе Мгле, шарахнулись в сторону, начали поворачивать лошадей. Флик поднялся в автомашине во весь рост, но не успел он подать команды, как был сражен насмерть.
   Человек двадцать вручную развернули машину вспять.
   Увидев, что гитлеровцы отходят, партизаны бросились было преследовать, но Галушкин их удержал.
   - Назад! Подбирать трофеи!
   Захватив 2 повозки, 2 пулемета, 19 винтовок и автоматов, партизаны отошли. На заснеженной дороге осталось несколько десятков трупов убитых врагов.
   Только возле Юрьева гитлеровцы пришли в себя и широким фронтом повели наступление на Кривую Поляну. Но там их уже поджидала более мощная засада - первый отряд бригады "Смерть фашизму!", возглавляемый опытным боевым командиром Иваном Михайловичем Деминым, к которому уже поступили наши боеприпасы. И гитлеровскому полку пришлось с позором убираться в Логойск не солоно хлебавши.
   
   Расскажем еще об одном эпизоде, героем которого был Борис Галушкин.
   В туманное февральское утро сорок четвертого года немцы повели наступление на партизанское село Ганцевичи, где стоял партизанский отряд бригады "дяди Коли". Немцев было около тысячи человек - почти втрое больше, чем партизан. Впереди двигались танки.
   После короткого, но жаркого боя партизаны вынуждены были оставить Ганцевичи и пробиваться на север, к селу Замошье. Но гитлеровцы охватили отряд с трех сторон и стали теснить его к заболоченной пойме реки Цна.
   По просьбе командира отряда Яши Жуковского, примчавшегося к нам в Застенок, я послал на выручку 70 автоматчиков и пулеметчиков во главе с Галушкиным.
   - Ты крой с ребятами прямо - ударишь гитлеровцам во фланг,- приказал Галушкин своему помощнику,- а я двину в Замошье. Видишь: туда пошли танки! Закупорят последний выход - тогда хлопцам придется туго.
   С собою в сани Галушкин взял Юрченко, Гришу Шимана и разведчика Аксенова. Когда они влетели в Замошье, по улице села уже мчались танки. Вот они приблизились к центру. И вдруг из морозного тумана прямо перед ними возник человек, дал несколько очередей из автомата и тут же исчез. По броне защелкали пули. Передний танк остановился. Очевидно, немецкие танкисты решили, что в селе засада. Они перестроились клином и открыли пулеметный огонь. По тому месту, откуда за минуту до этого стрелял человек (то был Борис Галушкин), ударила пушка. Но Борис с друзьями был уже возле саней.
   - Ванька, немцы! - крикнул Галушкин жеребцу.
   Лошадь, приученная к этому возгласу, рванула в галоп. Дело было сделано: небольшой заминки хватило, чтобы выиграть драгоценные минуты. Партизаны прорвались из окружения.
   - Когда решается судьба целого отряда, стоит пойти на любой риск! - с жаром доказывал Галушкин после боя. Потом он тихо добавил: - Даже если бы мне пришлось погибнуть...
   Таким был наш Борис, наш верный боевой товарищ и друг, славный сын своей Родины. К сожалению, он не дожил до светлых дней победы... В ночь на 15 июня 1944 года у деревни Маковье Бегомольского района Минской области при прорыве кольца блокады Галушкин, командовавший штурмующей группой, пал смертью храбрых. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.