Сегодня - Октябрьское воскресенье. На Наталкиной половине накрывают стол. Собрались гости: Зина, Софья Дементьевна, Лара с Борисом, тетя Маруся, брат мамы дядя Сергей с женой, Николай Дмитриевич. Извлекли из потайного укрытия патефон. И создалось такое впечатление, будто на одной половине дома все по-старому, так, как было в хорошие годы до войны. Нет, отзвук праздничной радости, пусть еще преждевременной, чувствуется и в моих комнатах: дом-то один. Я уже и забыла, зачем зашла сюда на минуточку. Ага, вспомнила! Мама послала меня за графином вишневой наливки, которую берегли еще с лета. Всем хватит поднять по рюмочке за самое дорогое.
   
   Широка страна моя родная,
   Много в ней лесов, ползи и рек.
   Я другой такой страны не знаю,
   Где так вольно дышит человек,-
   
   доносится из-за стены. Тянет к себе эта песня, воистину ставшая народной.
   И где эта наливка? Наконец-то нашла ее в самом дальнем уголке буфета.
   Поправляю прическу перед зеркалом. Внимание привлекают несколько пожелтевших березовых листочков на столе. Откуда они взялись? Поднимаю глаза. Маринка повесила на стену у окна березовую веточку, принесенную из рощи. Родная, грустная веточка! Ее желтые листочки на белой скатерти вызвали в памяти строки стихотворения:
   
   Ой, не скрывай, природа, не скрывай,
   Что ты тоскуешь по лету, тоскуешь...
   
   Музыка за стеной настраивает на лирический лад. Так начинает складываться импровизация. Я пишу, чтобы не забыть:
   
   Ой, не скрывай, Оксана, не скрывай,
   Что ты тоскуешь, по милому тоскуешь...
   
   И вот в руках словно сама собой появляется фотография Михаила, с которой я не свожу глаз. Но пора мне к гостям. Пора-то пора, а фотография по-прежнему на коленях и в руке перо. Замечаю внезапное исчезновение наливки и удивляюсь: куда она запропала? А это мама молча забрала ее и на цыпочках вышла из комнаты. Фотографию Михаила прячу на груди и покидаю комнату. Когда гости уйдут, отправлюсь на участок. Там во всех семьях отмечают праздник.