Бомбы бременских музыкантов. В детстве я очень любил сказки братьев Гримм и особенно сказку о бременских музыкантах. И вот что из этого получилось.
   Вскоре после объявления войны начались бомбежки Подмосковья немецкими самолетами (к самой Москве их не допустили наши зенитчики). Мы были тогда временно в Царицыне - тоже Подмосковье в те годы. В ночном небе появились лучи прожекторов, которые шарили по небу, ловя немецкие самолеты. Стоило одному лучу поймать самолет, как десятки других освещали непрошенного гостя. Получалась гигантская световая пирамида. Там, где лучи сходились светлой точкой, виднелся чужой, чаще всего обреченный, самолетик. Зенитки учащали свой, уже прицельный огонь, а мы, мальчишки, орали "Ура!", когда вражеский самолет падал вниз.
   Я спросил как-то своего папу: "А Бремен - это немецкий город?". Отец укорил меня, сказал, что не знаю, и стал поддразнивать, когда начинали выть сирены, объявлявшие о воздушной тревоге: "Собирайся-ка в бомбоубежище, опять твои бременские музыканты летят". А мне было странно - почему люди, среди которых жили такие славные братья-сказочники, теперь бомбят нас.
   От зажигалок загорелись школьные дрова, приготовленные на зиму. Огромное пламя поднималось над домами.
   Фугаска попала в пруд, и на безлистых ветвях прибрежных деревьев (листву взрывной волной сдуло) висели дохлые лягушки, пиявки и подсыхающие водоросли.
   Вот тебе и братья Гримм!..
   Позднее я узнал имена Гете, Гейне, Баха, Бетховена, Дюрера и многих других достойных немцев.
   Я стар стал, но и сейчас не могу постичь, как один бесноватый мог затмить творчество великих соотечественников, их гений? Только ли в Германии бывало и может ли еще случиться такое? Ох, уж эти современные "американизмы"!.. Не слишком ли они заполонили наш быт через средства массовой информации и особенно телевидение? Однако, вернусь в детство, в войну.
    Бреющий полет "музыканта". Тогда быстро вошло в жизнь слово "эвакуация". Мы с мамой оказались дважды эвакуированными, или, как говорили в Сибири, куда мы ехали из Астрахани, "выковыренные". Ехали мы в товарных вагонах-теплушках. Где-то возле известных озер Эльтон и Баскунчак, наш поезд подвергся обстрелу немецких самолетов. Все обитатели теплушек высыпали и легли под небольшим откосом. Один самолет с большим желтым крестом развернулся и зашел для нового обстрела состава, но, видно, углядел "музыкант" людей и стрелял из пулемета уже по людям. Я приподнял голову и доли секунды видел в кабине самолета очкастую, в шлеме, будто с оскаленными зубами, страшную голову летчика.
   Фонтанчики сухой земли поднимались цепочкой из тех мест, куда попадали пули. К счастью, меняя прицел с вагонов на лежащих людей, летчик, видимо, не довернул достаточно пулемет, и очередь легла между вагонами и низом откоса, где мы лежали.
   Все стихло. "Бременский музыкант" улетел за своими к железнодорожному вокзалу станции Баскунчак. Когда чуть стемнело, наш состав тронулся в том же направлении. Больше налетов не было.
    Родное Голубово. В 1943 г. летом мы с мамой вернулись в наше Голубово. Сейчас Зеленоград-Москва вплотную подошел к деревне Андреевка, а Голубово еще лишь в трех километрах к западу. Тогда же Москва была далеко. Напрасно некоторые злопыхатели говорят сейчас, что немцы вплотную подошли к Москве. Это не так. Жестокие бои разгорелись у станции Крюково, вдоль Пятницкого шоссе и в окрестных деревнях Голубово, Жилино, Горетовка и других. Там еще в 1943 г. оставалось много разбитой немецкой техники.
   Я взрослел. Меня тянуло к литературе, поэзии. И тогда, в 1945 г., в дни Победы, я написал стихи. Они несколько претенциозны, с попытками обобщений. Как говорил один мой добрый знакомец-литератор, "с подвывом" (не об этих стихах, а вообще он говорил: "Не надо жить с вечным подвывом"), -ну да простит меня читатель за юношескую пробу пера.
   
   Победа жизни
   Ломая белизну берез,
   В деревнях танки жизнь сжигали.
   Мне встретить в жизни привелось
   В родных местах лишь тлен развалин.
   Но там же побежденный враг
   Лежал, угрозою вчерашней,
   И гусеницы брошены в овраг,
   И перевернутая взрывом башня
   Скатилась вниз... Чернела гарь земли
   С тех пор текли года в весенних водах.
   Железный лом из леса увезли
   Для переплавки на заводах.
   В лесу сегодня жизнь,
   В полях такой простор.
   И, кажется, под солнцем дышат пашни,
   А в глубине оврага до сих пор
   Лежит забытая заржавленная башня.
   Я с радостью увидел: в ней
   Уже березка вырастала -
   Победою моих родных корней
   И пораженьем чуждого металла.

Из сборника "Там, где погиб неизвестный солдат". Москва, 2005