"О СЕБЕ ЗАБЫЛ ДУМАТЬ"

    "Привет с фронта, дорогие папа и мама! Целую вас, сестер, бабушку, тетю Веру, Соню и всех наших близких. Вы, конечно, не сердитесь на меня за то, что я столько времени не писал. В тех условиях, в которых я нахожусь, сделать это очень трудно. Вот только сегодня выбрал время и то только потому, что наш танк в боях несколько потрепали и нужен мелкий ремонт. А завтра, снова в бой бить немцев. Вот пишу письмо, но не знаю, дойдет ли так как с пересылкой очень трудно...
   С эшелона сгрузились благополучно. Правда, нас в пути немного побомбили, но все обошлось благополучно. Через день был на пункте сосредоточения. Еще через день на исходных позициях, а через несколько часов пошли в бой. Война представлялась более страшной в воображении, чем на самом деле. Когда нам поставил задачу и стало ясно, что нам нужно сделать, все сразу как-то легко стало и просто. Не знаю как кто, но я лично всей душой желал поскорее приступить к выполнению задачи. В бой ехали с песнями, смеялись и шутили. Никто и не подумал, очевидно, о смерти. Когда попали под обстрел ПТОРов и снаряды стали, молотами стучать по броне, взял такой задор и злоба, что о себе совсем забыл думать. Было одно чувство: давить, ломать, стрелять и гнать без конца. Один снаряд выбил мое револьверное отверстие. Внутрь пахнул огонь, залетел осколок...
   Было наплевать на все, была какая-то уверенность в себе. Когда подавили заграждения и прорвались в тыл, стало легче. Тут мы уже господствовали полностью - сначала разгромили базу, а затем раздавили двигавшуюся колонну. Танков как ни искали, не нашли. Обратно прорывались с бешеной скоростью. Были почти вне обстрела, когда наш танк налетел на мину. Сбило ленивец, танк встал. Наступила полная тишина. Остальные танки унеслись вперед. Было видно, как немцы со всех сторон пробираются к нам, но вдруг посыпали обратно. Наши танки с пехотой ринулись в атаку. Через час то место, где мы сели, было занято нашими. Нас отбуксировали в лесок, а уже к вечеру поставили новый ленивец и были снова готовы в бой.
   Отдыхать не пришлось. Ночью получили новую задачу и с рассветом поехали в атаку. На этот раз было трудней, было всего три танка. Другие танки отсутствовали... В самую горячку борьбы с ПТОРами влипли в болото и ни с места - буксует гусеница... Мы оказались за каким-то холмом, так что были недоступны для орудий. Но немцы были рядом и беспрерывно строчили из автоматов. И что хуже всего, что наша пехота не двигалась вперед, прижатая огнем, и залегла за нами. Тем временем остальные два танка возвратились обратно, не заметив нас.
   Мы остались одни. Нужно было что-то подкладывать под гусеницу. Под огнем выскочили из танка, и закипела работа. Я... залег оборонять танк, а двое тащила машину. Все было тщетно, танк засел. Положение было незавидное. К тому же нас начали бить из миномета. Тут невольно подумалось о конце. И опять-таки не было страшно, а была какая-то холодная решимость на все. Но пехота все же заметила наше положение...
   Когда уже не было никакой надежды на спасение, вдали заревели наши танки, и через полчаса нас уже вытянули. Теперь уже пехота дружно поддержала нашу атаку, и немцы были отброшены. Теперь мы все уже обстреляны, набрались опыта. И война кажется простым делом... И в бой ходим так, ну как каждый день ходят на работу. Покушаем - и в бой. Вернемся, заправим машину, поправишь кое-что, покушаешь, отдохнешь немного - и снова в бой. Одним словом, фронт мне нравится, тут все вольно и просто. Жаль только некоторых товарищей. Из нашего классного отделения погибло 5 человек. Но ведь не без этого, ведь все-таки война. Я пока жив и здоров и умирать не думаю. Главное, мама, ты не волнуйся, не может быть, чтобы я погиб. Буду жить до смерти. А если умру, то с честью. Гладков В. И.
   Март 1942 г."
   
   Сохранилось единственное фронтовое письмо двадцатилетнего лейтенанта Виктора Ивановича Гладкова. А еще уцелели две написанные впопыхах открытки - отметины краткой биографии. Первая отправлена в апреле предвоенного сорокового из Житомирской области, где красноармеец Гладков проходил срочную службу. О чем он писал родным? Спешил поделиться радостным известием о том, что получен ответ из Ленинградского артиллерийского училища о его допуске к экзаменам. "Теперь самое трудное,- писал Виктор,- отпроситься у комиссара". Гладков волновался напрасно. Отпустили. Но кто знал тогда, что учебный курс будет столь коротким?
   Второе письмо было уже отправлено с дороги.
   
    "Здравствуйте, милые папа и мама!
   Крепко вас целую и желаю всего хорошего. Открытку пишу на пароходе, т. к. учебе в училище пришел конец. По старому адресу больше не пишите. Только вы, а в особенности ты, мама, не расстраивайтесь, пожалуйста, и не делайте каких-либо мрачных выводов преждевременно. В дороге я вам постараюсь чаще писать, а если будет постоянный адрес, сразу же дам. Настроение у меня замечательно бодрое. Да и у всех чувствуется необычайный подъем. Одним словом, я доволен новой переменой обстановки, только вы там не унывайте...
   Ваш Виктор".
   
   Рассказывает сестра Виктора Ивановича Гладкова Евгения Ивановна:
   - Не помню брата хмурым, хныкающим. Он и с фронта присылал бодрые, замечательные, приподнятые письма. Все нас подбадривал. Врезалась в память теперь уж навсегда одна фраза из письма: "Не может быть, мама, что я умру, я видел свою звездочку на небе". Не уберегла Витю судьба. Как же рано погасла его звезда...
   Брат родился в деревне Куреево Ярославской области. В 1930-году мы всей семьей переехали в Ленинград. Виктор учился в школе-десятилетке, что на 8-й линии Васильевского острова. Класс у него был очень дружный. В нашей квартире они частенько собирались, гурьбой заваливались в гости. Витя всех зазывал. Пели, шутили, играли на гитаре. Сколько лет прошло, а я до сих пор многих помню в лицо. Но в живых остались единицы. Война подкосила. Молодыми вступили они в смертный бой, молодыми ушли в бессмертие...
   Лейтенант Гладков воевал в составе 121-й танковой бригады. Сформирована она была, как отмечено в историческом формуляре, 25 августа 1941 года на станции Кубинка в течение двадцати четырех часов. Уже 3 сентября бригада в полном составе вступила в бой на рославльском направлении, освободила несколько населенных пунктов, уничтожила сотни вражеских солдат и офицеров.
   Таким было первое фронтовое крещение 121-й бригады, таким был первый поединок с "фашистской силой темной" командира взвода лейтенанта Гладкова.
   Три месяца провели танкисты в непрерывных боях - жестоких, кровопролитных. В январе бригада понесла значительные потери в технике, была отправлена на доукомплектование. Только месяц длилась короткая передышка.
   Из боевого донесения командира бригады: "С 9.3.42 до 14.3 бригада вела бои в районе совхоза "Правда" во взаимодействии с частями 216 сд. Район противник укрепил и в противотанковом, и в противопехотном отношении. В кирпичных домах установлено 5-6 противотанковых орудий, 1 зенитное орудие, которое вело автоматический огонь по танкам в районе восточной окраины. В центре расположено около 10 минометов. Местность не позволяет широкому маневру в борьбе за этот населенный пункт. Было предпринято 11 танковых атак. Выбирались разные курсы со всех сторон. 10 и 11.3 танки врывались в район "Правды", уничтожали огнем минометы, противотанковые орудия и засевшую в домах пехоту. До атаки противотанковая огневая система противника не подавлялась по причине недостаточного количества боеприпасов".
   В одной из яростных атак 11 марта 1942 года погиб лейтенант Гладков. А накануне боя написал последнее свое письмо. Следующая весть с фронта была горестной: "Похоронен: Сталинская область, Славянский район, совхоз "Правда".
   Отец Виктора Ивановича Иван Алексеевич Гладков умер от голода в хмурую зиму сорок третьего. Мать Лидия Николаевна, испытав все муки блокадного ада, выстояла. Незадолго до кончины она передала фронтовое письмо сына дочери. Евгения Ивановна сейчас на пенсии. После Победы вернулась она из эвакуации в Ленинград, училась в текстильном техникуме, работала на фабрике. Все эти годы была рядом с мамой - верной помощницей, любящей дочерью.