- Анатолий, ты чем сегодня занят?
   - А что?
   - Приходи часиков в восемь с Оксаной, будет Костя Захаров. Посидим немного,- надо отвлечься, а то с этой работой совсем замотались. Ты о чем толковал с шефом?
   - Да так, ерунда. Надо проверить состояние водоисточников в нескольких селах. С удовольствием бы, но не могу - занят.
   - Ну вот - занят! Кем, чем?
   - Косович на именины пригласил. Да нет, шучу - надо съездить в Миньковицы.
   - Ну, как знаешь. Передавай привет Оксане.
   Попрощавшись с Козийчуком, Гоголь пошел к Оксане Ворошок. Все, кажется, готово. Сегодня он два раза прошел мимо дома, где должна быть свадьба, оказывается, там бывала раньше Оксана, она подробно рассказала о расположении двора, соседях, удивлялась - зачем это потребовалось Толе? Гоголь отшучивался: хочу затесаться на свадьбу. Но Оксана догадывается, что дело не так просто. Надо предупредить ее, как договорились с Михайловым. Анатолий тихо отворил дверь. Оксана сидела на кровати и, низко склонив голову, что-то шила. Подняла глаза, обрадовалась.
   Анатолий сел рядом. Сколько она перенесла. Лицо осунулось, под глазами синие круги, в уголках губ - скорбные морщинки. А ведь главное еще впереди. Над органи- зацией нависла опасность и неизвестно, чем все это кончится. Пока что необходимо во что бы то ни стало убрать Косовича, и сделать это должен он. Осторожно провел рукой по ее волосам, Оксана слабо улыбнулась. Анатолий незаметно покосился на ходики, пора!
   - Ксеня, я иду сейчас на задание.
   Под рукой дрогнули худенькие плечи.
   - Куда? - И, не дождавшись ответа, полуутвердительно спросила: - Косович? Будь осторожен. Яшка - страшный человек.
   - Поэтому и нужно его убрать и поскорее. Теперь слушай меня внимательно. Если все обойдется хорошо, я приду к тебе в больницу. Если меня не будет ночью, домой не заходи, иди прямо в Бачмановку. Вот тебе десять аусвайсов, сегодня же отдашь тем, кому я говорил. Обрезы перенеси сейчас же, дома оставлять нельзя.- Еще раз глянул на ходики, решительно поднялся: - Пора!
   ...От забора отделилась темная фигура Миронюка.
   - Анатолий, ты?
   - Я.
   Миронюк зевнул, попросил закурить. Свернули цигарки, покурили, пряча огонь в рукав, осмотрелись. Луна спряталась за плотные тучи, начал накрапывать мелкий дождик. Гоголь вынул из бокового кармана запасную обойму, надавил на пружину, положил вместе с пистолетом. Затоптал цигарку и кивнул напарнику:
   - Идем!
   Прошли сосняком, оставив в стороне фаянсовый завод, вдоль речушки вышли к улице Ленина. Случайно прикос- нувшись к руке Миронюка, Гоголь почувствовал мелкую дрожь. Сурово спросил:
   - Ты что, кур воровал?
   - Черт его знает, боязно что- то.
   - Возьми себя в руки и не морочь голову. А теперь помалкивай, тут уже рядом. Последнее: в Косовича, как договорились, стрелять буду я. Ты рот не разевай, если промажу - стреляй и ходу через огороды к станции. Понял?
   - Понял.
   Вот и домик, куда Косович должен был прийти на свадьбу. Окна его ярко освещены, слышен гул голосов, заиграла гармоника. Подпольщики, прижавшись к забору, стали осторожно подбираться к дому. И вдруг случилось неожиданное: с противоположной стороны улицы грянул выстрел, затем второй и кто-то заорал:
   - Хватай их, хлопцы!
   Гоголь упал на землю, выстрелил на голос. Крикнул Миронюку:
   - Стреляй!
   Но Миронюка рядом не было, затрещал забор, зашуршал кустарник.
   Анатолий еще раз выстрелил и бросился к забору. Сзади раздались выстрелы, за спиной хриплое дыхание. Обернулся и выстрелил в упор в подбегавшего полицая. Тот, выронив карабин, повалился навзничь. Перепрыгнул через забор и сейчас же почувствовал тупой удар в плечо. Вгорячах не сразу понял, что ранен. Выстрелил еще раз и, скрываясь в тени деревьев, побежал к огородам. Сзади раздавался тяжелый топот множества ног, крик.
   - Обходи справа! Чего жмешься к забору?
   Испуганный тонкий голос ответил:
   - Будешь жаться, вот Петьку наповал!
   Все это сознание фиксировало машинально. Схватил большой камень и изо всей силы запустил его в кусты справа, а сам бросился на землю и пополз в другую стоpoнy. Погоня бросилась к кустам, кто-то выстрелил, и злой голос, матерясь, выкрикнул:
   - Осторожней, сволочи, своих перестреляете!
   Гоголь поднялся с земли, шевельнул пальцами, действуют!
   Стараясь не выдать себя, побежал к станции. Голоса преследователей удалялись в противоположную сторону.
   Ушел! На минуту задержался у стены разрушенного дома, потрогал рану, кровь уже не шла, видимо, ранение было легким. Невольно подумал: "Второй раз пометили!" И, пригибаясь, пошел на место встречи, настороженно оглядываясь по сторонам. У развилки дорог Миронюка не оказалось. Куда идти? Домой нельзя, в Бачмаповку тоже. Трудно сказать, как там сейчас. И самое главное, почему полиция ждала их и устроила засаду? Кто выдал? Знали он, Михайлов, Миронюк. Кажется, и все. Неужели Козийчук? Больше некому. Вспомнил его подозрительно близкую дружбу с Косовичем и Ткаченко, бегающие во время разговора глаза. Он, больше некому. Но ведь это значит, что Михайлова наверняка арестуют, если уже не арестовали, Косович получил в руки то звено, которого ему не хватало, доказательство правдивости слов своего информатора. Надо во что бы то ни стало предупредить Федора Михайловича и уходить вместе с ним в отряд, забрать Оксану. А если уже поздно? Гоголь поднялся с земли, вложил в пистолет запасную обойму и решительно зашагал к больнице.
   Через час он ползком подбирался к знакомому домику. Как будто все тихо, света в окнах нет. Может быть, благо- получно? Чуть-чуть приподнялся на руках, оторвавшись от мокрой травы и вдруг услыхал голоса, из-за угла вышли два полицая. Закинув за плечи карабины, они уселись на лавку, оживленно переговариваясь. Гоголь, похо- лодев, слушал их разговор:
   - И кто мог подумать, что этот Захаров - большевик?
   Второй полицай, смачно сплюнув, ответил:
   - Все они такие! Спрашивается, какого ляда ему нужно было? Место хорошее, жратвы хватало, немцы - приятели. Нашел своей башке пропасть. Уж Яков Алексеевич спустит с него шкуру!
   - Да нет, тут, пожалуй, гестапо разбираться будет.
   Гоголь с трудом подавил в себе желание пристрелить предателей. Била дрожь, разболелась рана, путались в голове мысли: "Знают о Захарове... Надо предупредить Михайлова, а вдруг следят?"
   Полицаи прошли к больничному корпусу, а из-за кустов вышла Маша Власюк. Анатолий тихонько окликнул ее, сделал знак молчать и, когда она присела рядом с ним на корточки, быстро зашептал:
   - Передай Михайлову, что с Косовичем сорвалось: нас ждали. Я ранен, Миронюку удалось бежать. За Костей Захаровым следят. Пусть Михайлов уходит... Поняла? Я пошел.
   Утром Федор Михайлович, как обычно, сделал обход палат, зашел в кабинет к Цыганковой. Люба была посвя- щена в план покушения на Косовича. По его приглашению она пошла на свадьбу. По заданию Михайлова должна была, подпоив начальника полиции, пригласить его выйти во двор, где его ожидали бы Гоголь и Миронюк. Никто не сомневался, что влюбленный Косович ни за что не упустит случая остаться с ней наедине.
   Плотно прикрыв дверь и поздоровавшись с Цыганковой, Михайлов заговорил:
   - Плохо дело, Люба! Гоголь ранен и вынужден скрыться. А убрать Косовича надо немедленно, иначе... Теперь он очень осторожен, не подкараулишь!
   Цыганкова машинально перебирала инструменты на столике, зачем-то потрогала бормашину и, наконец, решившись, быстро заговорила:
   - Я уничтожу Косовича! Да не смотрите так на меня, я совершенно серьезно! Сегодня Косович должен прийти на прием, мы договорились запломбировать ему зубы. Надо будет приготовить яд, налить в стаканчик - дам ему как средство для утоления боли. Дозу можно подобрать так, что он сразу не умрет...
   Михайлов с сомнением покачал головой:
   - Не так это просто, как кажется! Ведь сразу станет известно, что Косович был в больнице и принимал лекарство. Что потом?
   - Я сразу же уйду к Одухе.
   - Да, пожалуй, другого не придумаешь! Готовься, Люба. Все нужное передам через час. Давай-ка посмотрим, что получится. Вот я пришел на прием, сажусь в кресло, покажи, что будешь делать?
   - Очень просто! Удаляю временную пломбу, начинаю сверлить, пока он не взвоет от боли, ну, а тогда даю ему стакан и говорю: "Попейте, сейчас пройдет!" Вот и все.
   - Все! Эх, дочка, дочка! Ну ладно. Не боишься?
   Цыганкова пожала плечами. Федор Михайлович поднялся с кресла, ласково взял Любу за плечи, минуту помолчал и вышел.
   Через несколько минут в дверь постучали. Вошел Козийчук. Поздоровался и, оглянувшись на дверь, заго- ворил:
   - Слыхала, что вчера было покушение на Косовича?
   - Слыхала! Уцелел мой ухажер, ни дна ему ни покрышки! Ну ничего, не уйдет!
   - А что теперь сделаешь? Косович вряд ли сейчас клюнет на удочку. Да и кто возьмется теперь...
   - Найдутся люди!
   - Кто же, например?
   - Хотя бы я!
   - Ты?
   - А что удивляешься? Я.
   И Цыганкова рассказала о плане уничтожения начальника полиции. Кознйчук выслушал, не перебивая и не возражая, пробормотал что-то о риске и распрощался. Поспешил к Косовичу. Сердце, правда, заныло. Это уж не простое предательство, как с Гоголем, Люба мила его сердцу! Сколько раз объяснялся ей в любви, умолял, а она с начальником полиции кокетничает, забавляется.
   Проводив Козийчука, Цыганкова переоделась и пошла к своей подруге Тоне Мисан, но какая-то смутная тревога поселилась в сердце и не давала покоя. Где-то она ошиблась, сделала не то, что надо. Что? Рассказала Козийчуку? Но ведь он же свой, товарищ по подполью! Имела ли она право ставить его в известность? Да нет, чепуха! А может быть, пойти и обо всем рассказать Михайлову? А что он тогда подумает? Наверняка решит, что струсила...
   Тоня с удивлением посмотрела на подругу:
   - Да что с тобой, Люба? Побледнела, дрожишь...
   - Ничего, Тонечка, просто болит голова.
   Вскоре Михайлов постучался в квартиру Цыганковой.
   - Ну, как самочувствие, Григорьевна? Не передумала?
   - Нет, что вы!
   - Тогда держи, - и Федор Михайлович передал ей маленький пузырек.
   Цыганкова молча взяла его, посмотрела на свет и, вздохнув, поставила на стол.
   - Сразу в Ташки уходи. Около села тебя встретит человек - да ты его знаешь - Ленька-танкист. Он проводит тебя на место. А я за тобой следом - слишком горячо стало - за больницей явно следят, только предупрежу товарищей да условимся о связи. Ну, ни пуха ни пера!
   Сказать ему? Нет - пустое, все будет хорошо! Люба улыбнулась Федору Михайловичу, шутливо ответила:
   - Идите к черту!