Молодая Гвардия
 

       <<Вернуться к списку документов


Из воспоминаний родственников молодогвардейцев Сергея Левашова, Демьяна Фомина, Леонида Дадышева, Антонины и Лилии Иванихиных

ИЗ ПИСЬМА ЛЕВАШОВОЙ ВАЛЕНТИНЫ МИХАЙЛОВНЫ-
сестры Сергея Левашова

   
   Мой брат Сергей был один из тех, которых нельзя не заметить. Прекрасно сложенный, высокий и красивый, с широко открытыми на мир глазами, то серьезный и задумчивый, то веселый и шутливый.
   Хороший брат, товарищ и помощник, умеющий всех вокруг зажечь своей идеей. Умный, добрый и упрямый, если это касалось достижения цели. В ведомостях успеваемости все 10 лет только отличные оценки.
   Обширный кругозор; его интересовало все: музыка, книги, рыбная ловля, цветы в полисаднике, планеры, которые он делал сам.
   Постоянно в труде, ни одной минуты безделья. Постоянная физическая тренировка, самосовершенствование.
   Своей энергией, жизнелюбием он заражал всех вокруг. Он готовил себя к будущему, не зная, что совершит когда-то подвиг.
   Таким остался брат в моей памяти.
   Вы спрашиваете, будет ли книга о Сереже. Да, будет. Ее пишет двоюродный брат Василий Иванович Левашов - один из оставшихся в живых молодогвардейцев.
   
   г. Краснодон
   25.10.1988 г.
   
   
   
ЛЮДМИЛА КОЖАНКОВА
"Мы школе поклонились дорогой"


   Пришли те дни, которых с нетерпеньем
   Мы ожидали много, много лет,-
   Вернули юность на одно мгновенье...
   Цветут воспоминанья, как букет.
   
   И вспомнили мы горькое, смешное,
   Порой слезой иль хохотом давясь.
   Мы не мечтали в жизни о покое,
   И старость не утихомирит нас.
   
   Не всех узнали - это и понятно!
   Ведь сорок лет, а не часов и дней!
   Гримировали судьбы нас изрядно,
   Но всяк готов простить судьбе своей.
   
   Ах, как мы рады встрече долгожданной,
   Неважно, что глаза полны слезой.
   И первые минуты как в тумане
   Мы напрягались вспомнить: "Кто такой?"
   
   В нас все-таки от юности осталось
   Хоть что-то, хоть немножко, просто штрих...
   Но узнан друг, и нам уже казалось,
   Что мы не разлучались ни на миг.
   
   Мы не могли никак наговориться.
   Воспоминаньям не было границ.
   Ведь сорок лет в урок не уместится.
   Как много в жизни дорогих страниц!
   
   Пусть мы забыли, что сказать хотели,
   Не тот друг другу задали вопрос,
   Не все в больших делах мы преуспели,
   Но каждый честно вклад свой в дело внес.
   
   Прошли мы юность огненной дорогой,
   Познали страх и горести утрат.
   Да, наша жизнь была суровой, строгой,
   В войну швырнув нас сразу из-за парт.
   
   И дым войны, и горький дым разлуки
   Мы пронесли на собственных плечах.
   Не знали маникюров наши руки,
   Нас обошли и бархат, и шелка.
   
   И через труд, и радость, и невзгоды
   В морщинках и с седою головой
   Прошли длиной мы в сорок лет дорогу -
   И школе поклонились дорогой.
   
   
   
   
ИЗ БЕСЕДЫ С ПРАЗДНИЧНОЙ ТАМАРОЙ ЯКОВЛЕВНОЙ -
СЕСТРОЙ ДЕМЬЯНА ФОМИНА


   Я старше Демы на 2 года, во время войны мне было 20 лет.
   Мама рассказывала, что во время похорон молодогвардейцев к ней подошел паренек и спросил: "А кто ж это?" Он рассказал, что попал в одну камеру с Демой, рассказал, как били сына. Соликовский ударил Дему - кровь брызнула ему на валенки, и этот изверг заставлял брата слизывать с валенок кровь...
   Почепцов был другом Демы - тихий, неприметный парень. Кто знает, стал ли бы он предателем, если бы не его отчим...
   Я училась в одном классе с Ниной Минаевой, Ниной Иванцовой, Толей Николаевым. Ниночка Минаева была маленькой, худенькой, болезненной, почти подростком.
   А Майечка Пегливанова, Улечка Громова! Какие же они были красавицы! Косы по пояс. Кто бы мог тогда подумать, что все так получится!
   О гибели Демьяна я узнала из газеты (я была в то время на фронте), позже из писем мамы и двоюродной сестры.
   Каким был Дема? Помню, в 1942 году, когда я уезжала на фронт, он так плакал: "Почему не я? Почему ты?"
   Дрался часто, почти всегда с мальчишками постарше - вот что удивительно.
   Очень любил лошадей. Смелый был. А какой у него был загар - тело так и отливало бронзой!
   Во время оккупации Дема сдружился с Толей Поповым, часто ходил к нему. Лида Попова рассказывала мне, что Дема что-то приносил Толе. Однажды принес пакет. Она все просила: "Дай мне посмотреть!", но он отвечал: "Никогда!"
   Отец у нас очень хороший был. Руководил колхозом вместе с Иванцовым. Назвали Дему в честь народного трибуна Демьяна Бедного.
   Мама рассказывала, что арестовали Дему ночью. Весь день накануне он сидел у окна и все ждал кого-то. Мама, почувствовав недоброе, говорила ему: "Дема, беги ж куда-нибудь, беги!" А он отвечал: "Я жду распоряжения". Так и забрали его. Дома у нас делали обыск, все чего-то искали. Позже мать нашла в иконке какую-то бумажку (она была неграмотная). Как потом оказалось - комсомольское удостоверение.
   В полиции служил наш дальний родственник. Он потом хвастался: "А я своему больше дал, чтобы знал, куда соваться!"
   Когда снимали документальный фильм "Последам фильма "Молодая гвардия", Владимир Иванов, сыгравший роль Олега Кошевого, говорит Елене Николаевне: "А помнишь, мамочка, Олег сиживал под этим деревом?", а сам стал и облокотился о раскидистую иву, которую и вправду любил Олежка. А мы на это дерево внимания не обращали - дерево ну и дерево...
   1988 г.
   
   

ИЗ БЕСЕДЫ С ДАДАШЕВОЙ НАДЕЖДОЙ АЛЕКСАНДРОВНОЙ -
    СЕСТРОЙ ЛЕОНИДА ДАДАШЕВА


   Отец приехал в Россию в 1910 году из Ирана (город Тавриз) в 15-летнем возрасте. Он искал брата, который был убит в России, остался, чтобы подзаработать на дорогу, женился и остался насовсем, но всю жизнь собирался домой.
   Мама наша родом из-под Орши (Белоруссия). В 1948 году она умерла, и отец женился во второй раз. Папа умер в 1982 году.
   В Краснодон мы приехали в 1940 году.
   Отец хотел, чтобы Леня стал художником - Леня очень хорошо рисовал. А брат мечтал стать летчиком. После окончания 7-ми классов он подал заявление в Ворошиловградскую спецшколу им. Диктатуры Пролетариата. Вместе с ним заявления подали Сергей Тюленин, Володя Куликов и Степа Сафонов. Леня всегда чуть что говорил: "Да я с Сергеем Тюлениным!.."
   Однажды во время оккупации мы услышали гул наших самолетов. Леня сказал отцу: "Мы с Сергеем собираем оружие, а когда немцы будут отступать, то ударим по ним!"
    Когда начались аресты, Леня сказал отцу: "Папа, я уйду из города, ведь меня могут убить - я похож на еврея". Папа ответил: "Глупости. У нас и документы есть". Не знал он, почему сыну так нужно было уйти из города, а то разве не помог бы? Больше разговора об этом не было...
   В тот день, когда арестовали Леню, отца дома не было. Спустя некоторое время нагрянули полицейские - Мельников Иван и Блохин. Они подошли к брату: "Угости сигаретами". Леня невозмутимо ответил: "Я не курю". Больше брата я не видела.
   Записок из тюрьмы Леня не писал. Уже после освобождения Краснодона на стене тюремной камеры я увидела надпись "Здесь сидел Дадашев". Десять дней мы с мамой носили передачи. 15 января в 23 часа была сброшена первая партия молодогвардейцев.
   После освобождения города мы с мамой пошли к шурфу. Все, что мы увидели, было чудовищно: кровь на снегу, башмаки, расчески, платочки...
   Возник вопрос об изъятии из шурфа тел ребят. Назначили Громова (Нуждина), а он стал увертываться: "Нам их не достать. Давайте их там и похороним". Но родные молодогвардейцев были против. Операцией стал руководить отец Лиды Андросовой, а над Громовым нависло подозрение в предательстве - так оно и было.
   Спасатели опускались с баллонами в шурф и лебедкой поднимали по 1-2 тела.
   Партия молодогвардейцев, казненных 16 января, была почти полностью раздета. Полицейские не гнушались и этого - они меняли одежду ребят на самогон.
   Когда достали тело брата, он был одет в то, в чем его забрали. Его резиновые сапоги, протертый пиджак, галифе. Только шапки не было. У него была оторвана кисть. Тяжело вспоминать все это...
   1988 г.
   
   
ИЗ БЕСЕДЫ С ГЕННАДИЕМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ ИВАНИХИНЫМ И ВЕРОЙ АЛЕКСАНДРОВНОЙ ТКАЧЕНКО - БРАТОМ И СЕСТРОЙ АНТОНИНЫ И ЛИЛИИ ИВАНИХИНЫХ

   У молодогвардейцев с Первомайки пароль был "Ветер дует с востока".
   Мы всегда знали положение на фронтах - об этом нам рассказывали Лиля и Тоня. "Откуда вы знаете?" - часто спрашивали мы. "Люди говорят".
   До войны Лиля успела окончить 10 классов. Вместе с Улей Громовой она подала заявление в пединститут. Их документы там и остались.
   А Тоня после окончания курсов медсестер оказалась на фронте, попала в плен, но ей удалось бежать.
   Лиля частенько ездила в Большой Суходол, домой приносила связки автоматных лент. Мама вспоминала, как однажды Лиля принесла домой какую-то сумку. А когда она вышла, мать открыла сумку - в ней были автоматные ленты. Сестра передала ту сумку Уле Громовой и Майе Пегливановой.
   Тоня и Лиля принимали участие в освобождении раненых, в разгоне скота.
   Лет через 15 после войны в трубе сарая мы нашли динамит.
   Лилю арестовали 11 января ночью, а Тоню12-го утром.
   Ночью раздался сильный стук в дверь. Мама открыла. Ворвались полицаи: "Иванихина Лиля здесь живет?" Уже вели Майю Пегливанову и еще кого-то. Лиля оделась и ее увели. Утром наша сестра Нина говорит Тоне: "Тоня, уходи к тетке в Деревечко. Заберут и тебя". А Тоня ответила: "Нет. Где Лиля, там и я".
   Сестры находились в отдельных камерах. Мы передавали им теплую одежду, но она к ним не доходила.
   18-го числа родные понесли передачу, а на дверях тюрьмы висел список отправленных в Ворошиловград. К нам подошла женщина, муж которой служил в полиции и шепнула: "Не ходите больше. Их сбросили в шурф".
   ... Шурф был завален. В нем стояла вода. После каждой партии тел - динамит, вагонетки...
   Невозможно передать тот ужас, который испытали те, кто находился в те дни у шурфа. Лица раздавлены, тела не были похожи на человеческие - скорее на обугленные деревья. Были пополам, без головы... Многие, кого сбросили живым, расползлись по штрекам.
   Мы, дети, узнавали... Лиля. Через несколько тел Тоня. У Лили не было кисти, а у Тони глаза были перевязаны колючей проволокой.
   Тела относили в помещение шахтной бани. Люди теряли сознание. Туда входили, а оттуда выносили.
   В день похорон шел дождь. Гробы ставили в два ряда - гроб на гроб. Лилю и Тоню по просьбе родных похоронили в одном гробу. Казалось, весь Краснодон стонал от горя.
   Старшая сестра Нина как врач обрабатывала тела молодогвардейцев. Одежду разрезали сзади и ею прикрывали тела, а лица накрывали марлей. После похорон Нина слегла - подхватила туберкулез - и умерла.
   1943 год был очень страшным для нашей семьи. Мы похоронили Лилю, Тоню, отца, Нину. Погиб старший брат Борис.
   
   1988 г.
   
   
   

Этот сайт создал Дмитрий Щербинин.