Воспоминания Щербаковой

   Не забыть мне 14 января 1943 года!
    Фашистское зверьё вступило на нашу священную землю, стараясь раздавить и уничтожить наш советский народ, нашу честь и свободу! Но велик гнев советского народа, велика ненависть и месть к немецким поработителям...
    Мы как и многие города и села нашей Родины оказались оккупированными в июле 1942 года. Но мы смело глядели в будущее, твёрдо веря в то, что час нашего освобождения настанет. Наши комсомольцы пошли работать на шахты, чтобы там вести партизанскую работу. Пошла работать на шахту и я вместе со своим братом Жорой. На шахте и на посёлке появились листовки, в которых рассказывалось о победах нашей Красной Армии.
    И вот в один из январских дней 14 января, возвратясь с работы, мы с братом отдыхали. Раздался стук в дверь и чьи-то грубые окрики. В комнату ввалился полицейский. Он приказал брату следовать за ним, а мне через час принести ему есть.
    Брата увели. Что-то тяжёлое нависло над нашей семьей. Я собралась и тоже пошла. Мне объявили, что я арестована.
    В полиции уже сидели Жданов Володя, Сумской Коля и Шищенко Шура. Они тихо о чём-то разговаривали. Тут же был и мой брат.
    Часов в девять вечера привели девочек: Кезикову Нину, Андросову Лиду. И ещё позже Дьяченко Тосю, Кийкову Женю, Петрачкову Надю, Полянского Юру. Наступила гробовая тишина. Казалось, ей не будет конца. Каждый думал о своём. Но как хотелось знать мысль каждого, разгадать все то, что происходило в сердце каждого из них!
    Но тишину разорвал шум открывшейся двери и брань полицейских. Начальник полиции толкнул и ударил о стену приведенную Елисеенко Тосю. Тут-то всё и началось.
    - Сумской, - раздался голос начальника полиции.
    Коля встал, отряхнулся, причесал волосы, посмотрел на всех нас и пошёл. В его глазах было что-то такое, что запоминается на всю жизнь. Начались пытки. Его долго били. А потом, когда ему выбили глаз его выбросили на улицу. Это было в январский день. Потом начали допрашивать Андросову Лиду. Её начали избивать плетками. Но она молчала, только считала удары. Досчитав до 32 она потеряла сознание. Меня и Кезикову заставили её вынести на улицу. Она пришла в себя и простонала:
    - Воды.
    Но воды не было.
    Потом начали допрашивать и пытать всех остальных. Позже всех допрашивали Елисеенко Тосю. Её долго били, но она ничего не сказала. Когда закончились пытки всех комсомольцев бросили в холодную камеру. Они лежали на грязном холодном полу. Разъярённый начальник полиции уснул.
    Когда полицейские утихли мои товарищи начали тихо разговаривать, а затем коллективно говорить стихотворение "Клятва". Слова гремели как набат, призывая смело идти на борьбу.
    У Елисеенко Тоси хватало мужества шутить, она подбадривала товарищей:
    - Ребята, на каком курорте вы находитесь? - спрашивала она.
    Обращаясь ко мне, она говорила:
    - Шура, ты не плачь, тебя бить не будут и за нас не беспокойся. Нас всё равно расстреляют. Но наши придут. Жди.
    И вот настал рассвет. Он нёс что-то зловещее. Днём всех моих товарищей увели в г. Краснодон. Взмах руками да последнее прости, долго на всю жизнь остались в моей памяти. Больше я их не видела. Было страшно думать, что их нет. Но хотелось быть вместе с ними, разделить их судьбу, судьбу единственного и дорогого моего брата Жоры.
    Всё что случилось с ними мы узнали, когда пришла наша Красная Армия. Их вытащили из шахты. Они были изуродованы, искалечены. Какие муки, какие пытки они пережили. На их могиле мы поклялись жестоко мстить за кровь моих товарищей. За слёзы и скорбь наших матерей. За нашу родную истоптанную грязными фашистскими сапогами землю. Их образы не изгладятся из моей памяти. Не забыть мне моего дорогого единственного брата Жору, их последнее "прости!"
    Щербакова Александра Кузьминична - учительница школы N25 пос. Краснодон, Краснодонского р-на Ворошиловградской области.
   

РГАСПИ Фонд М-1, опись 53, ед. хр. 331