Воспоминания о Любе Шевцовой, Герое Советского Союза, одной из активнейших подпольщиц Краснодона.

    Мы, Пикалова Анастасия Николаевна, Заболоцкая София Стефановна и Попова Мария Дмитриевна, находились под арестом в гестапо г. Ровеньки Ворошиловградской области.
    31 января 1943 года всех арестованных женщин и моих подруг увели на работу. Полицай Мухин приказал мне остаться в камере. Через некоторое время меня повели на допрос. Когда я уходила, в камере никого не было.
    По возвращении я увидела трех новых лиц: женщину лет 40 и двух молодых девушек. Внешность одной особенно запомнилась: матовый цвет лица, локоны светлых волос ниспадали на плечи.
    Одета она была в тёмно-синее пальто и чёрный жакет. Это была Л. Шевцова.
    При знакомстве женщина назвалась учительницей из г. Чистякова, по фамилии Можора, девушка назвалась Раей Лаврентьевой, а вторая сказала: "Я Любка Шевцова, партизанка из Краснодона". Меня это насторожило: немцы могли подослать провокаторов. Мы вели общие разговоры: Кто? Откуда? За что арестовали? Как допрашивают. Я говорила о себе то, что говорила на многократных допросах.
    Когда пришли в камеру все арестованные подруги стали спрашивать меня о допросе. Я им сказала, что было.
    Мы легли спать. В темноте я не заметила, как Люба легла рядом со мной. Мы с ней разговорились шёпотом. Она мне сказала: "Я вижу, что ты мне не доверяешь". И рассказала о себе, что она училась в спецшколе, что она радистка, у неё есть рация. Сказала о подпольной организации, что они вели большую работу по борьбе с фашистами, но нашёлся предатель и выдал организацию. Подавляющее число погибло, осталось несколько человек. Её взяли в Ворошиловграде. Наш разговор прервали: Любу повели на допрос. Мы с нетерпением и ужасом ждали её возвращения. Она сказала, что её допрашивал Орлов. Нам было понятно, как её допрашивали. Он её избил, требуя назвать коммунистов, которые ими руководили.
    В течение 1, 2, 3 и 4 февраля мы вместе ходили на работу, говорили мало. Мы советовали Любе бежать. Она все время был серьёзна, сосредоточено о чём-то думала. Она сказала: "Я знаю, что меня ожидает. Жаль маму: она совсем одна осталась. А папка ничего уже не узнает о своей Любаше".
    Люба считала, что её повезут на допросы в Ворошиловград и товарищи её освободят по дороге.
    Но немцы отступали, торопились. Вывесили траурные флаги по случаю разгрома в Сталинграде.
    Четвертого февраля после работы в камеру зашёл полицай и приказал нам выйти с вещами. Мы стали прощаться. Люба написала на маленьком листочке свой домашний адрес и незаметно сунула мне в руку, сказав: "Обязательно сходи к моей маме в гости". Нас увели и сообщили нам, что нас освобождают.
    На следующий день мы пришли в канцелярию гестапо за документами. Мы увидели Любу в коридоре гестапо. Она мыла полы и задумчиво смотрела в окно. Мы кивком головы поздоровались с ней, при выходе также попрощались. Я ей шепнула, проходя мимо: "Беги!".
    Как-то Мухина Е.М. пришла с работы из гестапо и сказала, что Любу закрыли в одиночную камеру. Мы знали, что это делают перед расстрелом.
    Вечером старший переводчик гестапо сказал Мухиной (он стоял у неё на квартире), чтобы его разбудили в половине шестого, ему надо будет присутствовать при расстреле: начальник гестапо хочет посмотреть как будут вести себя при расстреле молодые люди.
    Дорога в лес проходила мимо дома Мухиной и через окно смотрели, как вели на расстрел. Мужчины шли босые по снегу, в одном нижнем белье. Последняя тройка была женская: Люба и две женщины. Одна из них несла ребёнка. Я не представляю, как у Любы хватило силы воли идти на смерть с гордо поднятой головой.
    Адрес, написанный Любой, я передала в музей, а сейчас он хранится в архиве ЦК Комсомола Украины. Просьбу Любы я выполнила: ездила к её родителям, была в музее Краснодона и Ровеньковском музее "Памяти погибших". Когда приезжала в Ровеньки, всегда ходила на могилу героев и носила цветы.
   
    Пикалова, бывшая разведчица Сов. Армии.