Из рассказа Гейнста, бывшего личного переводчика шефа Ровеньковской полевой жандармерии Вернера.

    Документ из архива музея Московской школы N312

    "Каждый раз перед допросом Вернер выпивал шнапс, и когда кого-либо допрашивал, всегда бил всем, что было в руках или под руками, бил до крови и до ссадин и до членоповреждения.
    Из числа казнённых я только хорошо помню Олега Кошевого и Любу Шевцову и больше потому, что они на допросе в Ровеньках вели себя очень мужественно, смело. Люба Шевцова вела себя исключительно стойко и даже героически, улыбалась на ряд вопросов, а однажды, когда Вернер приблизился к ней и пытался схватить её за грудь, Шевцова крикнула: "Негодяй"!" - и ударила его ладонью по лицу. Вернер крепко выругался и сказал: "Ну, хорошо, ты ещё будешь на коленях просить у меня прощения".
    Что касается Олега Кошевого, то я его видел несколько раз, когда Вернер и ещё один гаунтман из Красного Луча допрашивали его. На все вопросы Кошевой отвечал отрицательно за исключением слов однажды, когда при этих ответах его жестоко били.
    "Все равно вы погибнете фашистские гады! Крах приходит к вам, а наши уже близко". Когда Советская Армия была уже близко, а, насколько мне известно, молодогвардейцев в Ровеньках расстреливать не думали, а было намерение этапировать в Красный луч и ещё куда-то, и когда был уже критический момент и этапировать было поздно, Вернер при мне позвонил ночью перед рассветом в первых числах февраля 1943 г. /не помню точно/ по телефону в Красный Луч начальнику и спросил, что делать с арестованными партизанами из Краснодона и другими. Ему ответили, как он мне сказал, расстрелять немедленно. После этого Вернер приказал мне не уходить некуда, сам вызвал полицаев и отдал приказ подготовиться. Часов около 6 утра он взял автомат /а пистолет всегда был с ним/, обойму патронов и сказал мне: "Пойдём", - и направился к выходу из кабинета. Я последовал за ним. Когда вышли, он увлек меня в лес. Перед этим он уже был под градусом, но по пути в лес взял флягу, отхлебнул из неё ещё шнапса, подал мне, я выпил изрядную дозу и пошёл за ним. Миновали пруд. Но я уже чувствовал, ибо уже прежде так же утром ходил с ним к месту расстрела ряда арестованных.
    Подошли к дороге в Гремучую (в лесу же), и я за Вернером пошёл в сторону от дороги к ямам (бывшие убежища и окопы). Вернер остановился возле одной такой ямы. Через пять-шесть минут послышались шаги и я увидел группу из 5 человек (фамилии не знаю). Арестованных, которых привели к месту расстрела немецкие жандармы и эсэсовцы. Была подана команда: "Стать в ямы!" - которую я перевёл. Следующую команду "Огонь!", и ещё что-то, не помню что, я уже не переводил.
    Перед залпом - ряд возгласов патриотического характера: "Смерть немецким оккупантам!" "Кровь за кровь!" "Смерть за смерть!". Вернер и полицай сбросили в яму тех, кто не упал, а лежал у обрыва. В это время немцы выгружали карманы. Вернер расхаживал.
    Вскоре подвели вторую группу из 4 или 5 человек (точно не помню). Все вели себя так же бодро, не унижая своего достоинства. С ними поступили также.
    Следующая группа была из 6 человек. Среди них Олег Кошевой и Люба Шевцова. Люба Шевцова была одета в тёмно-синее пальто, ботинки, на голове пуховой вязаный платок. Она стояла от меня шагах 5-6, но была спокойная и, сбросив с себя пальто и платок, обернувшись к одному из полицаев, бросила платок и пальто ему в лицо, потом быстро повернувшись, пожала руки товарищам и все, как по уговору, начали кричать проклятия в адрес палачей.
    Шевцова ещё крикнула: "За нас ответите, гады! Наши подходят. Смерть..." и ещё что-то хотела сказать, но по команде Вернера залп прервал её жизнь и она повалилась в яму. Полицай взял пальто и платок, а другие начали раздевать казнённых и, по обычаю, выгружать карманы.