Рассказ Матвея Максимовича Громова

    Документ из архива музея Московской школы N312

   Я родился в Гадячском уезде Полтавской области. Семья жила в бедности и я с малых лет пошёл батраком в Юзовку. Спустя несколько лет я женился и вот уже наверное лет 60 живу на этом месте со своей женой Матрёной Савельевной.
   Уляша рано начала читать. В 7 лет она уже немного разбиралась в книгах. Училась она хорошо. С 1-го класса получала грамоты. В школе ей подарили чернильницу за хорошую успеваемость. Она была девочкой очень отзывчивой. Если подруги просили её объяснить то, что им не понятно, она никогда не отказывала в помощи. Уля очень любила читать. Бывало проснёшься в 3 часа ночи, а она сидит за книгой и не спит, но утром всегда просыпалась бодрая и весёлая. Она очень любила петь, и вот в последние дни перед арестом (я немного забегаю вперёд) она сидела на скамеечке, мыла ноги и пела:
   
   Як хорошо, як висило
    Мени на свети жить.
   
    Дружила Уля с Валей Игнатовой (в романе Фадеева она стоит под фамилией Филатова) и с Верой Кешемовной. Когда моя дочь перешла в 10 класс, брат хотёл её взять в Москву. Он приехал в Краснодон, но пробыл здесь только один день (его срочно вызвали в Москву) и не взял Улю. Она тогда очень расстроилась. Десятый класс она кончила здесь. Когда немцы стали приближаться к городу она собралась эвакуироваться в Ростов, но не эвакуировалась. Мы не знали, что Уля состояла в подпольной организации. Как-то перед собрались к нам Улины подружки, они, смеясь, что-то писали. Я тогда и не обратил внимание на это, а уже после её ареста догадалась. На утро моя жена прибежала с базара и принесла листовки, которые нашла. Мы были очень взволнованы, а Уля в это время убирала волосы и улыбалась, она ни слова не проронила. Когда горела биржа, Уля тоже была дома и тоже убирала волосы.
    В день её ареста у нас вечером собрались гости играть в лото. Вдруг ввалились немцы и спрашивают, где Громова, а Ули в это время не было дома. Когда нас стали выводить из дома, Уля подошла к забору. Полицай крикнул: "Кто идёт?" - она ответила: "А кого вам нужно?" Уля видно знала, что за ней придут (за несколько дней до этого она шла со своей подругой Верой, сорвала ветку акации и вот хлещет ею руку подружки. Она и говорит: "Чего ж ты меня хлещешь. Кровь уже пошла". Уля в ответ: "А это тебе память от меня".)
   Уля дерзко сказала полицаю: "А если я есть хочу?". Ей разрешили зайти в дом. Она подошла к столу, достала оладьи, но не съела. Её поволокли на мельницу, потом к Бондарёвой и Иванихиной. Уля отказалась заходить в избы. Я носил ей передачи. Может она и писала нам записки где-нибудь на корзинке, но мы люди не грамотные, не читали. Как-то мы понесли своим детям передачи, а нам сказали, что их угнали в Германию. Несколько родителей собрали им передачи и поехали их разыскивать, но не нашли. Вернувшись, Бондарёв и говорит им, чего ж вы их ищите, они в шурфе.
   Пришла Советская Армия. Мы хотели доставать своих детей. Начальником этой шахты был Громов. Он носил чужую фамилию, он был до этого простым рабочим. И вот он и некоторые другие товарищи были против. Но мы их не слушали. К копру привязали лебёдку, перекинули через неё верёвку, привязали к концу её бадью.
   Активное участие в этом принимали Иванихин, главный инженер Андросов, Руднев и другие. Руднев во время всей работы не отходил от шурфа, его гнали, а он говорил: "Пока Улю поднимут, не уйду". Молодогвардейцев вытаскивали по кускам. Родители узнавали своих детей по одежде. У Ули голова была обвязана большим чёрным платком, только глаз открытым остался и лицо не побилось, но косы ей фашисты выдернули.
   Всем молодогвардейцам заказали гробы, а родители велели принести карточки. С гроба Ули два раза кто-то снимал ей, а в третий раз мы не прибили, так как у нас больше таких не осталось, и Улю похоронили просто без неё. Около памятника её положили одну из первых.
   
    (Записала 4/VII 1959 г. Пяткова)