Стенограмма беседы В.Ф. Семистяги и В.И. Левашова
   На беседе присутствовал директор музея "Молодая гвардия" А.Г. Никитенко
   Краснодон 13.X.1992 г.

   (выписки из архивного дела РГАСПИ Ф-100, ОП-1, Д-36)

        Перед беседой В.И. Левашов выяснял убеждения и мировоззрение В.Ф. Семистяги. После чего спросил прямо: - Кто Вы? Коммунист или "руховец" (от слова Рух). Ответ, что просто исследователь, не устроил В. И. Левашова. Выяснив некоторые биографические подробности, В.И. Левашов заявил: "Никаких бумаг и свидетельств я подписывать не буду. Пришлите стенограмму на домашний адрес, я прочту, откорректирую и подпишу. Тут же заявив, что он устал и болен, а поэтому беседа не состоится. Тем не менее В.И. Левашов рассказал следующее:
    В 1942 г. Олег Кошевой учился в девятом классе, а не в восьмом. Вероятно в архивных документах есть ошибка. Когда я в 1942 г. заканчивал десятый класс, то О. Кошевой учился на класс ниже меня. Кличку "Кашук" О. Кошевой взял себе по имени героя Гражданской войны. Это знают все.
    Когда после выполнения спец. задания я вернулся в г. Краснодон и шёл на встречу с Арутюнянцем, то встретился с О.Кошевым. На вопрос о комсомольском билете Кошевой пояснил, что порвал его на глазах у немцев, когда те потребовали у него документы.
    Первое организованное заседание штаба подпольной организации состоялось на квартире у Г. Арутюнянца. Это было где-то в конце сентября, а может в начале октября 1942 г.. Стояли очень жаркие дни. Мы сами себя объявили штабом: Третьякевич, Земнухов, Арутюнянц и я. Названия организации мы не давали.
    Второе заседание штаба было на квартире Ивана Земнухова. На этом заседании штаба Олега Кошевого приняли членом штаба. Тогда он и показал мне свой комсомольский билет. При этом заявил, что тогда (на первой встрече) он соврал, что уничтожил свой комсомольский билет.
    Где-то 25 декабря 1942 г. члены организации "разграбили" две немецкие автомашины. Нам необходимы были для дня "X" галеты, сухари. Они долго могли храниться. Уйти в партизанский отряд можно было только имея свой продовольственный запас. Жили же мы впроголодь. И скопить продовольственный запас было практически невозможно.
    Мешки из машины подавали Борц и Тюленин, я, Лопухов и другие (кто - не помню), носили в сарай Лопухова..., а утром на санках "товар" упакованный в наших мешках перевезли в клуб им. Горького. Возили в том числе и мимо полиции. Там ничего не подозревали.
    Когда мы сгружали мешки из машин, то Машков и Кошевой первыми увидели полицейских, которые вероятно принимали нас за немцев, так как мы совершенно открыто занимались своим делом. Полицейских было двое. Мошков и Кошевой выставили свои пистолеты и пошли им навстречу. Скомандовав им "руки вверх", они забрали их винтовки, вытащили затворы и выкинули в сугроб.
    Полицейские не посмели никому признаться, что их обезоружили мальчишки. И до утра в полицию никто не сообщал, что мальчишки ограбили 2 машины.
    Следует заметить, что после этой успешной операции В. Борц и С. Тюленин "экспроприировали" ещё две машины. Действовали они самостоятельно.
    Дня за два до Нового года Е. Мошков сказал нам, что операция по взрыву дирекциона откладывается, так как Ф.П. Лютиков приглашён на банкет и должен там быть. Так мы впервые узнали о Лютикове.
    Кличку "Славин" я узнал за один день до организованного собрания. Т.е. после того, когда В. Третьякевич посетил С. Тюленина. О том, что это кличка В. Третьякевича знали все члены штаба. Могла знать и А.Сопова, т.к. у них с Виктором была любовь.
    Моя кличка была "Крот". Все кто проходил спец. подготовку оставили себе прежние клички. Так, С.Левашов проходил под кличкой "Зозуля". Какие клички были у других, да и были ли они, я сейчас не помню.
    В первые дни оккупации город был полумёртвым. Ничего не работало: водопровод, канализация, магазины, столовые и т.п. Полиция везде изымала керосин и продукты.
    Из разговоров с В. Третьякевичем я знал, что когда стало опасно в отряде, то И. Яковенко вернул его из отряда в гор. подполье. А когда стало опасно в городе, то Виктор Третьякевич перебрался в г. Краснодон. Вернулся для того, чтобы продолжить подпольную работу.
    И. Земнухов активно поддержал идею О.Кошевого о создании партизанского отряда "Молот", а затем "плевался", что он, мол, свалял дурочка.
    Разговор о расстреле О.Кошевого был на заседании штаба. Было это где-то 25-26 декабря 1942 г. Но подробностей я не знаю, так как меня посылали за Мошковым. Знаю, что разговор был очень резким, в том числе и со стороны И. Земнухова. Речь шла о попытке О. Кошевого увести ядро организации в лес и тем самым парализовать деятельность "Молодой гвардии".
    Уйти в лес - это желание не было случайным. Все желали действовать, гордились заданием. Выполняли его добровольно.
    Из оружия, знаю, что пистолет имел Е. Мошков. Оружие хранилось у него. Он не успел выдать оружие до Нового года. Многие имели своё личное оружие.
    Мне вручил комсомольский билет - удостоверение за N1 за 1-2 дня до последнего заседания штаба О.Кошевой. Это было в клубе Ленина около 11 часов утра. Олег завёл меня за дальнюю колонну и заявил: "Вручаю комсомольское удостоверение N1, хотя и не в такой торжественной обстановке, но зато в клубе им. Ленина. Упреждая мой вопрос О. Кошевой рассказал, что по вине Виктора погиб партизанский отряд. Слышал он это лично, якобы от одного раненого партизана. Но тем не менее я рассказал об этом Виктору и сказал, что надо, мол, забрать комсомольское удостоверение у Орлова.
    Что касается И. Туркенича, то он вернулся в Краснодон раньше меня. Я пришёл в Краснодон 5 сентября, и он там уже находился.
    Все записи в организации, какие точно, я не знаю, вёл Иван Земнухов. Хранил их он где-то во дворе-огороде. После освобождения Краснодона их искали, но не нашли.
    О том как я ушёл из Краснодона и где я был, я написал подробным образом. Один экземпляр текста я отдал в музей 2-X-1992 г.. Хочу лишь отметить, что когда я перешёл линию фронта, то 10 дней пробыл в СМЕРШЕ. Рассказал об организации и своём спецзадании. Проверяющим я назвал руководителем организации комиссара В. Третьякевича. Однако на следующий день мне показали газету, где комиссаром числился О. Кошевой. Это была статья Иванцовой. После этого я попал на фронт. А проверок больше не было ни одного раза. Никогда КГБ на меня не "давило" назвать кого-либо комиссаром или командиром.