Эдуард Федотов
Легенда о Молодогвардейцах
Трагедия времен великой
войны
(c) Федотов Эдуард
Евгеньевич Все авторские права
сохраняются Постановка пьесы на сцене возможна
только с письменного согласия
автора
ДЕЙСТВУЮЩИЕ
ЛИЦА
ХОР ОЛЕГ
КОШЕВОЙ УЛЬЯНА
ГРОМОВА ИВАН
ЗЕМНУХОВ ЛЮБОВЬ
ШЕВЦОВА СЕРГЕЙ
ТЮЛЕНИН ВИКТОР КЛАВА ЛЕНА ГЕНКА ВАЛЯ РАДИК
МАТЬ МАЛЬЧИК
БРЮКНЕР ФОМИН
СОЛКОВСКИЙ
КУЛЕШОВ ПЕРВЫЙ
ОФИЦЕР ВТОРОЙ
ОФИЦЕР НЕМЕЦКИЕ
СОЛДАТЫ,
ПОЛИЦАИ
ЧАСТЬ
ПЕРВАЯ
На
сцене слева открытый концертный рояль. Молодой человек в черном
смокинге подходит к нему и начинает играть.
Из зала на сцену поднимаются юноши и
девушки, сегодняшние старшеклассники. Они и составят ХОР в
спектакле. ХОР.
Первые сведения о Молодой гвардии появились во фронтовой газете
"Сын отечества" 18 апреля 1943 года через два месяца после
трагической гибели молодогвардейцев. 15
сентября 1943 года был опубликован Указ о присвоении пятерым из
них звания Героя Советского Союза. В 1946
году появился знаменитый роман Александра Фадеева "Молодая
гвардия". В 1993 году его исключили из
школьной программы. Осталась легенда о
мальчиках и девочках, сгоревших в огне великой
войны. Осталась легенда о
молодогвардейцах.
Холодная январская ночь. Покосившийся остов шахты, и бездонная
яма шурфа под ним. Нарастающий звук
приближающихся машин, немецкая речь, команды, лай
собак... В глубине замелькали десятки
фонарей, освещая медленно приближающуюся группу. Изувеченные,
еле держащиеся на ногах, босые, в изодранной одежде молодые люди
останавливаются возле шахтного шурфа, окруженные немецкими
солдатами и полицаями с белыми нарукавными повязками.
Вспыхнули автомобильные фары. Черные
длинные тени легли на грязный
снег.. ОФИЦЕР.(Достает
скомканную бумажку, выкрикивает). Кошевой
Олег. Два полицая
выталкивают из группы юношу, ставят его на край
шурфа. Музыка
обрывается. ХОР.
Стойте! Тебе только шестнадцать
лет. ОЛЕГ. Мне только шестнадцать
лет. ХОР. Зачем? Это война
взрослых. ОЛЕГ. У войны нет возраста. Я
солдат. "Вступая в ряды "Молодой Гвардии", перед лицом своих
друзей по оружию, перед лицом все много страдальной земли, перед
лицом всего народа торжественно
клянусь..." ХОР. Тебе не
страшно? ОЛЕГ. Очень. Но это
ничего. Полицаи
сталкивают его в шурф.
Музыка. ОФИЦЕР
. Громова Ульяна. ХОР. Тебе никогда не
стать учительницей, Уля. УЛЯ.
Никогда. ХОР. Мне уже семнадцать лет. Что
я сделала в этой жизни? УЛЯ. Мой
дневник. ХОР. Да. В сражении нужно
пользоваться минутой... УЛЯ. Нет, нет... Не
то. ХОР. Что может противостоять твердой
воле?... УЛЯ.
Нет. ХОР. В жизни человека бывает период,
от которого зависит моральная судьба
его. УЛЯ. Да.
Это. ХОР. Говорят, что перелом наступает
только в юности. Это неправда: для многих он наступает в самом
розовом детстве. УЛЯ. Прости,
мама. М у з ы к
а. ОФИЦЕР.
Земнухов Иван. ИВАН. Я ничего не вижу.
Как жаль. Они раздавили мои очки. ХОР.
Это так важно сейчас? ИВАН. Да.
Проклятая ночь. Мне бы увидеть
солнце. ХОР. Твои стихи напечатают после
войны. ИВАН. Этого не может
быть. ХОР. Так
будет. ИВАН.
Правда? ХОР.
Да. ИВАН. Как не хочется
умирать. М у з ы к
а. ОФИЦЕР.
Тюленин Сергей. СЕРГЕЙ. Какое сегодня
число? ХОР. Пятнадцатое
января. СЕРГЕЙ. А
день? ХОР.
Воскресенье. СЕРГЕЙ. Хорошенькое
воскресенье. ХОР. Через полтора
десятилетия человек полетит в
космос. СЕРГЕЙ.
Брехня. ХОР.
Верно. СЕРГЕЙ. Ух ты! Я бы тоже смог.
Подумаешь. Мне было бы чуть-чуть за
тридцать. ХОР. Самую малость,
Сережа. СЕРГЕЙ. Эх! Где наша не
пропадала.
Напоследок. Он с
размаха бьет по лицу полицая, второй хватает его, но он вцепляется
зубами ему в руку. Тот визжит. Опомнившись, полицаи сбрасывают
СЕРГЕЯ в шурф. М у з ы к
а. ОФИЦЕР.
Шевцова
Любовь. Она
отталкивает руки
полицаев. ЛЮБА.
Я сама. ХОР. О чем ты жалеешь в свои
семнадцать лет? ЛЮБА. Я? Жалею? Вот
еще. ХОР. Не надо,
Люба. ЛЮБА. А? Жалею? Что недолюбила
жалею, недосмеялась, недопела... Ведь так не бывает, чтобы сразу
после весны наступала
осень. Она вдруг
вскинула руки, кокетливо повернула головку, улыбнулась... Ноги ее,
привыкшие к танцам, стали выделывать замысловатые "па"...
Пропали фонари, свет автомобильных фар.
Все погрузилось во тьму. И только в луче света танцует счастливая
озорная юная девушка... Свет костра на
берегу реки высвечивает компанию молодых людей,
расположившихся вокруг импровизированного стола на
траве. УЛЯ. Ой!
Люба пришла. ОЛЕГ. Ну, наконец-
то. ГЕНКА
подражая артисту Олейникову из "Трактористов", заплетающейся
вялой походкой пошел на
ЛЮБУ. ГЕНКА.(
Поет.) Здравствуй, милая моя, я тебя заждалси. Ты пришла, меня
нашла, а я растерялси. ЛЮБА. (Подражая
артисту Крючкову из того же фильма.) Разве так пляшут? Вот как
надо. Он пошла на
него притоптывая, приседая и кружась. Остановилась запыхавшись.
Все
смеются. ЛЮБА.
Вот так, милая моя. УЛЯ. Иди сюда, Люба,
скорее. ОЛЕГ. Мы уже иссякли. Сколько
можно поднимать тостов за окончание девятого класса. Никакой
фантазии. (Протягивает ей стакан с вином.) Скажи что-нибудь
умное. ЛЮБА. Умное? Насмешили. Я же
совсем глупая. ОЛЕГ. Давай,
давай. АЛЕКСЕЙ. Опоздала, так
выкручивайся. ЛЮБА. Ну что ж.
(Поднимает стакан.) Тогда за
меня! АЛЕКСЕЙ. В своем
репертуаре. ИВАН. А что? Скромненько и
со вкусом. АЛЕКСЕЙ. За себя
любимую. ЛЮБА. Вот именно. За артистку
Ворошиловградской филармонии Любовь
Шевцову! ЛЕНА. Вот это
да. ЛЮБА. Так-
то. УЛЯ.
Приняли? (Девчонки бегут к ней, целуют.)
Любка! ЛЮБА. Как миленькие. Я им такое
отчебучила. ИВАН. А
возраст? ЛЮБА. Наврала кучу арестантов.
"А вы десятилетку закончили?", "А как же", "Покажите аттестат
зрелости, девушка", "Ой! Дома забыла, товарищ народный артист",
"Привезите завтра. Непременно", "Как же, как же, товарищ народный
артист". Держи карман
шире. Все
смеются. ИВАН.
Все равно узнают. ЛЮБА. Да кому это
нужно? Где завтра, там послезавтра, а через три дня гастроли по
области. Ищи ветра в поле. ОЛЕГ. Здорово.
За Любу! За первую нашу ласточку. Страсть, хочется окунуться в
настоящую жизнь. Завидую. АЛЕКСЕЙ.
Школу бросила. ЛЮБА. Ладно тебе.
Доучусь. ГЕНКА. (ОЛЕГУ.) Размечтался.
Через год окончим школу... Не успеем нагуляться и в
армию. ВИКТОР. И будем, как наш военрук
Степаныч. "Как стоишь!", "На плечо! К ноге!", "Ложись, мать-
перемать". ОЛЕГ. До армии еще три года.
Целая жизнь. ИВАН. Если Гитлер не
нападет. АЛЕКСЕЙ. Не нападет, к
сожалению. ГЕНКА. Кишка
тонка. ОЛЕГ. В Испании мы ему показали,
кто есть кто. ГЕНКА. А сунется во
накостыляем. ИВАН. Ты накостыляешь. У
него самые лучшие самолеты и танки. Всю Европу гад
захватил. ГЕНКА. Самые лучшие танки у
нас. (Хватает гитару. Берет несколько аккордов. Поет.) " Броня
крепка и танки наши быстры, и наши люди мужества полны. (Все
подхватывают.) "Идут вперед советские танкисты своей отважной
Родины сыны..." ВИКТОР. Дался вам этот
Гитлер. Никогда он на нас не нападет.
Спорим. ИВАН. И французы так
думали. ВИКТОР. Вы ничего не понимаете.
Стал бы товарищ Сталин заключать с ними мирный договор, если бы
не доверял. Дураков нет. ИВАН. Это
тактика. ВИКТОР. Тактика, стратегия... Для
Англии да Франции подходит. Не спорю. А у Гитлера
что? ИВАН. Ну,
что? ВИКТОР. Деревня. Национал-
социализм. Социализм, понял? Национальный. Стало быть -
немецкий социализм. Чего нам с ним
делить? ГЕНКА. Жаль. А то бы так
стыкнулись, до первой кровянки. ОЛЕГ.
Обидно, черт возьми, родиться, когда за тебя все сделали старшие. Ни
гражданской войны, ни революции. ЛЮБА.
Какая война, мальчики, когда жить так
здорово. Она поставила пластинку на
патефон, который стоит тут же на траве. Задушевная мелодия танго
полилась над рекой: "Счастье мое я нашел в нашей жизни с
тобой..." ЛЮБА.
Танцы! Справа,
хоронясь за кусты, появляются два щуплых босоногих пацана и
белобрысая
девчонка. СЕРГЕ
Й. Ложись! (Они бросаются ничком на землю.) Надо разведать
обстановку в стане белых. ВАЛЯ. Давай я. Я
ловкая. СЕРГЕЙ. Пойдет Джим. Негра в
темноте не видать. РАДИК. (Лицо его и руки
испачканы то ли грязью, то ли черной краской.) Есть! Языка
брать? СЕРГЕЙ. Не надо. Неуловимые
мстители не оставляют живых. Разведай, где у них
штаб. РАДИК.
Есть. Он как
ящерица пополз в сторону костра и скрылся из
вида. ХОР.
Откуда ты знаешь про неуловимых
мстителей? СЕРГЕЙ. Темнота. Ты что кино
не смотрел? ХОР. Смотрел, но там нет
никакого негра. Там цыган. СЕРГЕЙ. Сам
ты цыган. ВАЛЯ. Джим. Негр. Только он
наш негр. Революционный. СЕРГЕЙ.
Интернационал, понял. ХОР. Кино так и
называлось "Неуловимые
мстители"? СЕРГЕЙ. "Красные дьяволята".
Но про неуловимых мстителей? ХОР. И у
нас тоже. Классное. ВАЛЯ. Еще
бы. ХОР. Помнишь. "Та-ра, та-та-та, та-та-
та-та?" (Тихо поют песню: "Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей
крови...") СЕРГЕЙ. Погоня. Это
здорово. ОЛЕГ
танцует с ЛЕНОЙ и потихоньку в танце теснит ее в укромное
местечко. ЛЕНА.
Олег. ОЛЕГ.
Что? ЛЕНА.
Неудобно. ОЛЕГ. Они ничего не
видят. ЛЕНА. Все равно
неудобно. ОЛЕГ
неловко пытается ее поцеловать. Не
надо. ОЛЕГ. Ну,
почему? ЛЕНА. Не
надо. ОЛЕГ. Прости. (После паузы.) Как ты
играла, как играла. ЛЕНА.
Когда? ОЛЕГ. Неделю назад. На твоем Дне
Рождения. ЛЕНА.
А. ОЛЕГ. Потом мы остались одни.
Помнишь? ЛЕНА.
Помню. ОЛЕГ. И мне
показалось... ЛЕНА. Что тебе
показалось? ОЛЕГ. Это началось, когда ты
еще играла. ЛЕНА
садится за рояль играть. Потом резко обрывает. Встает, смотрит на
ОЛЕГА. ЛЕНА. Ну? И что тебе
показалось? ХОР. Да поцелуй ее. Что же ты
медлишь? ОЛЕГ. Но она сказала "не надо".
Два раза. ХОР. Вот дурачок. Они всегда так
говорят. ЛЕНА. Давай никогда не
расставаться. ОЛЕГ.
Давай. ЛЕНА. Закрой
глаза. ОЛЕГ.
Зачем? ЛЕНА.
Закрой. Она
снимает с себя цепочку и приспосабливает ее на шею
ОЛЕГА. ЛЕНА.
Вот. ОЛЕГ. Что
это? ЛЕНА. Талисман. Я сама его сделала.
Помнишь: "Храни меня мой талисман, храни меня во дни
сомненья..." ЛЕН
А неожиданно сама целует его в щеку и убегает. ОЛЕГ застыл с
глупой счастливой улыбкой. А ИВАН и
КЛАВА оказываются танцуя в другом конце сцены, прямо у куста, где
распластались на траве, спрятавшиеся СЕРГЕЙ и
ВАЛЯ. ИВАН.
Тебе, наверное, стыдно за меня? КЛАВА.
Что это? ИВАН. Я совсем не умею
танцевать. Как
утюг. ВАЛЯ в
кустах прыснула от смеха. СЕРГЕЙ зажал ей ладонью
рот. Ну, вот ты
смеешься. КЛАВА. И не
думаю. ИВАН. В детстве меня дразнили
очкариком, и я каждый день плакал дома в
подушку. КЛАВА. Ты
плакал? ИВАН. Честное
слово. КЛАВА. Вот бы не
поверила. ИВАН. Правда. Это сейчас мне
смешно. А тогда... Я начал качать силу. Тренироваться как зверь.
Очкарик? Я вам покажу, какой я очкарик! Стал задираться. Дрался
каждый день. Сражался как гладиатор, защищая свою близорукую
честь. КЛАВА. Почитай свои
стихи. ИВАН.
Что? КЛАВА. Свои
стихи? ИВАН. Тебе это интересно?
Правда? КЛАВА. Чудной
ты. ИВАН. Но меня никто никогда об этом
не просил. КЛАВА.
Почитай. ИВАН. Ты только не смотри на
меня. Лучше отвернись. КЛАВА.
Ладно. ИВАН.(Не сразу).
Бегут мятежной
чередою Счастливой юности
года, Мечты игровою
толпою Собой наполнили
сердца. Нам чуждо к жизни
отвращенье, Чужда холодная
тоска, Бесплодной юности
сомненья И внутренняя
пустота. Нас радости прельщают
мира И без боязни мы
вперед Взор устремляем, где
вершина Коммуны будущей
зовет. КЛАВА. Можно
повернуться? ИВАН. Ладно уж,
поворачивайся. К
ЛАВА смотрит на него с
восхищением. КЛ
АВА. Кажется я тебя ... (И никак не может произнести это
слово.) ИВАН. Меня? Ты
серьезно? КЛАВА. А
ты? ИВАН. Я-то давно, только думал, что
меня нельзя ... КЛАВА. Тебя нельзя?
Почему? ИВАН. Какой-то я
нелепый. КЛАВА. (Горячо.) Ты лепый.
Очень, очень,
очень. Она приблизилась к нему и они поцеловались. Быстро,
словно украдкой. И она пошла к костру. ИВАН двинулся за ней, но
остановился посреди поляны, наткнувшись на ОЛЕГА, который
смотрит мимо него, словно не
замечая. ВАЛЯ.
(За кустом.) Ты что, дурак? Я чуть не
задохнулась. СЕРГЕЙ. Предательница. Ты
могла нас выдать. ВАЛЯ. Это не
я. СЕРГЕЙ. А кто
же? ВАЛЯ. Мой смех. Он
сам. СЕРГЕЙ. Девчонка в разведке -
последнее дело. ВАЛЯ. (Опять прыснула.)
Ты лепый, лепый. Ты, Ванечка, очень лепый.
СЕРГЕЙ. (Тоже не выдержал. Смеется в
ладошку.) Под каждым кустом лижутся.
Противно. ОЛЕГ.
Ваня? ИВАН.
А? ОЛЕГ. У тебя есть стихи про
любовь? ИВАН. Про какую любовь? Ты
что? ОЛЕГ. Жаль. Светает. Как быстро, А я
не хочу. Остановись мгновенье! ИВАН.
Хорошая
мысль. А у костра
ГЕНКА под гитару запел приблатненным голосом: "С одесского
кичмана сбежали три уркана..." ОЛЕГ. Все
испортил,
болван. Ребята
идут к ОЛЕГУ и ИВАНУ, дурачатся, на разные голоса подпевают
ГЕНКЕ. А в это время к костру подползает
РАДИК, собирает с простыни на траве бутерброды, пирожки,
распихивает их по карманам и исчезает в
темноте. ЛЮБА.
Куда вы пропали? У меня созрела идея. Пять лет. Я положила себе
пять лет. АЛЕКСЕЙ. К тебе надо
переводчика приставлять. ЛЮБА. Заткнись,
Лешенька. Тысяча девятьсот сорок пятый год. Даже страшно
подумать. Мы встретимся здесь и прочитаем
их. ХОР. В сорок пятом будет победа,
Люба. ЛЮБА. В сорок пятом будет весна.
Куда ж она денется. (Берет из рук хора листки бумаги.) А мы станем
совсем, совсем взрослыми. (Раздает листочки ничего не понимающим
ребятам.) Пишите, пишите. Загадаем себя на пять
лет. ОЛЕГ. Ну и
Любка! УЛЯ. Я даже боюсь. О чем писать-
то? ЛЮБА. Обо всем. О желаниях своих,
мечтах ... ЛЕНА. А о
любви? ЛЮБА. Представляю, через пять лет
открываешь записочку, а там - мечтаю, чтобы моим мужем был
(смотрит на ОЛЕГА) голубоглазый блондин, а рядом стоит какой-
нибудь чернявый волосатый грузин. Он хватает нож - будем резать.
Где он этот голубоглазый блондин? КЛАВА.
И правда. Про мужей поостережемся. (Смотрит на ИВАНА.) Не
промахнуться бы. УЛЯ. А я то одно хочу, то
другое. Вот летчицей думала быть, сейчас
учительницей. ЛЮБА. Не прибедняйся, Уля.
С твоей красотой только одно слово и надо написать: "Хочу". И все к
твоим ногам. УЛЯ. Ладно
тебе. ОЛЕГ. Дайте сосредоточиться,
девчонки. А то будущего не видать. ЛЮБА.
Молчим. Ребята
усердно пишут. РАДИК подползает к СЕРГЕЮ и
ВАЛЕ. СЕРГЕЙ.
Ты чего так долго? РАДИК. Пришлось снять
часового. СЕРГЕЙ.
Молодец. ВАЛЯ. Боеприпасы
принес? РАДИК. А то. Весь арсенал
обчистил. Достает
из кармана
съестное. ВАЛЯ.
Ура! СЕРГЕЙ. Тихо ты. Кругом
враги. Они
навалились на пирожки и
бутерброды. Под
утро жрать захотелось, ужас. ВАЛЯ.
Вкусно. АЛЕКСЕЙ. (ЛЮБЕ.) Ты только про
меня не пиши. ЛЮБА. Не переживай, Леша,
мое будущее не будет связано с тобой.
АЛЕКСЕЙ. Слава богу. Достаточно, что ты
испортила мне детство. ЛЮБА. Вы только
поглядите, я испортила ему
детство. АЛЕКСЕЙ. Угораздило меня с ней
в одном детском саду пребывать. Ничем я от других детей не
отличался. А она, глиста голубоглазая, показывает на меня пальчиком
и шепелявит - "жир-трест,
мясокомбинат". ЛЮБА. Врешь, никогда я
глистой не была. АЛЕКСЕЙ. И прилипла ко
мне кличка, как этикетка на бутылку. То "жиртрестом" величали, то
просто "жир". ВИКТОР. И что мы с этими
вещими бумажками делать будем? ОЛЕГ. Я
придумал. Закопаем, как пиратский
клад. ЛЕНА. Ой, как
романтично. КЛАВА. В коробке из-под
ландрина. Бежит к
костру и возвращается с расписной жестяной
коробкой. Она
пустая. Девки, кто конфеты съел? ЛЮБА.
Ладно тебе. Просыпались небось.(Выхватывает у нее из рук коробку.)
Все. Сочинение на тему "Мое будущее"
закончено. Ребята
по очереди торжественно кладут свои записки в
коробку. СЕРГЕЙ.
(РАДИКУ.) Твоя работа? РАДИК. Забыл
совсем. (Вытаскивает из кармана брюк конфеты.) Слиплись
гады. ВАЛЯ. Сойдет. Так еще
вкуснее. ГЕНКА
вдарил по струнам гитары. ЛЮБА на вытянутых руках несет коробку
из-под ландрина. Под марш все двинулись в глубину
сцены. ВИКТОР.
Уля. УЛЯ.
А? ВИКТОР. Постой. Хочешь скажу, о чем я
написал? УЛЯ. (После паузы.) Легко
догадаться. У тебя талант. Будешь великим
музыкантом. ВИКТОР. Ну уж, великим.
Только ты не угадала. Сказать? УЛЯ. Не
надо, Витя. ВИКТОР. А я
хочу. УЛЯ. Вон смотри. (Показывает на
небо.) Только что там была звездочка. Теперь ее нет. Значит
солнышко уже близко... Вот-вот появится. В моей жизни, я чувствую,
скоро произойдет что-то очень важное. Я
знаю. ГОЛОС ОЛЕГА. Уля,
Виктора! УЛЯ. Идем. Пропустишь самое
главное. ХОР. Задержи ее. Еще есть
время. Пусть она узнает о твоей
любви. Ты никогда не произносил этих
слов. ВИКТОР. Как можно.
Ужас. ХОР. А написал красиво, очень
красиво. Я мечтаю стать пианистом.
Виртуозом. Зал московской консерватории... Белые колонны... Я
никогда не был в консерватории, но там обязательно должны быть
белые колонны. Я играю первый концерт Шопена. А в зале в первом
ряду в розовом платье ты... Я так хочу, потому что я
тебя... ВИКТОР.
Хватит. ХОР. Больше не будет такого
случая. Скажи
сейчас. ВИКТОР. Нет. Не
могу. УЛЯ. (Берет его за руку.) Да идем
же. Они
присоединяются к
ребятам. СЕРГЕЙ.
(Заговорщически.) Отделение, слушай мою
команду. ВАЛЯ. Я поняла,
поняла. СЕРГЕЙ. Ну что ты всегда поперек
батьки. РАДИК.
Коробку. СЕРГЕЙ. Что
коробку? РАДИК. Стырим,
да? СЕРГЕЙ. Представляю тебя к ордену,
Джим. За сообразительность. Еще как стырим. Беляки сховали
секретные сведения в землю. Задача - разведать и изъять.
Приказываю взять их в клещи. С трех сторон. По
коням. Они
расползлись в разные
стороны. ОЛЕГ.
Вот теперь тост.
Настоящий. Ребят
а идут к костру, наливают вина в
стаканы. Через
пять лет на этом самом месте. УЛЯ. Какими
мы будем тогда? ГЕНКА. Дьявол, а кто
сожрал все наши бутерброды? ОЛЕГ. Не
мешай. ГЕНКА. Что не мешай? Здесь
оставалось полно пирожков и
бутербродов. ВАЛ
Я, которая находилась ближе всех к костру снова
прыснула. АЛЕКС
ЕЙ. Да тут кто-то
есть. Ребята
вытаскивают из укрытия упирающуюся
ВАЛЮ. КЛАВА.
Валька из седьмого "Б". ВИКТОР. Что ты
здесь делаешь? ИВАН. А руки-то
липкие. АЛЕКСЕЙ. Ба, да она наши
конфеты сперла. С
другой стороны выскакивает
РАДИК. РАДИК.
Это не она. Отпустите. ОЛЕГ. Еще один.
Прямо как черт из табакерки. РАДИК. Это
я. ОЛЕГ. Ты чего так
вымазался? РАДИК. Сам ты вымазался. Я
негр. ЛЮБА. Ясно негр. Ничего не
понимаете. Из
кустов раздается пронзительный свист. ВАЛЯ и РАДИК дернулись,
чтобы убежать, но ребята крепко держат
их. ИВАН.
Сколько вас здесь? ОЛЕГ. Выходи, выходи,
соловей-
разбойник. С
понурой головой появляется
СЕРГЕЙ. СЕРГЕЙ
. Ваша взяла. ИВАН. Тюленин. Кто же еще?
Можно было догадаться. ГЕНКА. Какого
черта вы сперли наши
пирожки? ВАЛЯ
не может сдержаться, снова
смеется. Ей
весело. РАДИК. Это не
пирожки. ГЕНКА. А что
же? СЕРГЕЙ. Война как
война. ОЛЕГ. Какая
война? РАДИК.
Гражданская. ЛЮБА. Вот
дураки. ГЕНКА. А ну сдавай оружие. Не
могли же вы все
слопать? СЕРГЕЙ
и РАДИК нехотя вынимают из карманов
пирожки. ВИКТО
Р. Во хорьки. АЛЕКСЕЙ. А теперь кру-гом!
По домам мар-
рш! СЕРГЕЯ,
РАДИКА и ВАЛЮ как ветром
сдуло. ГЕНКА.
Жратву отбили, теперь не грех и выпить. Девочки,
организуем. Все
засуетились. Со стаканом в руках ребята вышли
вперед. ИВАН.
Давай, Олег. ГЕНКА. Он от
торжественности момента чуть не
лопается. ОЛЕГ. И правда. За наше
будущее! Первый
луч солнца ударил по их
лицам. КЛАВА.
Солнце. Значит наше будущее будет
светлым. Все
вдруг замолчали. Тишина. Только птицы пересвистываются
проснувшись. Никто не решается нарушить
молчание. УЛЯ.
Ангел пролетел. ВИКТОР. Какой
ангел? УЛЯ. Так
говорят. ХОР. Четыре часа
утра. КЛАВА. Ну и
что? ХОР. Двадцать второе
июня. ЛЮБА. Двадцать второе июня.
Четыре часа утра. День обещает быть
сказочным. ХОР. Все. Они перешли
Буг. КЛАВА. (Подсвистывает птицам.)
Слышите, она мне отвечает. ЛЕНА.
Здравствуй, двадцать второе июня, самый длинный день в
году. УЛЯ. И не пуская тьму
ночную. На золотые
небеса, Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи
полчаса. ХОР. Они ворвались в
Брест. Бомбят
Киев. Ну что же вы стоите
здесь? Бегите домой.
Война! Война, война,
война! Вбегают
СЕРГЕЙ, РАДИК и
ВАЛЯ. СЕРГЕЙ.
Война! Честное слово. РАДИК. Фашисты
все-таки напали на нас. Ура! ГЕНКА. Я же
говорил. Ура! "Броня крепка и танки наши
быстры..." ИВАН. (Кричит.) Да замолчи
ты, черт тебя
побери! Меняется
свет. В музыке тревожная тема войны, переходящая в бравурный
фашистский марш, а после в пошловатую, вполне мирную немецкую
песенку. Ребята стоят прижавшись друг к
другу, испуганные, растерянные.
ХОР.
Оккупация. Комендантский
час. В твоем доме хозяйничают чужие
солдаты, едят, пьют за твоим столом. Твоя
мать прислуживает им, как
рабыня. Расстрелы,
грабежи... Смерть. Ты увидел ее в первый
раз.
Оккупация. РАДИ
К подходит к хору. Перед ним ставят ведро воды. Он смывает с лица
краску, моет
руки. ХОР.
Помнишь, на уроке истории, когда проходили татаро-монгольское иго
ты сказал учительнице, что лучше умрешь, но не позволишь обидеть
свою маму? РАДИК. Целый год идет война.
Почему мы отступаем? ХОР. Не
знаю. РАДИК. А я знаю. Товарищ Сталин
заманивает фашистов в ловушку. ХОР.
Возможно. РАДИК. Я не хочу, чтобы мы
отступали. (После паузы.) А если они тронут мою маму... Нет. Лучше
не надо об
этом. Он
возвращается на свое
место. ОЛЕГ.
Трудно поверить. ИВАН. Весь город об этом
говорит. СЕРГЕЙ. Что город? Я сам видел,
сам. ВИКТОР. Только не
сочиняй. СЕРГЕЙ. Что я дурак что ли? Парк
Горького оцепили с вечера. Но я пробрался туда, как стемнело. С
северной стороны. Там кусты и прут в ограде отходит. Забрался на
дерево и все видел. Все. АЛЕКСЕЙ. Сколько
их было? СЕРГЕЙ. Человек тридцать. Двоих
узнал. Секретарь партийной с пятой бис и один мужик с Первомайки.
Машин понаехало. Немцы, полицаи. Сперва наших заставили ров
копать. Я уж хотел домой податься, копают и копают, мало ли для
чего... ОЛЕГ. Ну что ты
замолчал? СЕРГЕЙ. А потом... Потом... Их
даже не расстреливали. Сволочь Фомин прикладом в спину...
Женщин с детьми. И живьем, живьем
закопали. Больша
я пауза. ЛЮБА.
Что же это получается. Мальчики? Что получается? Там... Людей в
землю... Живьем. А мы? Как бараны... (Это похоже на истерику.)
По углам прячемся... Не
хочу. УЛЯ
прижала ее к
себе. УЛЯ.
Молчи, Люба, молчи. ЛЕНА. Я
пойду. ОЛЕГ.
Погоди. ЛЕНА. Нет. Мама не велела. Скоро
комендантский
час. Быстро
уходит. ИВАН.
(После паузы.) У нас даже оружия
нет. СЕРГЕЙ. (Быстро.)
Найдем. ОЛЕГ. (Пауза.)
Где? СЕРГЕЙ. Да ты что? У немцев
навалом. Да и я кое-что припрятал, когда наши
отступали. АЛЕКСЕЙ. Если будет нужно,
достанем. ВИКТОР.
Достанем. ОЛЕГ. (Оглядел всех.) Это уже
серьезно. ЛЮБА. (Сквозь слезы.) Простите
меня, мальчики. Я горжусь вами. ОЛЕГ.
(ВАЛЕ.) Иди домой. Тебя небось
заждались. ВАЛЯ. Да ты
что? СЕРГЕЙ. Нет. Я за нее
ручаюсь. РАДИК. Я
тоже. ОЛЕГ. Маленькая
она. СЕРГЕЙ. Сам ты
маленький. По
заднему плану проходят три
полицая. КЛАВА.
И откуда эти выродки появились? ЛЮБА.
Среди нас жили, паскуды. СЕРГЕЙ. А
Фомин, сволочь, в активистах
ходил. Один из
полицаев подходит к
ребятам. Фомин.
(Долго разглядывает их.) Здороваться надо,
мелюзга. СЕРГЕЙ. (Снимает кепку,
кланяется.) Здоров будешь, господин начальник Фомин. Форма тебе
черная идет, как в ней родился. ФОМИН.
Доиграешься. Я твою мамашу предупредил, если не выгонит тебя на
работу, сперва выпорю, потом в германию отошлем. Там тебя быстро
обломают. СЕРГЕЙ. Ой! В саму Германию?
Бесплатно? Может я там твоего фюрера
увижу. ФОМИН
бьет его сапогом под
зад. ФОМИН. Это
тебе аванс, шкодяра. (Ребятам.) А про работу всех касается. Это вам
не при советской власти баклуши бить. А ты, Шевцова, гордость свою
подальше спрячь и на новый порядок потрудись. Перед господами
офицерами выступи. В шелках будешь ходить и в чулках
фельдиперсовых. ЛЮБА. Я
подумаю. ФОМИН. Подумай, подумай...
(Всем.) Скоро комендантский час. Увижу на улице,
пристрелю. У х о
д и т. ЛЮБА.
(Передразнивая.) Будешь в фельдиперсовых чулках ходить...А сам
глазами по тебе шарит, как раздевает.
Дерьмо. СЕРГЕЙ. Я его
убью. ОЛЕГ. Потерпи. Сергей. Сейчас самое
главное, что мы вместе. Мы не потерялись. Мы поняли друг
друга. ИВАН.
Когда? ОЛЕГ. Сегодня. После
комендантского часа. У
меня. Меняется
свет. Только ОЛЕГ остается в ярком луче. Он медленно идет к
хору. ХОР. Ты
изменился, Олег. ОЛЕГ. Все изменились. Я
тоже. Думал, что потерял себя. А сегодня... Сегодня я счастлив. Мои
друзья. Вы видели их глаза! ХОР. Это не
игра. ОЛЕГ.
Знаю. ХОР. Шахтеров закопали живыми. Не
забывай. ОЛЕГ. Я
помню. ХОР. А
мама? ОЛЕГ. (Большая пауза.) Мама
поймет. Должна понять. ХОР. Ты давно не
видел Лену? ОЛЕГ. Несколько дней. В их
доме стоят немцы. Ей нелегко теперь. Надо бежать, надо рассказать
ей. ХОР. Не ходи,
Олег. ОЛЕГ. Нет, нет. Кто же поддержит ее
кроме меня. ХОР.
Олег! В другом
конце сцены высвечивается рояль, за которым сидит ЛЕНА. Рядом
стоят два немецких офицера. Они смеются, подпевая
ей. ЛЕНА. Не так,
господа, не так. Я же вас учила. Давайте вместе (поет): "Я встретил
вас и все былое в разбитом сердце
ожило..." Офицер
ы, коверкая русские слова,
подпевают. ПЕРВ
ЫЙ ОФИЦЕР. Русский язык - трудный язык. Да и вряд ли он нам
понадобится. ВТОРОЙ ОФИЦЕР.
Совершенствуйтесь в немецком, фройлян Лена. Через несколько
месяцев мы возьмем Москву. Бал в Кремле, парад на Красной
площади и все. Аллес гут, енде
гут. ПЕРВЫЙ. А ну ее Москву, поедем со
мной в Париж, прекрасная Елена. Вы были в
Париже? ЛЕНА. Нет,
конечно. ПЕРВЫЙ. Я Вас
приглашаю. Он
берет ее за руку, выводит на середину комнаты. Второй офицер
садится за рояль, наигрывает танцевальную
мелодию. Мы
пойдем в лучший танцевальный зал Парижа. Между прочим, я был
первым танцором в гимназии, а потом в офицерском училище. Прошу,
фройляйн. Они
танцуют. Бог мой,
как давно я не обнимал женщину... Просто так, в
танце... Входит
ОЛЕГ. Большая
пауза. ЛЕНА.
Олег, как я рада. Ты куда
пропал? ОЛЕГ не
отвечает. Долгое неловкое
молчание. Господ
а, знакомьтесь, это мой школьный
друг. ОЛЕГ.
Танцуешь? ЛЕНА. Да это
так... ПЕРВЫЙ. Елена, угостите своего
друга. (Берет с рояля коробку конфет, протягивает
ЛЕНЕ.) ОЛЕГ. Продалась за коробку
дешевых конфет? ЛЕНА.
Олег! ПЕРВЫЙ. Что он
сказал? ОЛЕГ
расстегивает ворот рубашки, снимает Ленин талисман, бросает его на
пол. ОЛЕГ. Ты
мне
противна. Быстро
уходит. ХОР.
Олег! ОЛЕГ. Я любил
ее. ХОР. Ребята ждут
тебя. ОЛЕГ. Верил ей. Как она
могла? ХОР. Так
бывает. ОЛЕГ. Я не хочу
жить. ХОР. Ты способен подвести
друзей? ОЛЕГ.
Нет. ХОР. Они назовут тебя своим
комиссаром. Это большое доверие. Очнись.
Даже самые глубокие раны со временем затягиваются.
Они уже собрались. Ты нужен
им. Ваша первая листовка. Ты вложил в нее
свою боль и веру в победу. Сегодня. Сейчас.
В летнем кинотеатре. Все уже готово. Ты
забыл? ОЛЕГ. Я не
забыл. Вбегает
ИВАН. ИВАН.
Мы заждались тебя. Что-нибудь
случилось? ОЛЕГ. Я в порядке. Я в полном
порядке. Начинаем.
(Уходят.) Замель
кал дрожащим голубоватым огоньком луч кинопроектора. Звучит
веселая музыкальная заставка, сопровождающая немецкую хронику
"Вохеншау". Бодрый голос диктора: "Победоносные германские
войска ведут ожесточенные бои на подступах к Сталинграду.
Офицеры передовых отрядов шестой армии генерал-полковника
Паулюса рассматривают город в полевые бинокли. Еще несколько
дней и город Сталина, символ советской России будет взят. Это
хороший подарок фюрера коммунистическому лидеру к двадцать
пятой годовщине советской власти."
Откуда-то сверху, будто с неба полетели на
сцену белые листки бумаги. Чьи-то невидимые руки разбрасывают их
и по зрительному залу. ФОМИН. (Выбегает
на сцену, останавливается в луче прожектора.) Свет! Включите свет,
черт
возьми! Сцена и
зал освещаются дежурным
светом. ХОР.(У
каждого из них в руках листовка. Читают.) Земляки! Краснодонцы!
Шахтеры! Колхозники! Все брешут немцы. Сталинград был, есть и
будет наш! Гитлер врет о конце войны. Война только разгорается.
Красная Армия еще вернется в
Донбасс. Немцы мучают нас, терзают,
убивают лучших людей, чтобы запугать нас, поставить на
колени. Бейте проклятых оккупантов!
Лучше смерть в борьбе, чем жизнь в неволе!
ФОМИН, другие
полицаи и немецкие солдаты бегают по сцене, собирают листовки,
выхватывают их из рук
хора. ХОР. Родина
в опасности. Но у нее хватит сил, чтобы разгромить
врага. Читайте, прячьте наши листовки,
передавайте их содержание из дома в дом, из поселка в
поселок. Смерть немецким
оккупантам! ФОМИН. Не сметь! (В
зрительный зал.) За чтение листовки расстрел! За укрывательство
расстрел! Все листовки на сцену!
Быстро! Музыка.
Меняется
свет. ЛЮБА. Это
было здорово. ХОР. Вас могли
схватить. ЛЮБА. Фиг им. Наши ребята
молодцы. Люди читают, передают друг другу. Они теперь знают, что
не одиноки. Мы будет говорить им
правду. ХОР. А если
правда... ЛЮБА. Все равно. Горькую весть
лучше услышать от своих. ХОР. Сегодня на
площади расстреляли еще трех партизан.
Прилюдно. ЛЮБА. Знаю. Листовки это
так... Цветочки. У нас нет оружия. ХОР. Ты
маленькая, хрупкая девушка, а говоришь об
оружии. ЛЮБА. Я не стану танцевать перед
немецкими солдатами... ХОР. Может быть
это самое сильное твое
оружие. Из
глубины сцены СЕРГЕЙ и РАДИК, не замечая ФОМИНА и полицаев
волокут большую плетеную
корзину. ФОМИН
. Стой! Ребята от
неожиданности и испуга разом садятся на
корзину. ФОМИН
. (Подходит.) Опять ты, шкодяра, в неположенный час
шляешься? СЕРГЕЙ. (Жалостливо.)
Дяденька Фомин, мамка болеет, есть нечего. По полям картохи
насобирали. РАДИК. А погода, вишь, какая.
Руки стынут. СЕРГЕЙ. Вот и не
успели. РАДИК. Простите. Мы больше не
будем. ФОМИН. Встать! (Ребята не
двигаются.) Встать, кому говорят. (Отвешивает им подзатыльники,
сбрасывает с корзины тряпку. Разгребает руками
картошку.) СЕРГЕЙ. Чего ты все
дерешься? Есть-то надо. ФОМИН. Гнили
насобирал, даже смотреть
противно. СЕРГЕЙ. Что бог
послал. ФОМИН. В бога поверили,
комсомолята? СЕРГЕЙ. Да я с рождения
крещеный. ФОМИН берет его за грудки, притягивает к
себе. ФОМИН.
Кто написал эти паскудные
листовки? СЕРГЕЙ. Какие
листовки? ФОМИН. Не придуряйся. Все
знают. СЕРГЕЙ. А я то откуда? Мы
картошку промышляли. Жрать-то
хочется. РАДИК. Ужас
как. СЕРГЕЙ.
Ой! ФОМИН.
Что? СЕРГЕЙ. Испачкались как, господин
начальник Фомин. ФОМИН.
Где? СЕРГЕЙ. Да
вона. РАДИК. И
тут. Начинают
усердно чистить мундир
ФОМИНА.. ФОМ
ИН. Ну будет, будет. СЕРГЕЙ. Теперь в
самый
раз. ФОМИН
разворачивается, на его спине наклеена
листовка. РАДИК.
Дяденька отпусти, нас дома ждут. ФОМИН.
Давить вас надо как котят. СЕРГЕЙ. Чего
мы тебе сделали? ФОМИН. Узнаете, кто
листовки разбрасывает, сразу ко
мне. СЕРГЕЙ. Обязательно, дяденька
господин Фомин. РАДИК. Это само
собой. ФОМИН. А ну брысь
отсюда. СЕРГЕЙ
и РАДИК оттаскивают корзину в укромное
место. СЕРГЕЙ. В
штаны не наложил, Джим? РАДИК.
Струхнул маленько. СЕРГЕЙ. А как я ему
листовку на спину? Учись пока
жив. РАДИК. Где же
они? СЕРГЕЙ. Без сигнала не
появятся. Заклады
вают в рот два пальца, свистит. Из разных концов сцены слышен
ответный свист. Появляются ЛЮБА, УЛЯ, ОЛЕГ,
ИВАН. ОЛЕГ. Что
так долго? ЛЮБА. Задрогла в кустах. Зуб на
зуб не попадает. СЕРГЕЙ. С Фоминым за
жизнь побалакали. ИВАН. Не
принесли? СЕРГЕЙ.
Обижаешь. Он
погружает руки глубоко в корзину и достает большой сверток.
Раскрывает
его. УЛЯ. Ух
ты! Ребята
бережно берут в руки оружие. Два автомата, пистолеты, несколько
гранат. Большая пауза. Издалека раздается условный
свист. ОЛЕГ.
Наши. СЕРГЕЙ
отвечает им. Появляются АЛЕКСЕЙ, ГЕНКА, ВИКТОР. Вынимают из
под полы немецкий автомат, пистолеты,
гранаты. АЛЕКСЕ
Й. Больше не удалось. СЕРГЕЙ. Плохо
воруете. ВИКТОР.
Научимся. ГЕНКА. У меня в бане сховаем,
под доской. ИВАН. Теперь мы
сила. ОЛЕГ. Теперь мы организация. А у
организации должно быть имя. Как разрыв бомбы. Боевое.
Запоминающееся. СЕРГЕЙ. (Сразу.)
Неуловимые мстители. ВИКТОР. Да
отвяжись ты со своими мстителями. ИВАН.
Каждая собака на тебя укажет. Всех достал. Первого и
загребут. СЕРГЕЙ. Тогда гвардия. Здорово.
Разве мы не
гвардия? П а у з
а. ОЛЕГ. А
что? ИВАН. Котелок варит. Молодая
гвардия. ВИКТОР. По моему
хорошо. СЕРГЕЙ. Просто атас. Молодая
гвардия неуловимых
мстителей. Все
смеются. ОЛЕГ. И
все, что мы сделаем, будет теперь носить это имя. Под каждой
листовкой - Молодая гвардия, под каждым нашим
поступком... ЛЮБА. Плевали они на наши
листовки. УЛЯ. Полицаи лютуют. Немцы
чистоплюи, не хотят пачкаться, а
эти... АЛЕКСЕЙ. Зря что ли мы оружие
добывали? ВИКТОР. Надо показать, кто мы
есть. СЕРГЕЙ. Взорвем их штаб к чертовой
матери. ИВАН. Чего мелочиться, Серега?
Давай уж лучше сразу прогоним их из Краснодона к чертовой
матери. СЕРГЕЙ. Ладно
смеяться. ЛЮБА.
Фомин. Большая
пауза. ОЛЕГ.
Фомин. ИВАН. Да,
Фомин. СЕРГЕЙ. Фомин, это само
собой. ОЛЕГ. Будем голосовать. Кто за то,
чтобы привести в исполнение приговор над предателем Родины,
полицаем Фоминым? СЕРГЕЙ. Голосуйте,
не голосуйте, а я его все равно убью. ИВАН.
Не дави. ОЛЕГ. Прошу поднять руки.
Единогласно. Муз
ыка. Меняется свет. СЕРГЕЙ и
ХОР. ХОР.
Помнишь, в "Красных дьяволятах", когда они пробрались в штаб
белых, выкрали документы и ускакали под самым носом
белых? СЕРГЕЙ. А то... У них были кони.
Знаешь, что такое хорошая лошадь? Я родился в Туле и отец брал
меня с собой на ипподром. Мы заходили к его друзьям в конюшню и
они сажали меня на коня. Я мечтал стать
наездником... Поя
вляется
ВАЛЯ. ВАЛЯ.
Сергей! СЕРГЕЙ.
Привет! ВАЛЯ. Ты
идешь? СЕРГЕЙ.
Да ВАЛЯ. В ударной
группе? СЕРГЕЙ. А ты любишь
лошадей? ВАЛЯ. Каких лошадей? Я тебя
спросила. В ударной? СЕРГЕЙ.
Конечно. П а у з
а. ВАЛЯ. Спасибо
тебе. СЕРГЕЙ. За
что? ВАЛЯ. Ты сказал тогда, что ручаешься
за меня. СЕРГЕЙ. Ой, чудно как волосы
выгорели. Прямо совсем, совсем рыжие. А рядом ничего. Может ты
рыжая? ВАЛЯ. Мне немножко страшно,
командир. СЕРГЕЙ. Не дрейфь, Валена,
прорвемся. ХОР. Они и сама не понимала,
что с ней. Только очень не хотелось, чтобы Сергей
уходил. Нет, нет... Это просто страх за
друга... Ну, конечно. Не любовь
же? В другом
конце сцены ИВАН и
КЛАВА. КЛАВА.
Мне надо поговорить с тобой. ИВАН. Не
сейчас. КЛАВА. Я все знаю. И про листовки
и про вашу организацию. Возьмите меня к себе, Иван.
ИВАН. Нет. Я не
хочу. КЛАВА. Ты стал командовать
мной? ИВАН. Да
нет. КЛАВА. По твоему хотению, по твоему
велению... ИВАН. Что ты
говоришь? КЛАВА. Разрешит Ванечка
бороться с фашистами, спасибо. Не разрешит, сиди Клава в горнице и
не высовывайся. ИВАН. Замолчи. Все не
так. КЛАВА. А как
же? ИВАН. Я боюсь за тебя, боюсь. Что же
тут непонятного? Мне легче умереть, чем увидеть тебя в их руках.
(Большая пауза.) Мне надо идти. Пора. Скажи что-
нибудь. КЛАВА.
Что? ИВАН. Что-
нибудь. КЛАВА. Я с тобой. Всегда,
всегда... Меняетс
я свет. Тревожная музыка. Проходит немецкий патруль. Где-то
слышны выстрелы. Небольшими группами, меняясь местами,
пробегают
ребята. АЛЕКСЕЙ
. А если он не придет? СЕРГЕЙ.
Придет. ВИКТОР. Каждый день за
самогонкой ходит к бабке Агафье. ИВАН.
Проверь
посты. СЕРГЕЙ.
Тихонько свистит. Ему отвечают из
темноты. СЕРГЕЙ
. Порядок. ВИКТОР. (Тихо.) Скажи кто год
назад, что мы будем сидеть в засаде с оружием и поджидать знатного
шахтера Фомина... ИВАН. Сволочь мы
поджидаем, а не знатного
шахтера. ВИКТОР. Но тогда... Ведь это
один и тот же человек. Сколько ненависти в нем копилось долгие
годы? СЕРГЕЙ. (Тихо.)
Идет. Сначала
слышна песня, вернее невнятное мурлыкание подвыпившего
человека. Потом появляется
ФОМИН. ИВАН.
Давай,
Серега. СЕРГЕЙ
появляется из укрытия и идет навстречу
ФОМИНУ. ФОМИН. Опять ты? СЕРГЕЙ. Я, дядька
Фомин. ФОМИН. Как ты мне осточертел,
Сергей Тюленин. Вертишься под ногами, как щенок блохастый. Что
надо? СЕРГЕЙ. Да ты и нужен, дядька
Фомин. ФОМИН.
Говори. СЕРГЕЙ. Помнишь листовку на
твоей спине? Это я ее тебе
приляпал. ФОМИН. (Чуть не задохнулся.)
А... Хвалю. Сдрейфил, шкодяра? Кто писал? Кто писал,
скотина? ИВАН. (Появляется.) Я
писал. ВИКТОР. (Чуть поодаль.) И
я. ФОМИН. (Растегивая кобуру.) Попугать
вздумали? АЛЕКСЕЙ.(Сзади.) Не балуй,
Фомин. (Забирает у него пистолет, набрасывает на шею
веревку.) ФОМИН. Да вы что, мальчишки?
Сынки! ИВАН. За пособничество врагу, за
смерть заживо погребенных шахтеров, женщин,
детей... ФОМИН. Не я... Не я... Меня
заставили. ИВАН. За расстрел партизан, за
насильственный угон жителей в Германию предатель Родины Фомин
Иван Федорович приговаривается к смертной казни через повешение.
ФОМИН. Да вы то? Самоуправство?
Законов советских не знаете? АЛЕКСЕЙ. Не
про тебя писаны, Фомин. ФОМИН. Судите.
Хочу, чтобы был суд. ИВАН. Мы и есть
твой суд, палач. ВИКТОР. К смерти тебя
приговаривает Молодая Гвардия. ФОМИН.
Пощадите, мальчишки. Ничего немцам не скажу. Как собака Вам
служить буду. СЕРГЕЙ. Теперь уже не
скажешь. Затыкае
т ему кляпом рот. Ребята утаскивают ФОМИНА в темноту. Через
несколько секунд в глубине сцены, в слабом лунном свете закачалось
тело полицая
Фомина. Музыка.
Появляется ОЛЕГ, ЛЮБА, УЛЯ,
ГЕНКА. ОЛЕГ.
Кровь за кровь. УЛЯ.
Молчи. ЛЮБА. Где они? Господи, скорее
бы все кончилось. ХОР. Все только
начинается, Люба. За одной смертью
потянуться другие. Душа быстро черствеет и
высыхает. ЛЮБА. Нет, нет, нет... Со мной
этого не
случится. Появля
ются СЕРГЕЙ, ВИКТОР, АЛЕКСЕЙ и ИВАН. Молча присоединяются
к
ребятам. СЕРГЕЙ.
Вымыться
охота. Большая
пауза. Олег выступает
вперед. ОЛЕГ. Я,
Олег Кошевой, вступая в ряды членов Молодой Гвардии, перед лицом
своих друзей по оружию, перед лицом родной многострадальной
земли, перед лицом всего народа торжественно клянусь:
беспрекословно выполнять любые задания организации; хранить в
глубочайшей тайне все, что касается моей работы в Молодой
Гвардии... УЛЯ. Я, Ульяна Громова, вступая
в ряды членов Молодой Гвардии... ОЛЕГ.
Клянусь мстить беспощадно за сожженные, разоренные города и села,
за кровь наших людей, за мученическую смерть героев-
шахтеров... ИВАН. Я, Иван Земнухов,
вступая в ряды членов Молодой
Гвардии... ОЛЕГ. И если для этой мести
потребуется моя жизнь, я отдам ее без минуты
колебаний... СЕРГЕЙ. Я, Сергей Тюленин,
торжественно клянусь... ОЛЕГ. Если же я
нарушу эту священную клятву под пытками или из-за трусости, то
пусть мое имя, мои родные будут навеки прокляты, а меня самого
покарает суровая рука моих
товарищей... ЛЮБА. Я, Любовь Шевцова,
вступая в ряды членов Молодой Гвардии, торжественно
клянусь... ОЛЕГ. Кровь за кровь, смерть за
смерть! М у з ы к
а. КОНЕЦ
ПЕРВОЙ
ЧАСТИ ЧАСТЬ
ВТОРАЯ ХОР. Второй год войны подходил к
концу. Армия Паулюса была уже окружена
под Сталинградом, но до полной ее капитуляции оставался еще целый
месяц. А немцы в Краснодоне встречали
Рождество и Новый Год с надеждой на скорую победу. Так обещал
Гитлер. Сцена
клуба имени Горького, В глубине громадный портрет Гитлера. Сейчас
он закрыт занавеской. Идут последние
приготовления к концерту Распевается АЛЕКСЕЙ, пробует аккорды
на гитаре ГЕНКА, ЛЮБА репетирует свой танец, УЛЯ повторяет
текст стихотворения. Появляется майстер
БРЮКНЕР, лейтенанты ШВЕЙДЛЕ и ФЕЛЬДНЕР, те самые, которых
мы видели у ЛЕНЫ, начальник полиции СОЛИКОВСКИЙ, полицай
КУЛЕШОВ. СОЛИКОВСКИЙ. Смирно! БРЮКНЕР. Ничего,
ничего. Артистам нужно подготовиться. Кто ведет
концерт? ВИКТОР. (В хорошем костюме, в
начищенных до блеска ботинках.) Я, господин
майстер. БРЮКНЕР. Хорошо. В конце я
выйду на сцену и поздравлю наших солдат и офицеров с
наступающим Рождеством. ВИКТОР. Да,
господин майстер. БРЮКНЕР. Для вас
Рождество пустой звук. А мы, немцы, люди религиозные.
(СОЛИКОВСКОМУ.) Распорядитесь покормить артистов после
концерта. СОЛИКОВСКИЙ.
Слушаюсь. БРЮКНЕР. Я люблю
послушных мальчиков и девочек. Мы дали вам свободу, а вместе с
ней и возможность выдвинуться. Послужите новому порядку и у вас
будет все. СОЛИКОВСКИЙ. Они послужат,
господин майстер. БРЮКНЕР. Я подписал
бумажку и вас не отправят в Германию, пока вы будете развлекать
нашу армию. Без искусства человек чахнет. (Замечает УЛЮ. Какая
красивая девушка. Как тебя зовут? УЛЯ.
Ульяна. БРЮКНЕР. Редкое имя. До войны я
работал в России по торговой части. Очень редкое имя. (Целует ей
руку.) Мы еще
увидимся. Уходит
. За ним двинулись СОЛИКОВСКИЙ, КУЛЕШОВ, ФЕЛЬДНЕР.
ШВЕЙДЛЕ задержался, подошел к
ОЛЕГУ. ШВЕЙДЛЕ. Мы есть немного знакомы? ОЛЕГ. Не
помню. ШВЕЙДЛЕ. Хорошо. Как это... Ни
пуха, ни пера. ОЛЕГ. (Зло.) К
черту! ШВЕЙДЛЕ. Очень
хорошо. Уходит,
столкнувшись в дверях с вернувшимися СОЛИКОВСКИМ и
КУЛЕШОВЫМ.
СОЛИКОВСКИЙ
. Чтобы никаких вольностей. Пока я здесь начальник полиции никаких
вольностей не будет. ОЛЕГ. Не мешайте,
Соликовский. Вам начальник приказал помогать
нам. СОЛИКОВСКИЙ. Смотри
мне. ОЛЕГ. Занавес откроется, а вы на
сцене. Нехорошо выйдет. СОЛИКОВСКИЙ.
Бегу, бегу. (Уходит.) КУЛЕШОВ. Не дерзи,
Кошевой. Генерал Клер приехал из области. В зале сидит. (ЛЮБЕ.) Не
подведи, Шевцова. ОЛЕГ.
Занавес. КУЛЕШОВ смешно пригнувшись на полусогнутых убегает со
сцены. ЛЮБА. Не
могу. (ОЛЕГУ.) Зачем ты втянул меня в этот
концерт? ОЛЕГ. Без истерик. Не только у
тебя помойка в душе. ГЕНКА. Да ладно.
Подкормимся маленько. УЛЯ. Сам жри их
вонючую похлебку. ОЛЕГ. Хватит
разговоров. Это наш единственный шанс не завалить
дело. ИВАН. Сотни людей завтра угонят в
Германию. А мы сопли
распускаем. АЛЕКСЕЙ. И похлебку будем
жрать, если
надо. Вбегают
СЕРГЕЙ и
РАДИК. ОЛЕГ.
Ну? СЕРГЕЙ. Охрана минимальная. Все
ушли на концерт. РАДИК. Документы и
списки на первом этаже. ВИКТОР. Можно
унести? СЕРГЕЙ. Нет. Решетки и
часовой. ОЛЕГ. Значит
сжигаем. СЕРГЕЙ. Да. Как
решили. ОЛЕГ. Люба, на тебя вся надежда.
Танцуй, пой, хоть на голове пляши, но только
подольше. ЛЮБА. Это
можно. ОЛЕГ. Иван, Алексей, Сережа и я в
первой группе. Радик на стреме. ИВАН. Нет,
Олег, ты не пойдешь. Оставлять организацию без руководителя
негоже. ОЛЕГ. Да ты
что? ЛЮБА. Я
согласна. УЛЯ. Я
тоже. АЛЕКСЕЙ. Подчиняйся,
комиссар. Из зала
слышен
звонок. ВИКТОР.
Всем приготовиться. АЛЕКСЕЙ.
Люба. ЛЮБА. А? (Подходит к
нему.) АЛЕКСЕЙ. Мну нужно тебе кое-что
сказать. ЛЮБА. Что испортила тебе жизнь?
Я знаю. АЛЕКСЕЙ. Вот,
вот. ЛЮБА. Ой. Какой ты серьезный. Глаза
выпучил. АЛЕКСЕЙ. Выпучишь тут. Я ж
никогда не объяснялся. ЛЮБА. Мне даже
страшно. АЛЕКСЕЙ.
Люба... ЛЮБА. Не надо,
Лёшенька. АЛЕКСЕЙ. Не
надо? ЛЮБА. Не сейчас. Я хочу, чтобы пели
птицы. Распускались цветы, солнце во всю шпарило, а ты бы сказал...
Люба... ВИКТОР. Третий звонок.
Начинаем. Все
убегают со сцены. ВИКТОР. Садится за рояль, перебирает клавиши, а
потом неожиданно для всех начинает играть известный цирковой
марш. Медленно поднимается занавеска,
открывая портрет
Гитлера. ВИКТОР
. (Выходит на середину сцены.) Что такое конферансье? Человек,
который развлекает публику. В древнем Риме, чтобы публика не
скучала. На сцену выводили лошадь... У нас лошади нет, поэтому
выпустили меня. Наш концерт начинает мастер художественного
слова Ульяна Громова. Роберт Стивенсон "Вересковый
мед". УЛЯ
выходит на
сцену. УЛЯ.
Из вереска напиток Забыт давным
давно. А был он слаще
меда, Пьянее, чем
вино. В котлах его
варили И пили всей
семьей Малютки-
медовары В пещерах под
землей. Пришел король шотландский
Безжалостный к
врагам. Погнал он бедных
пиктов К скалистым
берегам. На вересковом
поле, На поле
боевом Лежал живой на
мертвом И мертвый на
живом. Король глядит
угрюмо: "Опять в краю
моем Цветет медвяный
вереск, А меда мы не
пьем!" Но вот его
вассалы Приметили
двоих Последних
медоваров, Оставшихся в
живых. Вышли они из под
камня, Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый
карлик И мальчик пятнадцати
лет. Гневно король
промолвил: Пытка обоих
ждет, Если не скажете,
черти, Как вы готовили
мед! Сын и отец
молчали, Стоя у края
скалы, Вереск звенел над
ними, В море катились
валы. И вдруг голосок
раздался: "Слушай, шотландский
король, Поговорить с
тобою С глазу на глаз
позволь! Голос его
воробьиный Резко и четко
звучал: Тайну давно бы я
выдал, Если бы сын н
мешал! Пускай его крепко
свяжут И бросят в пучину
вод. А я научу
шотландцев Готовить старинный
мед. Сильный шотландский
воин Мальчика крепко
связал И бросил в открытое
море С прибрежных отвесных
скал. Волны над ним
сомкнулись, Замер последний
крик... И эхом ему
ответил С обрыва отец-
старик. Правду сказал я шотландцы,
От сына я ждал
беды. Не верил я в стойкость
юных, Не бреющих
бороды. А мне костер не
страшен. Пускай со мной
умрет Моя святая тайна -
Мой вересковый
мед! ВИКТОР,
как заправский конферансье расхаживает по сцене, управляя
аудиторией. ВИКТОР. Пародия на цыганские романсы. Исполняет Анатолий Левашов.
Аккомпанирует на гитаре Геннадий
Почепцов. АЛЕКСЕЙ. (Заламывая руки и неестественно вытягивая шею, запел,
обращаясь к портрету Гитлера.) "Эх,
расскажи, расскажи, бродяга, Чей ты родом,
откуда ты? Ой, да и получишь скоро по
заслугам, Как только солнышко
пригреет, Эх, да ты уснешь глубоким
сном..." АЛЕКСЕЙ и ГЕНКА выходят на поклоны. У них
успех. ВИКТОР.
Гвоздь программы, артистка областной луганской эстрады... Любовь
Шевцова!
Встречайте. ЛЮБА вышла в голубом крепдешиновом платье и под аккомпанемент
ВАЛИ запела "Катюшу". На первых
аккордах песни ВИКТОР быстро идет к ХОРУ, ему помогают одеть
пальто. Надвинув поглубже на глаза шапку, он стремительно
убегает. А ЛЮБА, едва закончив песню,
прихватив из-за кулис голубой газовый шарфик, пустилась в
пляс. Она бисировала, долго
раскланивалась, пока не увидела за кулисами, появившегося
ВИКТОРА, сбрасывающего с себя верхнюю одежду. Он вышел
элегантный, как ни в чем ни бывало протянул руку и провозгласил -
Любовь Шевцова! ЛЮБА снова выпорхнула
на поклон. Из глубины сцены, топоча тяжелыми сапогами выбегают
немецкие солдаты, спускаются в зрительный зал.!
ВИКТОР.
Господа, господа! Вы мешаете. Идет
концерт. Суета, смятение. Через сцену
пробегают БРЮКНЕР, СОЛИКОВСКИЙ, другие немецкие
офицеры. ОЛЕГ.
Что случилось,
Соликовский? СОЛИКОВСКИЙ. Биржа
горит.
Сволочи. Немецки
е солдаты, не зная как выйти со сцены, суетятся, задевают портрет
Гитлера и он плашмя валится на
пол. ЛЮБА.
Осторожно, Гитлер падает. АЛЕКСЕЙ.
Безобразие. Что вы сделали со своим
фюрером? СЕРГЕЙ выныривает из кулисы, за ним
РАДИК. СЕРГЕЙ.
Горит! РАДИК. Еще
как. ВАЛЯ
бросается к СЕРГЕЮ и не сдержавшись целует
его. СЕРГЕЙ. Ты
чего? ВАЛЯ. Так.
(Плачет.) СЕРГЕЙ. Радоваться надо, а ты
ревешь. ВАЛЯ. Это не я. Они сами
текут. Зарево
пожара разрастается над Краснодоном, освещая счастливые лица
ребят. ХОР.
Сделай они одно только это дело, в памяти людей они остались бы
навсегда. Сгорели все документы и списки
на отправку в Германию. Сотни, тысячи
краснодонцев были спасены от
рабства. Нарастающий
гул самолетов. Видные простым глазом шли над городом
советские
бомбардировщики. ВИКТОР. Наши УЛЯ. Наконец-
то. СЕРГЕЙ. Бомбите их гадов,
бомбите! РАДИК. А мы здесь жару
дадим. Вбегает
КЛАВА. КЛАВА.
Вот радио... Я приняла сообщение "В последний час". Большое
наступление. Нашими войсками заняты Новая Калитва,
Кантимировка, Богучары. Скоро они будут
здесь. ОЛЕГ.
Ура! Они жмут
друг другу руки, счастливые даже малой сопричастностью к Великой
войне. Музыка. Меняется
свет. ХОР помогает ИВАНУ одеть пальто,
шапку. КЛАВА.
Мне приснился сон. Крысы ползут по потолку, по стенам, а я не могу
даже крикнуть. ИВАН. Сейчас всем сняться
крысы. КЛАВА. У меня дурное
предчувствие. ИВАН. Не думай об
этом. КЛАВА. Смерть как будто витает над
нами. ИВАН. Вот
глупая. КЛАВА. Нет, нет. В городе идут
аресты. Немцы совсем озверели от своих неудач под Сталинградом.
Ты меня любишь? ИВАН. Что спрашивать-
то? Ни ареста, ни смерти я так не боюсь, как того, что ты разлюбишь
меня. КЛАВА. Ты поэт, можешь и
приврать. ИВАН. Могу, конечно... (Обнял
ладонями ее лицо.) Но почему-то не
хочу. КЛАВА. Давай
поженимся. ИВАН. Прямо
сейчас? КЛАВА. Прямо
сейчас. ИВАН. Так война,
оккупация. КЛАВА. Война, оккупация, а мы
возьмем и поженимся. ИВАН. Я
застенчивый парень... Но думаю, что это классная
идея. КЛАВА. Не шути,
Ваня. ИВАН. Какие шутки, если на тебя
обрушилось море счастья. Конечно сегодня, сейчас, не откладывая.
Потому что, если ты передумаешь, я просто умру. (Он поднял ее на
руки, закружил и снова поставил на
землю.) КЛАВА. У нас будет много детей.
Это мое условие. ИВАН. Принято. Много,
это сколько? КЛАВА. Три. Нет,
пять. ИВАН. Всего-
то? КЛАВА. Нахал. Завтра объявимся и уж
не будем расставаться никогда,
никогда. Появляются немецкие солдаты и
КУЛЕШОВ. Уйде
м. (Пытается увести
ИВАНА.) КУЛЕШОВ. Стоять. Земнухов
Иван? ИВАН.
Да. КУЛЕШОВ.
Доигрался? ИВАН. Я вас не
понимаю. КУЛЕШОВ. Поймешь. (Быстро
ощупывает ему карманы пальто и брюк.)
Пошли. ИВАН. За
что? КУЛЕШОВ.
Молчать. ИВАН. (КЛАВЕ.) Скажи
родителям, вызвали в полицию, пусть не тревожатся, скоро
вернусь. КУЛЕШОВ. (Усмехнулся.) Топай,
топай. (Уводит
ИВАНА.) КЛАВ
А застыла, не в силах шевельнуться и даже крикнуть она не в
состоянии. Только слабый стон вырвался из ее
груди. КЛАВА.
Крысы... Я знала... Крысы... ХОР.
Держись, Клава. КЛАВА. Да нет... Не
может быть Все было так хорошо... Почему
его? ХОР. Сегодня ночью взяли Алексея и
Виктора. КЛАВА. Ну, конечно... (Ее
осенило.) Эти проклятые новогодние подарки. Они растащили
немецкую машину с новогодними подарками для солдат и раздали их
нашим любым. Ну, конечно. Кто-то похвастался или
донес... ХОР.
Возможно. КЛАВА. Это не провал. Всего
лишь подарки... Их накажут и
отпустят. Меняетс
я свет. ХОР.
Новогодние подарки. Ну, как же было
удержаться? Испортилась машина и
остановилась ночью без присмотра. Дети
войны. Из сладостей им перепадал лишь сухой жмых да сироп на
сахарине. Это была лихая операция. Это
было великое пиршество посреди голода и холода. Шоколад,
конфеты, печенье... Это еще не была
роковая ошибка, а всего лишь предвестие
провала. Испытания, выпавшие на их долю
только начинались. И не всем было дано
выдержать
их. Вбегает
ГЕНКА. Он взволнован, мечется из угла в угол, садится, обхватив
голову руками, снова
вскакивает. ГЕНКА. Это конец, конец. ХОР. Возьми себя в
руки. И без паники, без паники. ГЕНКА.
(Зло.) Какая паника? Улю схватили, у Олега обыск, Сережку ищут по
всему городу. ХОР. Разве ты не знал на что
шел? ГЕНКА. Я хочу жить! (Падает
плашмя на пол, лупит по нему
кулаками.) Невер
ный мерцающий свет... Вокруг ГЕНКИ медленно закружились какие-
то тени в немецких мундирах. Они поднимают его, заламывают
руки... ПЕРВЫЙ.
Твои друзья. Они указали на тебя, на тебя, на
тебя. ГЕНКА. Нет, я не
верю. ВТОРОЙ. На
тебя. ТРЕТИЙ. Живым в землю. Знаешь, что
это такое? Ты умрешь не сразу, а будешь медленно, медленно
задыхаться. ПЕРВЫЙ. Очень
медленно. ВТОРОЙ. У тебя еще есть время.
Надо опередить. ГЕНКА.
Никогда. ТРЕТИЙ. Откреститься. Кажется
так говорят у вас. Открестись от
них. ПЕРВЫЙ. Мальчишка, какой с тебя
спрос? ВТОРОЙ. И ты будешь
жить... Так же
внезапно они исчезают. ГЕНКА сидит на полу с широко раскрытыми
глазами. Он вскакивает, хватает гитару, поет, заглушая страх: "С
одесского кичмана сбежали два
уркана..." ГЕНКА
. (Кричит.) Нет! (Бросает гитару, бежит к ХОРУ. Дайте лист
бумаги. Скорее. (Ему протягивают лист. Он достает из кармана
карандаш, слюнявит его, пишет.) ХОР.
(Читает через его плечо.) Начальнику полиции господину
Соликовскому. В Краснодоне организована подпольная
комсомольская организация Молодая Гвардия, в которую я вступил
активным членом... ХОР. Что ты
делаешь? ГЕНКА. Отстань. Им все равно
уже не помочь. (Пишет.) ХОР. Прошу в
свободное время зайти ко мне на квартиру, и я все подробно расскажу.
Мой адрес: улица Чкалова, 12, ход №
1. Музыка покрывает его последние
слова. ХОР. Все
смешалось в кошмарной вселенской
бойне. Война поделила людей на
равнодушных и нетерпимых, борцов и полицаев, предателей и
героев. Можно существовать вполне
пристойно, а слабостью позорной смерти перечеркнуть свою жизнь
или возвыситься в роковую минуту, оставив в сердцах людей светлую
по себе
память. Кабинет
майстера БРЮКНЕРА. Кроме хозяина там СОЛИКОВСКИЙ,
КУЛЕШОВ, ИВАН, АЛЕКСЕЙ и ВИКТОРА стоят перед
ними. СОЛИКОВСКИЙ. Господин майстер требует рассказать все. О нападениях на
машины. Цель. Кто соучастники? Что делали
кроме? ИВАН. Какие машины, господин
Соликовский? Мы целыми днями в
клубе. АЛЕКСЕЙ.
Репетируем. СОЛИКОВСКИЙ. Артисты,
мать вашу? ВИКТОР. Для вас
стараемся. БРЮКНЕР подходит, внимательно смотрит на
ВИКТОРА. БРЮКНЕР. Тебе сколько лет? ВИКТОР.
Шестнадцать. БРЮКНЕР. Тебя учили, что
врать это дурно? ВИКТОР. Я плохо учился,
господин майстер. БРЮКНЕР. Ну, ну.
(КУЛЕШОВУ.)
Давайте. КУЛЕШОВ. Скрывается в соседней комнате и выводит оттуда за ухо
заплаканного испуганного мальчишку лет
десяти. СОЛИКОВСКИЙ. Смотри внимательно, гаденыш.
Эти? Мальчишка
боится поднять глаза. КУЛЕШОВ больно крутит ему
ухо. КУЛЕШОВ.
Ну? МАЛЬЧИК.
Эти. СОЛИКОВСКИЙ. Они дали тебе
новогодний подарок? МАЛЬЧИК.
Да БРЮКНЕР.
Уведите. КУЛЕШОВ уводит
мальчика. В
Германии сурово карают за воровство. Особенно в военное время.
ВИКТОР. Думаю и вы, господин майстер,
не остановились ни перед чем, чтобы ребенок получил новогодний
подарок. БРЮКНЕР. Браво. Вы хороший
демагог, господин конферансье. Но в Германии и за демагогию
карают. Где остальные подарки? Вас будут сечь до тех пор, пока вы не
вернете все. В городе действует подпольная организация, партизаны
нападают на военные объекты. Может быть вы подкармливаете
партизан? АЛЕКСЕЙ. Бог с вами
майстер. БРЮКНЕР. Молчать. Кто еще был
с вами? Друзья по клубу? ИВАН. Одни мы,
господин майстер. БРЮКНЕР. Сопляки. С
кем вы связались? Война не щадит ни детей, ни женщин. Вас
перемелят в
муку. Входит
СОЛДАТ, передает БРЮКНЕРУ лит бумаги. Тот читает. Сощурив глаза внимательно смотрит на
ребят. Так, так...
Где он? СОЛДАТ. В приемной.
Позвать? БРЮКНЕР. Погодите.
(СОЛИКОВСКОМУ.) Увести. (ВИКТОРУ.) А вы, господин
конферансье,
задержитесь. Все,
кроме БРЮКНЕРА и ВИКТОРА
уходят. Тебе
интересно узнать, что в этой
бумажке? ВИКТОР. Я не
любопытный. БРЮКНЕР. А зря. В ней,
скажу тебе, много дерьма, но я не променял бы ее на слиток золота. В
ней ваша гибель и мое возвышение. Да, да... Я совсем не альтруист и
думаю о земном, о рутинном повышении по службе. Буду
откровенным, ваша Молодая Гвардия большой мне
подарок. ВИКТОР. Я вас не
понимаю. БРЮКНЕР. Да ладно тебе.
Скучный провинциальный Краснодон. Ну что здесь может произойти?
Никакой возможности выдвинуться. И
вдруг! ВИКТОР. Вы путаете нас с кем-то. БРЮКНЕР. Путал, это правда. И
приказал арестовать по пустяку... Так на всякий случай, прямо по
списку клуба. Психология, милый, психология. Нервишки и не
выдержали. ВИКТОР. На пушку
берете? БРЮКНЕР. На пушку? Что это
значит? Какое-то русское
выражение? ВИКТОР.
Провоцируете. БРЮКНЕР. А. Интересно. На
пушку. Нет, что ты. Вот. Читай. (Протягивает ВИКТОРУ
листок.) ВИКТОР. Ерунда какая-то.
Фальшивка. БРЮКНЕР. Вот так, да? Ну,
ну... Подходит к
двери, приоткрывает
ее. Пригласите ко
мне юного героя-
подпольщика. Входит
ГЕНКА. (Сует
ему в лицо лист бумаги.) Твои
каракули? ГЕНКА.
Мои. БРЮКНЕР. (Кричит.) Зачем ты
оклеветал своих товарищей? Никакой Молодой Гвардии не
существует. Как ты посмел обмануть немецкое командование? (Бьет
его по щекам.) ГЕНКА. Витя,
скажи. БРЮКНЕР. (ВИКТОРУ.) Говори,
иначе я пристрелю его как собаку. ГЕНКА.
Я не знаю этого человека. БРЮКНЕР. Он не
знает тебя, подлец. Пошел
вон. ГЕНКА
убегает. Есть же
люди. Врет и сам не знает зачем. Зачем он врет,
ВИТЯ? ВИКТОР. Не
знаю. БРЮКНЕР. Знаешь. Этот слизняк мне
не нужен. Мне нужен ты, один из руководителей Молодой Гвардии.
Давай по-хорошему и начистоту. У тебя нет выбора,
мальчик. ВИКТОР. Я не боюсь
смерти. БРЮКНЕР. Похвально. Хотя ответ и
тянет на троечку. ВИКТОР. Мы не в
школе. БРЮКНЕР. Не стесняйся. Учиться,
учиться и учиться... Кажется так вас
воспитывали? ВИКТОР. Что ж тут
плохого? БРЮКНЕР. Смерть. Какая чепуха.
А в твоем возрасте сущая безделица. Простое вычитание из жизни. И
прямой путь в герои. Так? ВИКТОР. Вам
виднее. БРЮКНЕР. Так, так. Это я ценю
жизнь, а ты еще нет. У тебя есть
девушка? ВИКТОР. Какое Вам
дело? БРЮКНЕР. Да ладно. (Достает из
кармана пачку фотографий.) Хочешь угадаю? (Протягивает
фотографию ВИКТОРУ.) Она? У тебя хороший вкус. Я тоже, как это
говорят у вас, положил на нее глаз тогда на концерте. Так что мы с
тобой еще и соперники. Впрочем девчонки все красивые, у одной
одно, у другой другое. Это потом с годами они ржавеют и тускнеют,
как старое зеркало. ВИКТОР. Она
жива? БРЮКНЕР. Пока
жива. ВИКТОР. Что вы хотите от
меня? БРЮКНЕР. Хотелось бы, конечно,
узнать про взрослое подполье и про партизан, с которыми вы
непременно в контакте, но ведь ты будешь молчать. На таких как ты я
обычно время не трачу. (Подходит к роялю, начинает играть.) У
меня на тебя другие виды. ВИКТОР. Вы
фальшивите. БРЮКНЕР. (Встал.) Уел. Мне
музыка плохо дается. Так для себя. (Подходит вплотную к
ВИКТОРУ.) Я сделаю тебя предателем Молодой Гвардии. Это мой
ход конем. Не та гнида, а ты Виктор Третьякевич. Здесь я не
сфальшивлю, будь
уверен. Меняется
свет. Музыка. Из глубины сцены
запыхавшись вбегает ОЛЕГ, СЕРГЕЙ, РАДИК, ЛЮБА и ВАЛЯ. Это
то самое место, где год назад они отмечали окончание девятого
класса. СЕРГЕЙ.
Что же мы как зайцы бегаем от них? ВАЛЯ.
В полицию захотел? СЕРГЕЙ. В полиции
наши друзья, а мы по кустам
прячемся. ЛЮБА. Успеешь
еще. ОЛЕГ. Никаких действий. Город
наводнен патрулями. Хватают всех молодых без разбора. Сохранить
наших людей, во что бы то ни стало сохранить наших людей.
Сообщите по пятеркам, чтобы уходили из города. Кто как может.
СЕРГЕЙ. Я своим
сказал. ЛЮБА. Господи, год назад на этом
самом месте мы загадали свою жизнь.
Дурачье. ОЛЕГ. И он был среди
нас. ЛЮБА.
Молчи. ОЛЕГ. Кто-то не выдержал пыток и
предал. ЛЮБА. И его записка лежит в земле
в коробке из-под ландрина. Кто? Даже страшно подумать. Пять лет не
понадобилось, чтобы понять кто
мы. РАДИК. Почему обязательно предал?
Может быть они просто так...
Наугад. СЕРГЕЙ. Весь штаб схватили.
Наугад. Вбегает
КЛАВА. КЛАВА.
Олег, выполнили твое задание и связалась с ними. Ночью листовки
будут расклеены по всему городу. ОЛЕГ.
Спасибо, Клава. А теперь уходи как можно скорее. Спрячься, уезжай
куда подальше. КЛАВА. Нет, я не могу.
Ваня в опасности. Ведь вы сделаете что-нибудь? Олег, милый... Как
же я уеду, если он там? СЕРГЕЙ. Не плачь,
Клава. Хочешь я взорву их штаб к чертовой
матери? Неожиданно появляется ЛЕНА. Большая пауза. Все замерли, не зная как
реагировать на
это. ОЛЕГ. Зачем
ты пришла? ЛЕНА. (После паузы.) Вас
предал Виктор Третьякевич. ВАЛЯ. Откуда
ты знаешь? ЛЕНА. При мне говорили. Я
сама видела списки. Бегите. Больше я ничего не могу сделать. (Пауза.)
Прости,
Олег. Быстро
уходит. СЕРГЕЙ.
Этого не может быть. Ребята... ОЛЕГ.
Люба, по этому адресу свяжешься с подпольным райкомом.
(Передает ей записку.) Нам нужна
помощь. ЛЮБА.
Да ОЛЕГ. (КЛАВЕ.) Где листовка?
(Читает.) ХОР. Граждане Краснодона!
Братья и сестры! Враг раздавлен могучей Красной армией и бежит! В
бессильной звериной злобе хватает он ни в чем не повинных людей,
предает их нечеловеческим пыткам. Пусть же помнят выродки: мы - здесь! За каждую каплю крови советского человека они заплатят нам
свое подлой жизнью. Пусть содрогнуться сердца врагов от нашей
мести! Мстите врагу, уничтожайте врага! Кровь за кровь! Смерть за
смерть! Наши идут! Наши идут! Наши идут! Краснодонский
подпольный райком
ВКП(б). Меняется
свет. Музыка. Кабинет БРЮКНЕРА. Перед
ним стоит в рваном легком платье, истерзанная мучениями УЛЯ.
Рядом СОЛИКОВСКИЙ и
КУЛЕШОВ. БРЮКНЕР. Вот мы и встретились,
красавица. УЛЯ. Что же вы не целуете мне
руки? БРЮКНЕР. Если я буду целовать руки
арестантам, меня ждет трибунал. УЛЯ.
Боитесь? БРЮКНЕР. Война делит людей не
на мужчин и женщин, а на друзей и врагов. Сегодня ты мой враг.
(Подходит вплотную к УЛЕ.) Мне сказали, что ты стойко переносишь
боль. А как насчет стыда? Снимите с нее платье. Зачем прятать за
рваными тряпками красивое
тело? СОЛИКОВСКИЙ и КУЛЕШОВ двинулись к
УЛЕ. УЛЯ. Я
сама. БРЮКНЕР. Ай, яй, яй... Раздеваться
перед мужчинами? УЛЯ. Не вижу здесь ни
одного мужчину. (Она остается в одной короткой комбинации. Зло
смотрит в лицо БРЮКНЕРА.) До
конца? БРЮКНЕР. Всему свой срок.
(Рассматривает ее со всех сторон.) Вы отрицаете собственность, а
она и есть главный раздражитель человеческого тщеславия. Ты моя
собственность. И под ложечкой у меня разливается приятный
холодок. УЛЯ. Не случись войны, ты бы
приехал в мою страну угодливым туристом... Целовал бы мне руки,
просил о любви, предлагал руку и
сердце. БРЮКНЕР. Возможно,
возможно. УЛЯ. Так знай, я отказала бы
тебе. Потому что ты пошляк. А для него война удобрение, и твоя
пошлость расцвела на этом дерьме. Смотри. Что это у тебя на
лице? БРЮКНЕР. Где? (Машинально
достает зеркальце, смотрится.) УЛЯ. Да
не там. Прямо на лбу. Жирными буквами -
пошляк! БРЮКНЕР рванулся к
УЛЕ. Ударь,
ударь. Ты же строишь из себя утонченного интеллигента. А так и
подмывает смазать по лицу
женщину. БРЮКНЕР.
Дура. СОЛИКОВСКИЙ. Я тебя сейчас так
смажу, паскуда. У меня не
залежится. БРЮКНЕР. Пошли вон! Вон,
говорю. СОЛИКОВСКИЙ и КУЛЕШОВ быстро
уходят. Оденься.
УЛЯ
одевается. За
такие штучки ты получишь сполна. Мне даже не нужно твое
признание в принадлежности к руководству Молодой Гвардией, я без
тебя все знаю. Так назвать подпольную организацию могли только
зеленые юнцы. Молодая, ишь ты! Задачка с иксом, а икс известен.
Даже решать неинтересно. Ты умрешь вместе со своим красивым
телом и смазливой рожицей. УЛЯ. Я хоть
знаю за что. БРЮКНЕР. Просвети. Так за
что? УЛЯ. Чтобы даже следа твоего не было
на моей земле. А фашизм сгинул бы вместе с
тобой. БРЮКНЕР. Все это мыльный пузырь,
девочка. Так, значит, отказала бы? УЛЯ.
Отказала. БРЮКНЕР. Ты плохо
разбираешься в людях. Знаешь, кто вас предал? Твой
музыкант. УЛЯ.
Врешь. БРЮКНЕР. Задело? Я так и знал.
Люди искусства хлипки. УЛЯ. Ты оговорил
его. БРЮКНЕР. Смотри. (Показывает лист
бумаги.) И подпись,
узнала? Сильный
взрыв потряс комнату. Вбегает
СОЛИКОВСКИЙ.  
;Что случилось? СОЛИКОВСКИЙ. В
соседнем доме. Штаб. Взорвали,
сволочи. БРЮКНЕР. (Кричит.) Арестовать
всех подряд. Начиная с тринадцатилетнего возраста. Частым
гребешком! Меня
ется свет. Музыка. Справа появляется
СЕРГЕЙ с вымазанным лицом и испачканной рубахе с автоматом
через плечо.
СЕРГЕЙ. Я это
сделал! Я сделал это! ХОР. Скорее, Сережа,
скорее. Они обложили
тебя. СЕРГЕЙ.
Знаю. ХОР. Тебе не
вырваться. СЕРГЕЙ. А это что? (Снимает с
плеча автомат.) Мне бы лошадь хоть какую-нибудь захудаленькую.
Я бы и под брюхом смог. Не верите? ХОР.
Верю. Появляется
ВАЛЯ. СЕРГЕЙ.
Ты? ВАЛЯ.
Я. СЕРГЕЙ. Зачем? Я же приказал?
(Кричит.) Уходи! ВАЛЯ. Я с тобой,
командир. СЕРГЕЙ. Беги,
Валена. ВАЛЯ. А
ты? СЕРГЕЙ. Я скроюсь, уползу,
испарюсь... Я смогу... Беги,
Валена. Со всех
сторон появляются немецкие солдаты, СОЛИКОВСКИЙ,
КУЛЕШОВ. Валька,
Валька... ВАЛЯ
рванулась, пытаясь убежать, но оказалась в руках
солдат. СОЛИКОВСКИЙ. Брось оружие,
ТЮЛЕНИН. СЕРГЕЙ.
Никогда. СОЛИКОВСКИЙ. Брось оружие,
иначе я разорву ее на куски. СЕРГЕЙ..
Пусть она уйдет. СОЛИКОВСКИЙ. Брось
оружие. (Приставляет пистолет к Валиной
голове.) СЕРГЕЙ. Ваша взяла. (Бросает
автомат на землю.) ВАЛЯ. Прости,
командир. СЕРГЕЙ. Выше нос, Валена,
прорвемся. Им
скручивают руки и
уводят. ХОР.
Частый гребешок майстера Брюкнера действовал безотказно. Хватали
всех, кто хоть как-то был связан с молодогвардейцами -
родственников, друзей, знакомых. Тюрьма
была переполнена, улицы Краснодона
опустели. Появляе
тся ЛЮБА. ХОР. Стой. Не ходи туда,
Люба. ЛЮБА. Нет, нет. У меня важное
сообщение для Олега. Передовые отряды наших войск уже под
Краснодоном. ХОР. В городе
облавы. ЛЮБА. Я ловкая. Прошмыгну как-нибудь. ХОР. Тебя
ищут. ЛЮБА. Возможно, удастся напасть на
тюрьму и освободить наших. ХОР.
Люба! ЛЮБА. Я
везучая. Уходит в
темноту. ХОР.
Она еще не знала, что Олег схвачен, а в его доме
засада. Меняется
свет. Музыка. В кабинете БРЮКНЕРА
вталкивают СЕРГЕЯ, избитого со связанными за спиной
руками. БРЮКНЕР. Кто тебя послал? СЕРГЕЙ. Меня никто, а
вот тебя я пошлю, куда подальше. Пошел
ты... БРЮКНЕР. Штаб не взрывают по
собственной прихоти. С кем ты связан из
подполья? СЕРГЕЙ. Я связан твоими
холуями. БРЮКНЕР.
Кулешов. КУЛЕШОВ и СОЛИКОВСКИЙ бьют
СЕРГЕЯ. Довольно. Ты переоцениваешь себя, щенок. Пытки, которые тебе уготованы не
выдерживают и взрослые. СЕРГЕЙ. Я так
ненавижу вас, что перестаю чувствовать
боль. БРЮКНЕР. Зачем тебе это испытание?
Совсем пацан, тебя еще не призывают в армию, немецкое
командование не собирается сводить с тобою
счеты. СЕРГЕЙ. Немецкому командованию
нечерта делать на моей земле! Что ты забыл в моем
Краснодоне? БРЮКНЕР. Я солдат, а ты
маленький преступник. СЕРГЕЙ. Солдаты
на войне, а ты убийца. БРЮКНЕР. Ловлю
тебя на слове, Сергей Тюленин. Ты вешал
Фомина? СЕРГЕЙ. Да. Я участвовал в казни
предателя Фомина. БРЮКНЕР. А ведь он
человек? СЕРГЕЙ. Фомин? Да ты что? У
него во рту клыки, а тело обросло шерстью. Неужели ты не разглядел?
У него же был хвост. Даже через портки видно. Он сбесился и я его
казнил. БРЮКНЕР.
Один? СЕРГЕЙ. Один. Вели раздеться
своим холуям, у них тоже
хвосты. СОЛИКОВСКИЙ. Можно, господин
Брюкнер? БРЮКНЕР. Не надо. Бог с ним с
Фоминым. Он и правда есть порядочная
свинья. СЕРГЕЙ. Истинная правда,
немец. БРЮКНЕР. Ты был членом штаба
Молодой Гвардии? СЕРГЕЙ. Какая такая
гвардия? Не слыхал. БРЮКНЕР. Ишь ты, не
слыхал. А дружок твой Виктор Третьякевич всех пофамильно. Потому
что умный. (Показывает список.) СЕРГЕЙ.
Можешь подтереться этой бумажкой. Я Витьку знаю с детского
сада. БРЮКНЕР. И тем не
менее. СЕРГЕЙ. Приведи его сюда. Слабо?
Веди, веди. Он плюнет тебе в поганую твою
рожу. БРЮКНЕР.
Кулешов. СОЛИКОВСКИЙ и КУЛЕШОВ с ожесточением бьют
СЕРГЕЯ. Давай
другого. КУЛЕШОВ приводит
РАДИКА. (РАДИКУ.) Узнаешь? (Тот молчит.) Ты что
онемел? СЕРГЕЙ. Говори, нам нечего
скрывать. РАДИК. Что они с тобой
сделали? СЕРГЕЙ. Они больше ничего не
умеют. БРЮКНЕР. (СЕРГЕЮ.) Ты узнаешь
его? СЕРГЕЙ. Да. Это негр Джим. Он ни в
чем не виноват. Я взорвал ваш вонючий штаб. Ночью. Один. А вы
бегали в подштанниках с горящими задницами. Я
смеялся. СОЛИКОВСКИЙ и КУЛЕШОВ сбивают его с ног, бьют его сапогами.
СЕРГЕЙ, стиснув зубы,
поднимается. БРЮКНЕР.(РАДИКУ.) Я вижу, ты разумный интеллигентный мальчик,
попавший под влияние пропаганды. Мы отпустим тебя и твоего друга,
если ты скажешь, как осуществлялась связь с взрослым подпольем и
партизанами? РАДИК. Очень просто. Через
дупло. БРЮКНЕР.
Дупло? РАДИК. В парке Горького есть
большой дуб с дуплом. Донесения, планы, расположения войск мы
складывали туда. БРЮКНЕР. Ну,
ну? РАДИК. Беляки так и не нашли наш
тайник, правда Сергей? СЕРГЕЙ. Куда
им. БРЮКНЕР. Значит,
беляки? РАДИК. Мы всегда обводили их
вокруг пальца. БРЮКНЕР. Соликовский,
приведите
женщину. СОЛИКОВСКИЙ выходит и возвращается с молодой еще, красивой,
испуганной
женщиной. РАДИК. (Рванулся к ней, но КУЛЕШОВ задержал его.) Мама! Почему ты
здесь? МАТЬ. Сынок, как исхудал. Я
ничего, я держусь. Видишь, я даже не
плачу. РАДИК. Хорошо,
мама. МАТЬ. Ведь вы отпустите его? Он
совсем ребенок. БРЮКНЕР. Конечно. Ваш
сын по молодости лет наделал много глупостей, но мы прощаем
его. МАТЬ.
Спасибо. БРЮКНЕР. Он должен помочь нам
уточнить кое-какие детали. МАТЬ. Помоги,
сынок. Господин начальник так
добр. РАДИК. Не унижайся, мама. Иди
домой. Я скоро приду. БРЮКНЕР. Да нет,
ты скажешь сейчас перед лицом своей матери. Кто поддерживал связь
с подпольем? С партизанами? Где брали оружие? Три маленькие
ответа и ваш сын свободен. МАТЬ.
Радик. СЕРГЕЙ. Я поддерживал связь с
подпольем. И оружие воровал у вас
я. БРЮКНЕР. Заткните ему глотку.
(РАДИКУ.) Ну? РАДИК. Вы
подлец. БРЮКНЕР. (Идет к МАТЕРИ.) Ты
воспитала плохого сына. И будешь отвечать по законам военного
времени. (Бьет ее по лицу раз,
другой.) РАДИК. (Кричит.) Не
сметь. Он
вырывается из рук КУЛЕШОВА, с криком бежит через всю сцену,
бросается на не успевшего опомниться БРЮКНЕРА, как раненный
волчонок вцепляется ему зубами в горло, рвет его
одежду. МАТЬ.
Не делай этого, сынок, не
надо! СОЛИКОВСКИЙ достает пистолет и несколько раз в упор стреляет в
РАДИКА. МАТЬ.
Мальчик мой! Она
подхватила сына, не дав ему даже
упасть. Пауза. СЕРГЕЙ. (Тихо.) Прощай,
Джим! Звучит
песня из "Неуловимых
мстителей". Меняется
свет. ХОР. До
полного разгрома фашистских войск под Сталинградом осталось две
недели. В Краснодоне уже была слышна
артиллерийская канонада. Немцы бежали на
запад. Сперва
слышна песня. Это ЛЮБА своим красивым грудным голосом
затянула: "Дивлюсь я на небо, тай думку
гадаю..." На сцене две тюремные камеры,
разделенные стеной. В одной ОЛЕГ, ИВАН ,СЕГЕЙ, АЛЕКСЕЙ, в
другой ЛЮБА, КЛАВА,
ВАЛЯ. АЛЕКСЕЙ
. Слышите, девчонки наши поют. Значит еще живы, значит держаться.
(Подхватил песню.) "Чаму ж я не сокол, чаму не
летаю..." Ребята
присоединяются к нему. И над пытачной краснодонской тюрьмой,
поддержанная ХОРОМ, звучит широкая украинская
песня. В камеру к девушкам два полицая
втаскивают измученную, истерзанную УЛЮ, бросают ее на пол.
Девочки наклоняются над
ней. ВАЛЯ. Уля,
голубушка моя. Мы здесь, мы с
тобой... УЛЯ. Подыми кофточку, Валя,
жжет. ВАЛЯ. Я сейчас,
сейчас... Она
осторожно освобождает ей спину...И в ужасе бросается в сторону,
закрывая лицо
руками. ХОР.
Открой лицо, Валя. И не плачь, не плач. Тебе понадобиться еще много
мужества. ВАЛЯ. Они, они... Они выжгли
ей на спине звезду. УЛЯ. Что же вы
прекратили петь? Я слышала... Мама, мамочка... какие у нас нынче в
саду яблоки. Достаньте, я не могу дотянуться... Вон то, да нет рядом
красное... ЛЮБА. Она
бредит. УЛЯ. Мамочка, я падаю, падаю...
Ну, поддержите
меня... В соседнюю камеру входят БРЮКНЕР, СОЛИКОВСКИЙ и
КУЛЕШОВ. БРЮКНЕР. Вся банда в сборе? СОЛИКОВСКИЙ.
Молитесь, нехристи, сегодня ночью перед Богом
предстанете. БРЮКНЕР. Последняя
возможность купить жизнь. Недорого.
Налетай. ОЛЕГ с
трудом поднимается, встает перед
БРЮКНЕРОМ. БРЮКНЕР. А вот и покупатель. ОЛЕГ.
Расстреляйте меня и отпустите всех. Неужели вам мало одного
комиссара? БРЮКНЕР. Признался,
молокосос? Допекло? Связи, связи? Кто еще был в
организации? ОЛЕГ. Я руководил Молодой
Гвардией один и один отвечаю за все, что делали ее члены по моему
указанию. БРЮКНЕР. Ответишь, не
сомневайся. СЕРГЕЙ. С кем ты говоришь,
Олег? У него рога на лбу. ОЛЕГ. Я мог бы
рассказать о деятельности Молодой Гвардии, если бы меня судили
открытым судом. Но людям, которые убивают невинных, пытают, как
средневековые инквизиторы, говорить об этом бессмысленно. (После
паузы.) Да вы и сами уже
мертвецы. БРЮКНЕР. Я устал от
вас. СЕРГЕЙ. Отдохнешь на том свете.
Слышишь?! Это не гром, это наша артиллерия. Она ищет
тебя. БРЮКНЕР.
Фанатики. СЕРГЕЙ. Вали отсюда, фашист.
(Кричит следом.) Запомни. Я достану тебя и в
преисподней! БРЮКНЕР и ПОЛИЦАИ
ушли. ИВАН.
Значит, сегодня ночью. АЛЕКСЕЙ.
Девчонки. Они не знают. Надо как-то... ОЛЕГ. Зачем? Пусть не знают. У них
хотя бы будет надежда. УЛЯ. Я
спала? КЛАВА. Все хорошо, Уля, все
хорошо. УЛЯ. Сегодня
ночью. ЛЮБА. Откуда ты
знаешь? УЛЯ. Он сказал на
допросе. ВАЛЯ. (Подходит.) Нас
убьют? ЛЮБА. (Прижимает ее к себе.) Как
бы я хотела соврать тебе. ВАЛЯ.
Расстреляют? ЛЮБА. Не
знаю. ВАЛЯ. Что будет с мамой? (Она
опускается на колени, креститься.) Боже справедливый, не дай
свершиться злодеянию. Убереги меня, маму мою, отца, Сережу
убереги и всех ребят... ЛЮБА. Ты
что? ВАЛЯ. Отстань. (Она усердно
продолжает молиться. Губы ее беззвучно шевелятся, повторяя слова,
слышанные когда-то от бабушки.) УЛЯ.
Клава, прости меня. КЛАВА. За что,
Уля? УЛЯ. Это воспоминание не дает мне
покоя. Мне стыдно, Тогда давно в восьмом классе я посмеялась над
тобой за то, что была плохо
одета... КЛАВА. О,
господи. УЛЯ. Нет, нет. Я даже дернула тебя
за кофточку и она вылезла из юбки. Ты прости меня,
Клава. Т и ш и н а. ЛЮБА. Ангел
пролетел. Возника
ет грустная мелодия, старая,
довоенная ИВАН встал, медленно подошел
к стене, прижался к
ней. ИВАН.
(Тихо.) Клава, Клава... Неужели ты не слышишь меня? Я не успел
сказать тебе самые главные слова... Проклятая застенчивость, ты же
знаешь меня. КЛАВА. (Она вдруг
встрепенулась.) Извини, Уля. Он меня зовет. Я чувствую. (Она
подходит к стене.) Ты здесь? ИВАН. Я
люблю тебя больше жизни. И никаких благ на свете я не желаю
сильнее, чем быть рядом с тобой. КЛАВА.
Единственный мой, ненаглядный... Муж мой! И никаких благ на
свете я не желаю сильнее, чем быть рядом с
тобой. ЛЮБА. (Выходит вперед.) Говори,
Лешенька... говори. Неужели ты не слышишь, как поют птицы,
распускаются цветы, а солнце шпарит во
всю... АЛЕКСЕЙ. Ты достала меня, Любка.
Глиста ты моя голубоглазая. Если бы не ты, если бы не
ты. ЛЮБА. Говори,
говори. АЛЕКСЕЙ. Люблю я тебя..., вот
ведь как выговорилось. ЛЮБА. Я еще в
детском саду заприметила.
Жиртрестмясокомбинат. АЛЕКСЕЙ. Это ж
прямо музыка какая-то...Жиртрест. УЛЯ.
Какая я была дура, Витя, А теперь и пытки с твоим именем терпела.
Витя, Витя... Ну что же ты молчишь? Думаешь я поверила? Эх ты.
Никто из наших не
поверил. Справа у
рояля торжественный в черном смокинге появляется
ВИКТОР. ВИКТОР. Они расстреляли меня на рассвете, Уля. В тот же день. Сломали на
руках пальцы, вывели во двор... Было очень
холодно. УЛЯ. Во сне я видела тебя
знаменитым пианистом. Ты играешь Первый концерт Шопена в зале
московской консерватории среди белых колонн... А я сижу в первом
ряду в розовом платье. ВИКТОР. Мы даже
не целовались с тобой. УЛЯ.
Обидно. ВИКТОР. Мне очень важно знать...
Ты любила меня, Уля? УЛЯ.
Да. Он садится за
рояль,
играет. СЕРГЕЙ.
Прости, что не уберег тебя, Валена-малена. ВАЛЯ. Зато я могу тебе сказать все,
все... Не краснея и не заикаясь. Я бегала за тобой хвостиком,
командир, и мечтала, чтобы ты хоть раз взглянул на меня по особенному. Ты думаешь, что я совсем
маленькая? СЕРГЕЙ. Ты самый мой лучший
друг, Валька... и даже больше. ВАЛЯ.
Больше, больше, больше! Я хочу, чтобы
больше! СЕРГЕЙ. Если бы я мог подняться,
я разбил бы эту стену к чертовой
матери. ВИКТОР
играет. Мощно льются звуки Первого концерта Шопена. А ребята
говорят все одновременно, желая докричаться до любимого человека,
сказать все, что не могли, не смели высказать тогда в мирной
жизни... И тюремная стена исчезла, ушла
куда-то вверх, давая им возможность обнять друг друга, налюбоваться
глазами, выговориться... На полуноте
оборвал свою игру ВИКТОР. И зазвучала старая, заезженная
пластинка... "Счастье мое, я нашел в нашей встрече с
тобой..." Ребята танцуют, прижавшись друг
к другу. А ОЛЕГ и УЛЯ, покачиваясь в такт танго, ушли в свои
воспоминания. ОЛЕГ. Лена! Я забыл ответить тебе тогда. Я прощаю тебя,
Лена. Топот
солдатских сапог, немецкая речь, лай собак. Сцена заполняется
людьми в форме. Немцы и полицаи толкают ребят прикладами
автоматов, сбивая их в группу... Зажглись
автомобильные фары и остов копра шахты обозначился в
темноте. ОФИЦЕР. (Достает скомканную бумажку. Выкрикивает.) Кошевой
Олег. Но только
лишь ПОЛИЦАИ двинулись к ОЛЕГУ, из ХОРА выходит юноша и
занимает его
место. ДЕВУШКА
. Ульяна Громова. (Выходит
вперед.) ЮНОША. Иван Земнухов.
(Встает рядом с ней.) ЮНОША. Сергей
Тюленин. (Подходит к ним.) ДЕВУШКА.
Любовь
Шевцова. Звучит
мелодия из "Неуловимых
мстителей". ХОР.
Анатолий Попов, Николай Сумской, Владимир Осьмухин, Анатолий
Орлов, Сергей Левашов, Степан Сафонов, Виктор Петров, Антонина
Елисеенко, Виктор Лукьянченко, Клавдия Ковалева, Майя
Пегливанова, Александра Бондарева, Василий Бондарев, Александра
Дубровина... Мелодия нарастает и уже не слышно голоса ХОРА, который вспоминает
имена погибших
молодогвардейцев.
КОНЕЦ
|