Ульяна Громова

...Тусклый свет лампочки под потолком отбрасывает тени на щербатые стены камеры. Они испещрены мелкими буквами – последними словами, которые завещаны живым. На всю камеру одно маленькое окошко с металлическими прутьями решётки, через которое в помещение залетают снежинки и слышен вой ветра. Холодно.

Черноволосая девушка с мягкими чертами лица и бледной кожей сидит на полу, прислонившись спиной к ледяной стене, склонив голову. Кудрявые прядки спадают на ее высокий лоб, иссеченный ударами плети. На лице, руках, на всем теле девушки – ссадины, кровоподтеки, синяки. Видно, что она устала, продрогла, как тяжело ей вдыхать.

Если внимательно вглядеться в ее лицо, то можно заметить былую красоту – длинные черные ресницы и темные брови, тонкий разрез трепещущих ноздрей, чуть пухлые губы. И даже изредка вспыхивающую в глубине зрачков искру страсти к жизни. Сейчас, когда смерть так близка, когда ее присутствие уже так явно чувствуется, как никогда хочется жить. Но отсюда не убежать, не уйти. И Ульяна понимает, что впереди – самое страшное.

Да, это Ульяна Громова, первая красавица школы, отличница и член штаба «Молодой гвардии». Сейчас в ней можно лишь угадывать черты былой задорности, только представлять ее смех. Потому что в таком месте смех вряд ли услышишь.

По коридору загрохотали тяжелые шаги. Наверняка уведут на допрос. А, быть может, уже и вызовут... С вещами... На выход... По коже девушки пробежали мурашки, она с трудом, но гордо подняла голову. Нет, их не сломили. Конечно, умирать совсем не хочется, но после стольких мук, избиений и пыток сама смерть кажется избавлением. Горьким, обидным, но долгожданным.

Другие девушки тоже встрепенулись. Ульяна напряглась, готовясь услышать злобный вопль, ругань, выкрик очередной фамилии. Но, когда дверь с лязгом отворилась, полицай был на удивление спокоен. Он не орал, как всегда, не приказывал идти к следователю, перемежая речь бранью. Просто отчеканил, плохо скрывая торжество и пьяную радость: «Быстро собрались! И с вещами на выход».

Ну вот и все. Никто еще не знает, какой им уготован конец, только предчувствуют – не легче мучений в застенках. С тяжестью на сердце пришла пора попрощаться с подругами, последний раз взглянуть на стены тесной камеры, на оставленные и теперь уже бесполезные вещи. Конечно, наши победят. Да только скоро ли? Когда родные смогут войти в последнее пристанище своих детей и прочесть их последние слова?

Надо заставить себя подняться. Через боль, через сдерживаемые слезы. И Ульяна поднялась. Растрепанная коса почти расплелась, местами волосы были вырваны или выжжены. А ведь когда-то у нее были роскошные волосы – черные, блестящие, вьющиеся особенно сильно у висков. И белая, мраморная кожа... Сейчас по всему телу полно ран.

Полицай спокойно ждал, изредка громким криком подгоняя девушек. По коридору был слышен топот ног, это торопились другие прислужники немцев. На улице рокотали моторы грузовых машин, скрипел снег под вражескими сапогами.

Ульяна спокойно, не выдавая своих чувств, складывала вещи. Окровавленное порванное платье. Она его так любила надевать на вечера в клуб... Нет, не стоит об этом сейчас вспоминать! Платки, кофточки, платья – это вещи из мирного времени, вещи, которые теперь навсегда принадлежат прошлому.

Девушка, поморщившись от боли, откинула косу за спину и надела белоснежный платок, не так давно переданный ей матерью. Хотелось показать врагу, что она осталась такой же независимой, красивой и смелой. Что их попытки сломить ее так и остались неудачными.

Когда их вывели во двор под конвоем, Ульяна на минутку, воспользовавшись суетой, остановилась. Подняв голову, девушка посмотрела на ночное небо, казавшееся зимой таким чистым и близким. Снежинки, чуть искрясь, плавно опускались на ее израненные щеки. А Уля вспоминала свое детство. Как она с подругами каталась с горки, как приходила домой вся в снегу... И как снежинки точно так же ложились на ее детское лицо, пощипывая кожу морозом...

Из воспоминаний девушку вырвал удар в спину прикладом. Резкий, болезненно отозвавшийся в сломанных ребрах. Она обернулась и зло посмотрела на полицая. Он весело оскалился и хмыкнул:

- Шевелись давай, партизанка!

...Когда они допели песню, разносящуюся в холодном январском воздухе далеко-далеко и будто бы эхом отзвучавшую в небе, грузовики остановились неподалеку от шахты. Ребят стали выталкивать из кузовов, некоторых, кто уже не мог двигаться – выкидывать прямо на снег. Ульяна сама, с гордо поднятой головой, спрыгнула на землю. Снег захрустел под каблучками туфель.

- В баню! – крикнул кто-то из полицаев.

Девушек и молодых людей без разбора хватали, толкали, волокли в здание бани. Там им предстояло сейчас принять последние мучения, пройти через последние пытки. Им не дадут проститься с Родиной спокойно, не дадут полной грудью вдохнуть воздух родных просторов.

...Когда Ульяну вытолкнули из пыточной, она тяжело опустилась на пол. Усталость, боль, обида и горечь унижения – все сплелось в ее юной душе. Теперь нужно найти в себе последние силы, чтобы дойти до своей могилы, до шурфа шахты. Чтобы произнести слова прощания. Верхнюю одежду, платок, туфли – это уже отобрали предатели. Осталось только платье, в котором было так холодно, что трудно пошевелиться.

Девушку вызвали одной из первых. Наспех попрощавшись, обняв всех, кого успела, Ульяна вышла из бани на январский ветер. Босые ступни неприятно покалывало, пальцев она уже не ощущала. От мороза боль в ранах притупилась, не так терзая девушку, но где-то внутри, глубоко в груди, кололо не меньше.

Девушек выстроили в ряд. Ульяна внимательным строгим взглядом обвела своих подруг, словно они не на смерть шли, а готовились к комсомольскому собранию. Под этим взглядом остальные девушки невольно выпрямились, осмелели.

- Я ни о чем не жалею, – громко произнесла Ульяна, в упор глядя на своих палачей. – Наши уже близко. Вы слышите, как они наступают!

Девушка махнула рукой в сторону холмов, за которыми стрекотала пальба и ревели моторы танков, шумели самолеты. Багровое зарево окрашивало тяжелое небо, нависшее над головами приговоренных к смерти.

...Пулеметная очередь. Ульяна, не выдержав, закрыла глаза. Но свинцовый град был нацелен не на нее. На ее подруг и товарищей по подполью, на знакомых, но не на нее саму. Тогда девушка смело посмотрела на полицаев. У края шурфа стояла только она. Из шахты неслись стоны и крики. Ветер трепал подол платья, от пронзительных его порывов стыла душа.

- Хотела поиграть в партизанку? – прищурился Соликовский, гадко хихикнув и вплотную подступив к Уле. – А вот как все кончается у этих партизан...

Следующая пуля уже была предназначена для Ульяны. Она коротко выдохнула, пошатнулась.

Перед глазами поплыло, сердце пропустило несколько ударов, дышать стало труднее. После толчка в грудь она уже не устояла на ногах, оступилась, соскользнула с края шурфа. Раскинув руки, падала в бездну. Все вокруг замелькало, прекратившись в бешеную пляску звезд, снежинок и подступающей все ближе страшной темноты...

* * *

Так и закончилась жизнь прекрасной девушки, верной до последнего своей клятве – Ульяны Громовой. Но действительно ли она ушла навсегда?..

Нет. Нас покидают люди, но не их дела. А Ульяна оставила после себя очень многое – подвиг, навсегда запечатленный в памяти народов. Возможно, мы и не можем понять сейчас все величие ее подвига. Но мы можем его почувствовать. Ведь все, чем мы живем сейчас, существует благодаря Ульяне и сотням таких, как она.

Идя по осенней аллее, замедлите шаг в городской суете, остановитесь и прислушайтесь, посмотрите вокруг. В хрупком шелесте листьев, в дуновении ветра, в падающих каплях начинающегося дождя можно услышать голоса героев. Среди них и голос Ули, ее слова, адресованные и нам тоже: «Живые, живите за нас».