Нина Кезикова родилась 5 марта 1925 года в посёлке Успенка Ворошиловградской области. Её отец был шахтёром. Нина росла, помогала маме по дому. Там же, в Успенке, прошла в школу. В 1935 году Кезиковы переезжают в посёлок Краснодон. Там Нина поступила учиться в 5 класс Школы №22 имени Т.Г.Шевченко. В новой школе она подружилась с Тосей Дьяченко, Женей Кийковой, Лидой Андросовой, Надей Петрачковой, Надей Петлей. Их объединила любовь к рукоделию. Собирались по воскресеньям вместе и расшивали платочки, коврики, блузки. В ноябре 1940 сбылась мечта Нины – она стала комсомолкой! В тот ноябрьский день даже дождь не мог испортить настроение новоиспеченной комсомолки Кезиковой. Всё шло своим чередом. Весной 1941 девчата окончили восьмилетку и отправили документы в Гомельский Текстильный Техникум, но их мечтам не было суждено сбыться – 22 июня войска Гитлера напали на Страну Советов.... В тот ужасный день все плакали. И начались тревожные дни лета 1941 года. Не покладая рук работали комсомольцы в колхозах, убирали урожай. Осенью фашисты наступали на Донбасс, создалась угроза оккупации. Но в 50 километрах от Ворошиловграда войска фюрера были остановлены. В госпитале стали появляться раненые. И Нина со своими друзьями каждый день после уроков приходили в госпиталь, ухаживали за ранеными. Нина часто читала бойцам газеты, книги, писала за бойцов письма домой. Зимой, а именно 5 декабря 1941 года по радио объявили, что началось Контрнаступление Калининского Фронта! Враги отброшены от Москвы! В тот радостный зимний день глаза Нины светили радостным огнём, а мама Фёкла Ивановна и старшая сестра Клава плакали от счастья. Наступил Новый 1942 год. Всё ещё шла Битва за Москву. Был взят в блокаду Ленинград. Враги приближались к югу СССР, к Донбассу, у немцев была цель – перекрыть нашей армии путь отступления по Волге и шли на Сталинград. И некому было излить душу Нине в тот январский зимний день, и она достала из стола чистую тетрадку и сделала в ней коротенькую запись

1 января 1942 года
Встала в 8 часов, сегодня елка для младших классов, а вечером бал-маскарад".

Так у Нины появился безликий собеседник – дневник. Следующая запись появилась только через 10 дней:

11 января 1942 года
Пришли на вечер, а школа закрыта! Такое зло взяло!

На следующий день в тетрадке появилась такая запись:

12 января 1942 года
Сегодня такое несчастье, дома кроила платье и юбку сузила. Мать ругается. А тут еще украинский учила, учила, а подхватила коляку... Я разбор наизусть знала, а произведение не учила. Он меня и спросил содержание сатиры.

Не могла и не хотела Нина записывать каждый день, а посему только через месяц вновь обмакнула она своё ученическое перо в чернильницу:
20 февраля 1942 года:

В клубе состоялся вечер. Мы выступаем, наняли баян. Я была в украинском костюме.

И опять перерыв в записях:

4 марта 1942 года
Сегодня я иду переписывать ребят, которые не учатся. В 4 часа утра была подана военная тревога...

Я зашла за девочками, и мы пошли в школу. Проходя мимо военного общежития, мы увидели, что провожают ребят на фронт.

Говорят, что они вернутся... Кругом "постукивает", гудит. Неужели придет проклятый немец? Но нет! Этому не бывать!

Наша армия не должна его сюда пустить. Наше дело правое! Враг будет разбит!

Концерты для раненых в госпитале проводились регулярно. И активнейшее участие в этом принимала Нина: она прекрасно играла на гитаре, пела. Бойцы говорили: «Ох, Нина, Нина, артисткой стать можешь». Смущённая Нина краснела от таких комплиментов. 5 марта ей исполнилось 17 лет. В тот день она записала:

5 марта 1942 года
Никого нет. Краснодон опустел. Обоз стоял, и тот уезжает. В школе открываются курсы медсестер. Запишусь. Может, война будет целый год длиться, а может быть, и больше. Пойду на фронт. Но это мечта! А что будет дальше, не знаю!

9 марта 1942 года
Международное положение хорошее. Наши всё время продвигаются вперед. Ура! Победа за нами.

Наступило лето. Ученики уезжали в колхоз. Поехали туда и Нина с Тосей Дьяченко. Вечером девчата услышали сзади себя: «Дьяченко, Кезикова – там к Вам гости». И им указали место, где их ждали. И какого - же было удивление комсомолок, когда они увидели, что пришли их навестить мальчики – Юра Полянский и ещё один незнакомый Нине и Тосе юноша. Юра Полянский был влюблён в Тосю. И она его любила, только внешне не показывала этого. Только верным подругам Нине Кезиковой и Жене Кийковой поведала она свою сердечную тайну. Юрий представил девушкам своего товарища – звали его Вадим. Но вскоре он их покинул, а ребята долго ещё гуляли. Юра и Тося шли впереди, а Нина шла за ними и тоже думала о своём. Долго они ещё гуляли и весело болтали. Когда стемнело и заметно похолодало, Юра развёл костёр и набросил на Тосины плечи свой пиджак. Нина же была предусмотрительна и у неё была с собой кофта. Костёр горел и освещал лица ребят. Юра и Тося продолжали о чём – то своём разговаривать друг с другом, а Нина о чём – то глубоко размышляла, всматриваясь то в искры костра, то в сверкающие на небесах звёзды. Её милое от природы лицо озаряло какое – то грустное раздумье. Когда – то, или в какой то книжке, или в каком – то журнале в статье про Войну 1812 года она видела портрет героически погибшего в Бородинском Сражении Генерала Александра Тучкова Четвёртого. Его красивое лицо было грустным и романтичным. Видимо, заранее знал о ранней гибели. И сейчас лицо Нины выражало ту же грусть. А яркое пламя костра, озарявшее милое лицо, дышавшее юностью, так хорошо дополняло грустное романтичное выражение, что Нина становилась краше всех, даже Лиды Андросовой. Хоть портрет пиши! «Почему у меня такое чувство, что недолго мне осталось жить? Почему?! Я хочу жить!... Но если сюда придут враги, я головы своей не пожалею ради Родины! Я буду бороться с этими гадами ненасытными, чего бы мне этого не стоило!» - вот что решила в тот вечер Нина. Тот вечер она запомнила и в своём дневнике она записала:

15 июня 1942 года
В колхозе очень весело. Работаем на прополке. Была сильная жара. Потом пошли на озеро. Там лодки были свободные. Мы поехали кататься. Какая прелесть! Кругом лес, а в лесу слышишь птичий крик. На улице сильный дождь, со всех сторон сверкает молния. Красивая ночь! Чудесная! И в такую ночь сидят три товарища и, вспоминая о прошлом, делают наметки на будущее. Так прошла ночь 15.06-42 г., которую долго я помнить буду. Люблю я такие ночи, когда, сидя при свете керосиновой лампы, вспоминаешь о друзьях-товарищах, о ночных пожарищах, с которыми вместе пришлось воевать. О прошлом, и думая о будущем. Какой замечательный мальчишка - этот Юрий. Стройный, красивый, умный и, главное, веселый. И думает! Сколько он думает, откуда у него берутся эти думы. О чем он думает, никто не знает. Он решительный и выдержанный, но как он любит Тосю Д! Я знаю, он страдает, переживает, однако всегда веселый, шутит. Тося тоже его любит, она мне всё-всё рассказала. Да, ждет его, и он вернется к ней. Они будут счастливы. Чтобы прекратить всякие переживания и страдания, я немного им помогу...

Опасение Нины Кезиковой сбывались – через месяц после описанного нами события гитлеровские войска вплотную подошли к Краснодону. В степи уже отчётливо была слышна артиллерийская перестрелка. В дневнике Нина дрожащей рукой записала:

11 июля 1942 года
Положение угрожающее. Немцы пошли в наступление на нашем фронте. Колхозы эвакуируются, и поэтому мы ушли домой. Все время пришлось идти. По дороге мы видели войска, которые двигались в тыл. Мы спешили домой, чтобы успеть к эвакуации. Дома положение скверное. Предложено эвакуироваться пешком, но разве пешком далеко уйдешь? Ой, как страшно! Кругом гудит, немецкие самолеты бомбят эшелоны.

Но ничего, настанет час, и мы пойдем вперед, уничтожая фашистов!

Враг будет разбит! Победа будет за нами!

Эвакуироваться наша героиня не успела. В тот день, когда полки Красной Армии отступили, а посёлок Краснодон уже чувствовал на себе страшное дыхание немцв, Нина записала в потрепанную и исписанную тетрадку:

18 июня 1942 года
Немцы в 20 км от нас. Эвакуироваться не пришлось. Части прошли незаметно. Буду ждать, что будет дальше.

На следующий день в посёлок вошли оккупанты. И сразу же, можно сказать с порога, начали вводить свои грязные порядки – устроили стоянки, основали полицию, назначили начальника, объявили набор в полицаи, развесили свои приказы, ограбили местное население. Не обошла эта беда и семью Нины. В тот страшный день Нина впервые увидела фашистов вживую, лицом к лицу, перед собой – этих отвратительных, грязных, чёрных и чертовски бесцеремонных немцев. Через посёлок весь день тянулись батальоны, роты, взводы оккупационных войск – шли в город Краснодон, который назывался также, как и посёлок. Нина, слыша с отвращением крики, песни, и вопли пьяных новоявленных властителей и новоиспечённых предателей и изменников, записывала в дневник:

19 июля 1942 года
Вступили немцы, целый день шли моточасти. Ой, какая сила, просто страшно смотреть.

Следующий день прошёл точно также, как и предыдущий. Заглянувшая тихо в комнату дочери, мама увидела, что дочь сидит за столом, а её рука скользит с пером по листам тетради. Лицо Нины так и дышало гневом и презрением:

20 июля 1942 года
Идут обозы, пехота и разная смесь. Видела немцев. Ой, такие противные! Понемногу начинают забирать кое-что: где теленка, где гусенка, а также и поросенка не пройдут. Требуют молока, яиц. Где возьмешь это, если нет курей и прочего. Ну ничего, как-нибудь переживем.

Засыпая, Нина думала, сжимая кулачки: «Нет, сволочи! Нет, проклятые! Я не сдамся! Я буду с вами бороться! Пусть я погибну, но вам всё равно никогда не покорить Советский Союз!». Через несколько дней, которые мучительно и тоскливо тянулись, Нина лежала на своей кровати на спине, молчала и упрямо смотрела в потолок. Вдруг, в горнице раздался какой – то шум, и на пороге объявились две знакомые Нине подтянутые девичьи фигуры. Тут же знакомые голоса в один голос сказали: «Привет, Нина». Всю молчаливость и мертвецкую спокойность Нины как рукой сняло – она тут же вскочила и начала целовать и обнимать подруг наперебой. Как читатели уже поняли, это были уже знакомые нам Женя Кийкова и Тося Дьяченко. Девочки ответили ей тем же. Наконец они присели и Женя сказала: «Ниночка, мы к тебе пришли с очень секретным делом от Лиды Андросовой». Нина тут же насторожилась. Тут Тося встала, зашторила окна, проверила, плотно ли закрыта дверь. Удостоверившись в этом, она прислонилась спиной к косяку двери, скрестила руки на груди, прямым взглядом посмотрела на Нину и сказала тихим голосом: «Нина, мы предлагаем тебе вступить в борьбу с врагами!». Тут же Женя выдохнула: «Подполье!». Глаза Нины расширились, взор просветлел. Она воскликнула: «Женечка! Тосенька! Я...». Громкий возглас Нины неожиданно оборвала Тося – она приложила палец к своим красивым губам. Этот жест говорил сам за себя: «Тише! Не кричи! Иначе смерть! Сейчас нельзя так громко орать об этом!». Нина всё поняла и продолжила едва слышимым шёпотом: «...Конечно же я согласна! Я хочу с ними бороться! Мы будем с ними бороться! А кто ещё будет с нами? Много нас?». Женя ответила:

- Ну, как тебе сказать? Пока нас не много – Я, Тося, Лида, Володя, Коля, Нинка Старцева, Надя Петрачкова, ты....

- А Юра?

- Юра..., - выдохнула Тося. Её ещё за минуту до этого красивое лицо её светилось и приветливо улыбалось, а теперь оно покрылось пеленой, потускнело, глаза потухли, покраснели, Тося едва удержалась, что бы не расплакаться при Нине. Она посмотрела на Женю, слегка кивнула ей головой и пулей вылетела из комнаты на улицу. Через минуту неловкого молчания Женя посмотрела на Нину и сказала:

- Не говори ей про Юру.

- Почему? Что – то случилось?

- Юрке неделю назад повестка пришла, он уехал. Тоська весь день рыдала. Говорила, что проверить его хотела, а он уехал..., - тут же Женя оборвала себя и серьёзно сказала Нине:

- Так, никому об этом больше не рассказывай, поняла? Это тайна. Обо всей этой истории знаем только Я и Ты. Больше никто не должен об этом знать из наших уст. Если Тося захочет, она сама расскажет об этом. А мы с тобой должны молчком сидеть и словечком об этом не обмолвится.

Нина понимающе кивнула. Уже в мыслях она корила себя за то, что ляпнула про Юру, заставила Тосю вновь страдать, мучится, что причинила подруге такую боль. Женя же улыбнулась, подмигнула Нине и продолжила:

- Короче, если ты согласна на то дело, что мы тебе предложили, то вот тебе текст, перепиши его листовками на 30 экземпляров, расклей их по посёлку и приходи завтра в Ореховую Балку. Ну, знаешь, местечко в степи, где мы раньше собирались, до войны...

Эта фраза «До войны» тяжёлым камнем легла на душу Жени. Так горько стало и тоскливо. Но она и виду не показала. Нина подтвердила, что знает, где это и пообещала прийти. Женя вновь лучезарно улыбнулась, ещё чуть – чуть посидела у Нины, попрощалась с ней и вышла на улицу. После этого она отправилась к дому Андросовых. Постучавшись в окно три раз, как и условились, Женя вошла на крыльцо. Дверь открылась, и перед Женей предстала высокая необыкновенно красивая девушка с длинными тёмными косами. Это и была Лида Андросова, умница, красавица, комсомолка, девичий лидер. Она улыбнулась и пригласила Женю взглядом в дом. Уже в её комнате Женя сказала: «Лида, Нина согласилась». Печальное лицо Лиды озарила радостная улыбка. Довольная тем, что выполнила своё задание, Женя вприпрыжку отправилась к себе домой. Солнце клонилось к закату. А когда темнота ночи опустилась на Краснодонскую землю, из дома Кийковых выскользнула тоненькая фигурка с двумя косами и пошла по дороге, останавливаясь у каждого здания. Возле ненавистной полиции чуткие глаза Жени (а это была именно она) углядели в темноте знакомый девичий силуэт. Она тихо окликнула: «Лида!». Девушка обернулась. Да, это была Лида. Они вместе взошли на крыльцо полиции, но увидели, что на окне и двери уже висят листовки. Узнав аккуратный скрупулезный почерк на листовках, Женя и Лида улыбнулись и прошептали в один голос: «Молодец, Нинка! Так держать!».

Когда Нина пришла на следующий день в условленное место, она увидела, что на брёвнышке сидят Лида Андросова, Коля Сумской, Володя Жданов, Надя Петрачкова, Нина Старцева, Надя Петля, Тоня Елисеенко, Саша Щищенко, Жора Щербаков, Женя Кийкова, а рядом с ней... Юра Полянский! Нина очень обрадовалась тому, что он жив и здоров, и вернулся невредим. «Вот Тося обрадуется!!!» - думала Нина. Наконец, пришла и Тося. Нина и Женя с наслаждением и радостью смотрели, как глаза подруги расширились и вспыхнули ликующим огнём, когда она увидела Юру. Наконец, Коля Сумской, избранный командиром, встал и сказал: «Итак, товарищи, начнём! Мы с вами знаем, что Красная Армия не разбита, а скоро придёт и освободит нас. А местные жители этого не знают, а некоторые даже не верят. Наша задача – донести до них и заставить верить в возвращение Красной Армии. Да – да – агитация и листовки. Многие трусы предатели пошли служить немцам и теперь думают, что теперь и они хозяева! Как бы ни так!!! С ними мы тоже будем бороться! Они – тоже наши враги! Ну и конечно же диверсии. Одну мы уже совершили...» - и Коля с любовью и нежностью посмотрел на Лиду и по – товарищески на Нину Старцеву. И после расспросов Коля рассказал, что несколько дней назад он, Лида и Нина пробрались на вражескую стоянку в степи и вывели из строя машины. Товарищи похвалили ребят за такую дерзкую операцию. Расходились все в приподнятом настроении, и каждый знал – что делать. Начали писать патриотические листовки. В тот вечер после расклейки очередной партии листовок Нина достала дневник, открыла его и подумала: «Я теперь подпольщица, партизанка! Я теперь служу Родине, дорогой и любимой Советской Родине!!! Да об этом только и мечтать можно! Ура!!!». С этими радостными мыслями она обмакнула перо в чернильницу и записала:

26 июля 1942 года
Кажется, наши приближаются. Говорят, наши войска в Кантемировке. Неужели правда? Как я рада! Наши! Только подумать. Скорей, скорей сюда. Мы ждем вас. О своих делах писать не буду. Напишу после войны.

Дождавшись, пока чернила просохнут, Нина встала, достала из шкатулки сложенный книжечкой кусок картона, поцеловала его, положила между страниц хранителя её тайн и мыслей, закрыла дневник и поставила его на полочку глубоко между книг. «Здесь тебя никто не станет искать» - мысленно обратилась Нина к своему заветному Комсомольскому Билету, который она только что надёжно спрятала ото всех. Больше Нина не доставала дневник и больше ничего не записывала...

Вскоре Коля и Володя сконструировали радио – приёмник и теперь ребята выписывали сводки СовИнфБюро, а на их основе под редакцией Тони Елисеенко стали выпускать листовки. Полицаи были в бешенстве – не успевали они сдирать старые листовки, как тут же появлялись новые! Да к тому же возле станции Семейкино почти каждую ночь сжигались скирды хлеба. А потом, когда юным подпольщикам товарищи из Семейкино (Коля Миронов, Паша Палагута и Вася Ткачёв) сообщили об огромной партии зерна для отправки в Германию, что хранилась на ссыпном пункте на станции, была тут же задумана диверсия. И вот, когда ночь укрыла Краснодон своим бескрайним чёрным одеялом, с добытой бутылкой хлебных клещей уходили в Семейкино Нина Старцева и Надя Петрачкова. И ночь будто оберегала их в тот раз – операция прошла более, чем успешно. Наутро обнаружилось, что отправлять «освободителям» нечего – не одного зёрнышка не осталось. Так прошло лето. Осень золотила листья, становилось прохладно, а солнышко с каждым днём всё меньше светило и грело. В один из таких дней бабьего лета в посёлок Краснодон вошли две особы. Одна была уже достаточно в зрелом возрасте, а вторая была почти ребёнком, больше 15 лет этой невысокой девушке с двумя косами нельзя было дать. И вот девушка на какое – то время осталась стоять одна. Это была связная штаба городского молодёжного подполья – Валерия Борц. Миссия её в посёлке Краснодон, который находился в 13 километрах от города, была такова: она должна была найти Николая Сумского, руководителя местной подпольной группы и таким образом установить связь между городом и посёлком. Помочь ей в этом должна была медсестра Краснодонской больницы Нина Петровна Алексеенко, проживавшая в посёлке и помогавшая подпольщикам. Она пообещала свести Леру с Тоней Елисеенко. Именно она в то осеннее утро привела Валерию в посёлок. Вскоре появилась Тоня. Разговор был крайне неприятным, но в конце концов Лера всё – таки встретилась с Колей. Так, до того разрозненные группы посёлка Краснодон, города Краснодон и посёлка Первомайка стали одним целым организмом – подпольной комсомольской организацией с красивым и звучным названием «Молодая Гвардия». В посёлок по поручениям штаба стала часто приходить Лера, из посёлка Первомайка – Нина Минаева, Тоня Иванихина и Майя Пегливанова. В конце октября, когда уже вовсю лили осенние проливные дожди и дули холодные ветры, Валерия вновь пожаловала к поселковым товарищам с важным поручением. Собрались у Лиды Андросовой. Леру, промокшую до нитки, отогревали горячим чаем и закутали в тёплый плед. Параллельно с согреванием она рассказывала Коле, Лиде, Нине и Володе о причине своего прихода:

- Штабом приказано приготовится к 25 годовщине Октября – сшить красное знамя...

- И вывесить на самом видном месте в ночь с 6 на 7! – восторженно закончили за Леру, догадавшись, Лида и Нина.

Валерии оставалось лишь согласно кивнуть головой и вновь отхлебнуть из чашки горячего питья – она совсем продрогла. Наконец, когда она более – менее обсохла, она сказала: «Ладно, дождь вроде кончился, пойду я, пока он опять не начался!». Поблагодарив хозяйку за заботы, она вышла из дома и побежала обратно в город. Коля и Володя ушли, а Лида и Нина сели на диван и стали тихонько обсуждать важное дело, порученное штабом...

Лида и Нина.... За время оккупации и совместной борьбы с врагом они очень сблизились и стали лучшими подругами, доверявшими друг другу свои девичьи тайны. Много общего у них было – читали одни и те же книжки, вместе учились, любили одно и тоже – Родину, ненавидели одно и тоже – оккупантов – гитлеровцев и вместе против них боролись. Нина любовалась отношениями Коли и Лиды, восхищалась она их любовью. Как - то раз, во время очередного вечера у Андросовых, она даже заставила их поцеловаться. «Вот и молодцы! Вот и хорошо!». Нина стала хранителем двух любовных тайн – Коли и Лиды, Юры и Тоси. Впрочем, отношения Коли и Лиды ни для кого не были тайной. А вот Юра и Тося... Нина держала своё слово, данное ею ещё одной доверенной этой романтичной тайны, Жене Кийковой, в тот жаркий летний день, когда жизнь самой Нины перевернулась с ног на голову – она согласилась стать подпольщицей. Иногда она замечала, что Юра ей симпатичен, но тут же одёргивала себя: «Ну уж нет! Это Тоськино счастье, и я к нему и пальцем не прикоснусь!» - так Нина решила для себя и больше не думала об этом. Никому она ничего не говорила о Юре и Тосе...

Вскоре Женя Кийкова и Надя Петля привезли добытую в Ворошиловграде красную краску. Нашли большую белую простыню, из которой должен был получиться флаг. Знамя вызвалась покрасить мама Лиды, Дарья Кузьминична. «Вы же комсомольцы, на отметку в полицию ходите, а увидят, что руки у Вас в краске, заподозрят, не дай Бог!» - говорила она. Ребята согласились. И вот тёмной ночью, в доме Андросовых, при свете маленькой хилой свечи, Дарья Кузьминична красила знамя в присутствии Лиды, Нади Петрачковой, Нади Петли и Нины Кезиковой и приговаривала: «Это за нашу Родину, за 25 годовщину Октября, за Ленина, за Сталина! Ура!!!». Девочки радостным шёпотом повторяли за ней, словно молитву. И вот, на всю комнату вспыхнуло алым пламенем красное знамя! Лида бросилась к матери на шею, горячо поцеловала её и воскликнула: «Мамочка, какая же ты у меня смелая, что решилась нам помочь!!!».

Наступил заветный вечер 6 ноября. Ледяной ветер дул и сквозил, сгущались тёмные страшные тучи. Как только стемнело, Лида вместе со знаменем под пальто вышла из дома, направляясь на смертельный риск. В условленном месте она встретилась с Ниной, Колей и Сашей Щищенко, и они отправились вешать знамя на шахту. Однако тут их ждало разочарование – возле лестницы, в тусклом свете фонаря они увидели сутулую фигуру полицая... и ещё одну... и ещё... и ещё! Сразу стало понятно – флага на шахте жители посёлка завтра не увидят... Расстроенные, ребята побрели домой. Знамя решили прятать у Нины. Сняв полотнище с древка, Нина сложила его в несколько раз, спрятала под пальто и вошла в дом. Только на следующий день она узнала, что после того, как она попрощалась с ребятами, Коля, Лида и Саша встретили Юру, Тосю и Женю, и что они отдали ребятам одно из двух знамён немного поменьше, которые девочки сшили из красных галстуков, косынок и лоскутков и покрашенных остатками краски платков. В итоге Юра, Тося и Женя вывесили пламенное знамя на самом высоком дереве парка, а Коля, Лида и Александр – на школе №22 имени Т.Г.Шевченко, где когда – то учились. Конечно, Нину немножко огорчило, что все эти события прошли без неё, но она всё равно была очень горда и рада, что грандиозная операция всё – таки удалась!

Наступала зима. Кончалась Сталинградская Битва. Это ребята знали по сводкам и доносили эту радостную новость до односельчан в своих горячих листовках. Словно бы в подтверждение их слов через посёлок каждый день тянулись отступающие части врага.. Голодные, злые, оборванные солдаты пехоты устало плелись вслед за автоколоннами. Многие падали в сугроб и больше не вставали. Смотря на эту картину, Нину охватывали двойные чувства: С одной стороны, она была очень рада, что в войне наступил перелом в пользу русских. А с другой стороны, в её чистой, доброй и нежной душе эта картина затрагивали струнки очень слабой, но всё же жалости. На память приходил всё тот же 1812 год. «Как же похожи эти две страшные войны! – думала Нина – Есть два злых гения, два хищных сокола, захвативших в свои лапы почти весь мир – Наполеон Бонапарт и Адольф Гитлер. Есть два добрых вождя – защитника – Император Александр Романов и Генсек Иосиф Сталин. Есть два гениальных полководца – Михаил Кутузов и Георгий Жуков. И в обоих случаях – Народ! Великий и могучий русский народ, перенёсший не одну беду и тяжесть! Что такое война? Война – это тысячи невинно убиенных душ, старых и молодых, талантливых и не очень. Это всегда бедствие, сближающее и заставляющее быть вместе, а не разрозненно. Война это всегда разрушения, голод, смерти, прекрасные города в пепле, тысячи литров пролитой крови. Война – это такая страшная вещь, что лучше и не думать!». Уже слышен был в степи победный артиллерийский гром и грохот советских орудий. «Конец Оккупации, скоро придут наши, - размышляла Нина – но почему я чувствую, что я всего этого не увижу?!». Так же как и Нина, это чувствовала Лида: «Не увидим мы нашу весну! Нет, не жить нам!».

Наступил новый 1943 год. И мучительные предчувствия девушек сбылись – утром 1 января в посёлок прибежала Лера и сообщила страшную новость – в городе начались аресты, штабом приказано расходиться. Эту новость Коля сообщил всем ребятам, когда все прибежали в Ореховую Балку. Нина не выдержала и тихонько заплакала. Тут Володя Жданов вскочил и яростно закричал: «Вы как хотите, а я никуда не пойду! Почти никто не знает о нашей группе! Мы присягу давали и организацию создавали, чтобы бороться за Родину до конца, а не для того, что бы удирать! Или грудь в крестах или голова в кустах!». Все единодушно поддержали друга. На том и порешили. Но как же жестоко просчитались отважные юные! 3 января был арестован Володя. На следующий день – Коля.... Но, несмотря на уговоры и доводы матерей, ни Лида, ни Надя, ни Нина, ни Тося, ни Женя, ни Юра, ни Надя, ни Нина, ни Тоня, ни Саша и ни Жора и с места не думали сдвинуться. В конце концов, поздно ночью 12 января в дом Кезиковых ворвались полицаи с «Почётной миссией арестовать партизанку Нину Кезикову». С ними уже была, связанная по рукам, Лида. Нина мертвецки побледнела, но ни один скул на её лице не дрогнул под твёрдым и грозным взглядом подруги. В это время полицаи начали обыск и перевернули всё. Нина оделась, попрощалась с родными, взглянула на этажерку с книгами, вернее в одно место – в тонкий песочно – жёлтый корешок, стоявший между красным томиком Пушкина и серым Горького. Да – да, это был её дневник, хранитель её тайн и мыслей, где лежал между страниц заветный комсомольский билет.... «Ну вот, меня уводят, а ты остаёшься свободным. Ты всегда мне был поддержкой и опорой в трудные минуты. Прощай, милый мой Комсомольский Билет...». Процессия двинулась в сторону хаты Старцевых. Больше Нина никогда не возвращалась в свой дом...

Вот они и в полиции.... Идя по окровавленным коридорам, Нина уже решила для себя: «Делайте, сволочи, что хотите, а я вам всё равно ничего не скажу!». Втолкнули Нину, Лиду, Нину и Надю в сырую камеру. Прижавшись к стене, сидели все в крови два молодых человека. С трудом и ужасом узнали в этих истерзанных и изуродованных парнях Лида и Надя своих милых и дорогих Колю и Володю! Сдавленный крик ужаса застрял у них в горле. У Коли был выбит глаз, весь крови и синяках. Лида оторвала от своей подола своей юбки кусок и перевязала Колин глаз. Тут же раздался крик начальника полиции Цикалова: «Андросова!». Распахнулась дверь и в камеру, пошатываясь, ввалился Изварин, помощник Цикалова: «Андросова, на допрос!». Лида встала, взглянула на друзей и любимого мальчика и отправилась к Цикалову. В то же мгновение дверь вновь распахнулась, и в камеру толкнули пятерых человек. Юра, Женя, Саша, Жора и его сестра Шура упали на пол. Тут они услышали разъярённые крики Цикалова: «Говори, зараза, говори!». Между слов в воздухе визжала плётка. Наконец, изменник Родины закричал: «Вынесите эту сволочь комсомольскую на снег!». Изварин рявкнул на Женю и Шуру, и девушки послушно встали и пошли. Подхватив потерявшую сознание, всю в крови, на руки Лиду, они вынесли её во двор. Шура старательно растирала лицо подруги снегом. Тут же Лида едва слышимо застонала: «Воды...». Воды не было. И Женя захватила ещё целой рукой горстку чистого снега и засунула её подруге в рот. Лида слегка поморщилась и проглотила снег. Потом девочки внесли её обратно в камеру.

В это время из кабинета начальника полиции на той же интонации раздался крик: «Кезикова!». Нина встала и пошла. Цикалов ухмылялся, делал ей комплименты, а Нина всё равно молчала. Изменник Родины перешёл к угрозам, а Нина как будто не слышала его. Наконец, Цикалов вышел из терпения и закричал: «Ничего – ничего, сейчас ты у меня заговоришь!». С этими словами он схватил со стола окровавленную плеть, хлеставшую Колю, Володю и Лиду, и наотмашь ударил Нину по прелестному лицу. Та вскрикнула, пошатнулась и рухнула на пол. Но вместо просьбы о пощаде и признания в лицо Цикалова полетел горячий, полный ненависти плевок. Разъярённый Цикалов кивнул своим подчинённым, и они вместе, впятером, начали зверски избивать бедную девочку, а она всё равно, прикусив губу, молчала. Цикалов заорал: «Ну, что, наград захотела? Почестей, героиней и мученицей стать захотела! Ан нет! Вот тебе твой орден! – и он вновь хлестнул Нину по лицу плёткой из провода – Вот тебе медаль! Вот тебе памятник до неба!». Наконец, Нина потеряла сознание. С ней проделали ту же операцию, что и с Лидой – двор, снег и обратно в каземат. И так всех их методически по очереди мучили – Тосю, Женю, Надю, Сашу, Нину, Колю, Лиду, Юру, Надю, Нину, Жору, Тоню.... Всех арестовали, кроме брата Саши Михаила и двоюродной сестры Тоси Ольги Сапрыкиной. Вскоре Шуру, за недостатком доказательств, отпустили домой. Через сутки от начальника городской полиции Соликовского поступил приказ – доставить поселковых бандитов «пред его светлы очи, на ковёр, в город». И вот, гордых непокорённых , необутых, неодетых, в метель и жуткий мороз, пешком под сильным конвоем заставили идти 13 километров до города. Каждый шаг давался страшной болью и кучей сил, но они шли и шли, словно не замечая страшной боли, холода и летевшего в истерзанные, изуродованные лица снега. Некоторые падали и заново вставали и шли. Они шли и шли, все 13 километров молодые герои перенесли с гордостью и честью.

В городе девочек и мальчиков разделили. В камере Нина познакомилась с девочками из Первомайки и встретилась с уже знакомыми ей Ниной Минаевой, Тоней Иванихиной и Майей Пегливановой. Здесь, в тюрьме, как и на воле, лидером девочек была чертовски красивая, романтичная, сильная, твёрдая и храбрая казачка Ульяна Громова с чёрными, как два горящих уголка – антрацита глазами и такими же чёрными, как ночь длинными косами. Она подбадривала подруг стихами, песнями, пересказами отрывков из романов, что за всю свою короткую жизнь перечитала целую тысячу. Саму её, как одну из членов штаба, пытали больше остальных – подвешивали за косы, били плетьми, сажали на раскаленную плиту, но Уля сохраняла верность Родине – не слова врагам не сказала. Вызывали их всех на допрос по очереди, и каждый допрос кончался возвращением в сырую и грязную камеру в бессознательном состоянии. Наконец, дошла очередь и до Нины. Вот прошла она по страшному узкому, залитому комсомольской кровью коридору, и очутилась в кабинете самого Соликовского. Большого роста, страшной силы, в казацком чекмене и папахе, запачканными кровью жертв, он сидел в своём кабинете. На столе лежал набор плёток – тонких, толстых, из проводов и ремней, с гайками и шипами на конце. Рядом с Соликовским стояли представители новых властителей и «освободителей» и переводчик. Допрос начался, как и в посёлке – ухмылки, комплименты, упрёки, угрозы. Выведенный из терпения молчанием Нины, Соликовский вопросительно взглянул на немцев. Те согласно и спокойно кивнули согласием – не впервой им было отдавать такие приказания. И всё началось, как и в поселковой полиции. Нину начали избивать плётками. Соликовский орал: «Думаешь, тебя наградят, признают, орден тебе комуняки ваши дадут?! Ха! Не вернутся они, больше нет красной армии! Они сбежали под Сталинградом, как зайцы!». Нина не вытерпела и пронзительно закричала: «Врёшь, гад! Врёшь, сволочь! Всё ты врёшь!!!» и она что есть силы лягнула Соликовского в ногу. Тот взвыл, чертыхнулся самым отборной бранью и с новой силой набросился на Нину с криком: «Ах, ты Космодемьянская проклятая! Ух, дрянь комсомольская!». Но он тут же остановился и крикнул своим подчинённым: «Захаров, Плохих, тащите её в пыточную! Там она у нас заговорит!». Нину подхватили на руки два огромных детины и потащили из кабинета. Нина, собрав последние силы, закричала немцам: «Всё равно, твари, у Вас ничего не выйдет! Не покорить Вам никогда Россию, Советскую Россию!!! Монголо – татары не смогли, Сигизмунд III не смог, Наполеон Бонапарт не смог, а вы и подавно не сможете!!! Будь у Вас хоть миллиард человек, Россию вы никогда не победите!!! Россия непобедима! Россия бессмертна!!! Пусть я погибну, а за меня и моих друзей Вам отомстят наши воины, слышите!!!». Один из немцев спросил у переводчика: «Was hat Sie gesagt?». Переводчик ответил ему. Первый из немцев пришёл в ярость, и со всей силы ударил Нину кованым тяжёлым сапогом. Нина потеряла сознание и её вместо пыточной потащили в камеру. Первый немец, ударивший Нину, ещё долго кричал и ругался на немецком и топал ногами, а второй, поражённый речью подпольщицы, стоял, не двигаясь, с расширившимися от удивления глазами, рассеянно произнёс: «Русиш Партизанен...»...

В то время, как Нина мучилась, девочки в камере, кто мог, встали и внимательно слушали, как кричала она на врагов. Уля Громова улыбнулась – горячая речь этой, не знакомой ей до этого девочки ласкала ей слух и вызывала уважение. Лида Андросова, страшно изуродованная за эти несколько дней, лежала на полу, ослабленная пытками, не могла встать. Услышав горячую речь подруги, она, собрав силы, улыбнулась и с гордостью прошептала искусанными и разбитыми в кровь губами: «Нинка...». Тут она вновь потеряла сознание...

На следующий день, 15 января вечером, юных героев увезли за город на казнь к шахте №5. Кого живого, кого уже расстрелянного, кидали в шурф и чтобы «добить» кидали вслед им всё возможное – ящики, вагонетки, тачки, инструментами. Так погибла храбрая патриотка своей страны, смелая милая девочка, комсомолка Нина Кезикова...



Эпилог

Местные жители, жившие рядом с шахтой, говорили, что ещё несколько суток из шурфа доносились страшные стоны мучительно умирающих героев. Через 2 недели после первой казни, 31 января была сброшена последняя группа молодогвардейцев – Серёжка Тюленин, Аня Сопова, Юра Виценовский, Миша Григорьев. 14 февраля 1943 года, спустя почти ровно месяц после казни молодогвардейцев, в Краснодон ворвались передовые части Советских Танкистов. Сразу же начались спасательные работы. Матери, отцы и сёстры, видя изувеченные и изуродованные тела своих детей, братьев и сестёр, падали в обморок. Опознавали по одежде, родинкам, шрамам и личным вещам, находившихся при погибших в момент гибели. 1 марта членов городской и первомайской групп похоронили на центральной площади города Краснодона. Нину и её товарищей, по просьбам родителей, похоронили на центральной площади родного посёлка. В сентябре того же года правительство СССР наградило посмертно Олега Кошевого, Ваню Земнухова, Улю Громову, Серёжу Тюленина и Любу Шевцову званием Героев Советского Союза. Все остальные погибшие участники были награждены посмертно орденами «Отечественной Войны I степени» и медалями «Партизану Отечественной Войны I степени». Нину наградили только медалью, что по мнению автора несправедливо и безумно мало, как и для Тоси Дьяченко и вообще обделённых наградами Нади Петрачковой и Юры Полянского. После войны безутешная мать Нины, Фёкла Ивановна, перебирая вещи своей дочери, случайно обнаружила между книг песочно – жёлтую тетрадку – дневник её дочери, а между его страниц – Комсомольский Билет. Ныне всё это хранится в музее «Молодой Гвардии» в Краснодоне. с плакате на могиле, с портретов, фотографий смотрит на гостей Краснодона мягкое доброе романтичное лицо и грустно смотрящие зелёные глаза. Увидев это лицо, невольно содрогнётся сердце и вспомнится портрет героя 1812 года генерала Александра Тучкова – те же нежные романтичные глаза, грустный взгляд, мягкость черт. Да – да. Это она на нас смотрит с портрета, она –маленькая героиня своей Родины подпольщица и партизанка Нина Кезикова...