Майя Пегливанова

В маленьком посёлке Первомайке Краснодонского района Ворошиловградского района, что был частью бескрайней степи, стояло жаркое украинское лето. Был уже почти вечер. В небольшом саду трудилась семилетняя тёмненькая девочка – поливала цветы. Заботливо и осторожно лила она из лейки струи воды на сухую землю вокруг цветов – ирисов, тюльпанов, роз, нарцисс. Мимо шёл незнакомый этой милой черноглазой девочке шахтёр. Не мог он пройти мимо этой картины. Он подошёл поближе и сказал:

- Здравствуй, девочка!

Девочка обернулась и дружелюбно сказала:

- Здравствуйте, дяденька.

- Какие у тебя цветы красивые!

- Сама сажала, - не без гордости ответила она.

- Чья же ты такая красивая будешь?

- Пегливанова я, с Ворошиловской...

- Аааа, внучка Марьи Трофимовны? Ну, наслышал я о тебе, красавица! Как же звать тебя?

- Майей.

- Какое красивое имя! Ну, бывай, Майя!

И, погладив девочку по голове своей натруженной рукой, шахтёр пошёл дальше. Но ни он, ни сама Майя, никто не знал, какая судьба ей уготовлена. Ведь это была будущая активная молодогвардейка и героиня своей Родины Майя Константиновна Пегливанова....

***

Прошло немало времени с описанного нами диалога, стоял июнь 1941 года. Майя, уже шестнадцатилетняя, стояла у зеркала, одетая в роскошное платье из голубого шёлка с белым кружевным воротничком и любовалась собой. Одета так была она неспроста – собиралась на выпускной вечер из 9 класса. Чуть поодаль стояла мама – Анна Васильевна. Грустно было ей – её дочь выросла. Вроде только вчера была она маленькой чёрненькой пятилетней девочкой – сорванцом, и вот, не успели оглянуться, уже шестнадцать лет, красавица, отличница и комсомольский вожак! Помнила мама, как приехала она в посёлок Первомайка к родителям в 1926 году из Ростова после того, как её мужа несправедливо по доносу арестовали, обвинили в убийстве и без суда расстреляли. Зима была, когда молодая красивая женщина вместе с десятимесячной дочкой вступила на порог родительского дома. Шло время. Майя росла. Бабушка Мария Трофимовна приучала её к труду. Майя тянулась к знаниям, научилась читать и писать. А в 1932 году сбылась её мечта – она пошла в школу. Очень любила она читать. Бывало, допоздна читала очередное произведение Горького, Толстого, Пушкина, Чехова, Лермонтова. Она записалась в школьную библиотеку и брала оттуда книги стопками. Вот она пришла в очередной раз сдавать книги, уже шестнадцатилетняя и спросила библиотекаря: «Я уже прочла все произведения Толстого, Достоевского, Данилевского, Мамина-Сибиряка. За что советуете теперь взяться?" Кто-то из стоящих рядом сказал: "А Пушкин, Лермонтов, Некрасов?" Она усмехнулась и сказала: "Да разве я могла их не читать? Многие их произведения я знаю наизусть!".А ещё очень любила трудиться в саду – сама сажала и ухаживала за цветами, деревьями и кустами. Часами могла она там в саду поливать их, рыхлить вокруг них землю, удобрять. Однажды летним вечером, когда Майя в очередной раз садовничала, прибежали её подружки – одноклассницы Уля Громова и Лина Самошина. Они крикнули: «Майечка, скорее бежим на гору, костёр жечь! Наши уже собрались все! Тебя одну ждут!». Тогда Майя подскочила к ним, дала по ведёрку и они втроём управились за несколько мгновений с работой. Майя очень хотела стать инженером – строителем, и она имела для этого всё: увлекалась и отлично знала математику, физику, химию. На этой почве уже в старших классах она с дружилась со своей классной руководительницей, молодой учительницей химии Шурой Дубровиной.

В 1940 году Майя распрощалась с детством и вступила в иную жизнь – её приняли в ряды прославленного Ленинского Комсомола. И сразу же Майя серьёзно подошла к первому комсомольскому поручению – ей поручили отряд пионеров. Она помогала отставшим по учёбе, добилась от них железной дисциплины и привила любовь к книгам своим обожаемым пионерам. За труды свои с пионерами Майю вскоре избрали секретарём школьной комсомольской ячейки, а позже – членом райкома комсомола. Майя пользовалась огромным уважением и авторитетом у своих сверсников, душой всех школьных начинаний организатором всевозможных вечеров. Это с её инициативы и с её непосредственным участием, комсорга Пегливановой, у школы посадили парк, между зданиями двух школ был уложен из плитки тротуар. На дворе у них жила неграмотная пара – Фрол и его жена Ганна с тремя детьми. Майя себе поставила задачу – во что бы то ни стало обучить грамоте Фрола и Ганньку и тем самым внести свой вклад в всеобщую ликвидацию неграмотности. Анна Васильевна говорила: «Как же ты справишься? У тебя же времени совсем нет!». На что Майя отвечала: «Ничего, мамочка, в зимние вечера буду с ними заниматься!». Занятия их были очень смешными – Фрол и Ганнька сидели за столом и старались внимательно слушать Майю. А Майя, годившаяся ученикам в дочери, с большой серьёзностью повторяла слог за слогом и учила их читать. Фрол с трудом мог читать и писать. Его жена оказалась талантливей. Когда они уехали в Краснодон, Ганна написала Майе письмо. В этих огромных со старанием выведенных каракулях благодарная ученица благодарила свою учительницу Майю за грамоту и сообщала, что читает букварь.

***

Майя стояла у зеркала, смотрела на себя и узнать не могла в этой гордой и красивой невесте себя, комсомольского вожака и выпускницу 9 класса школы №6 посёлка Первомайки Майю Пегливанову. Она повернулась к стоявшим сзади маме, бабушке и тёте и с улыбкой сказала: «Ну вы разодели меня как невесту! Прям как на свадьбу и под венец! Нет, не могу я так, не могу!». Она сняла роскошный наряд свой, сшитый специально для выпускного вечера, повесила на вешалку в шифоньер и оттуда же достала своё старое и любимое вязаное тёмно – синее платье. Одев его, она взглянула в зеркало, осталось собой довольна и сказала: «Ну, что ж, пойдёмте !». И вся родня покинула дом и отправилась к школе.

***

Уже занималась алая заря над Первомайкой, когда Майя с родными возвращалась домой, уставшая и счастливая, печальная и весёлая. Уже у порога дома Майя услышала громкий мальчишечий крик, раздававшийся эхом: «Война начилась! Война начилась! Война началась!!! Немцы напали!!! Немцы напали!!!». Майя, как ошпаренная, бросилась в дом, к радио – приёмнику, одела наушник, нашла Москву и с ужасом обнаружила, что крик был правдивый – диктор Левитан железным голосом объявил: «22 июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз!». Майю будто оглушили – она словно провалилась в бездну и нечего вокруг себя не слышала, голова кружилась а смуглые пальчики мертвецкой хваткой сжались в крепкие кулаки. Тут же подоспели родные, но Майя их не заметила и только словно сама себе сказала: «Это правда, чистая правда. На нас напали немцы. Война...»...

***

Не могла Майя заснуть в то ужасное историческое утро, не лез кусок в горло, вода не лилась в глотку. Майя не знала куда себя деть – везде ей в доме было невероятно тошно. И вот она стрелой вылетела на улицу и отправилась бродить по посёлку. Тут же, в узеньком переулке, встретила она Улю Громову, выражение прекрасного лица которой было точно такое же, как у Майи. Но обе не плакали! Уля, заметив подругу, остановилась и хриплым от долгого молчания грудным голосом сказала: «Майя, что ты будешь делать, если немецкая тварь нас оккупирует?»

- Я буду бороться с ними, драться до последней капельки крови. Костьми лягу, но не дам им почувствовать себя хозяевами мира!

- И я также – не дам им и минуты почувствовать себя тут баринами!

- Так что же? Бороться вместе будем?

- Будем! Мы с тобой Майя будем бороться!

Подруги крепко обнялись и разошлись по домам. Теперь Майе было не так тошно в доме, как до разговора с Ульяной. Теперь у неё были силы жить, теперь она знала что будет делать дальше...

***

Сводки были не утешительны – враг всё ближе приближался к Москве. Наши отступали. Страшные бои шли в «Вяземском Котле», давно пала Брестская Крепость и пал Смоленск, боролся и не сдавался Киев, а немцы с каждым днём всё ближе подходили к Донбассу...

В эти последние дни августа страшного 1941 года наша героиня Майя с товарищами трудилась не покладая рук на полях, за сборкой урожая. Под её руководством стайка пионеров и октябрят, не разгибая спинок, собирая выращенное под дымом и огнём войны.

Немцы всё ближе подходили к Краснодону. Комсомольцы были посланы на окраины города – рыть окопы. Как гранаты, летели в стороны комья сухой земли. Майя без передыху работала лопатой, словно аппарат – вниз, копнул, вверх, вниз, копнул, вверх, вниз, копнул, вверх. С каждой минутой молодые руки и спина всё больше болели. Силы девушки были на исходе. И вдруг Майя почувствовала, что сил в ней больше нет. Она оперлась на лопату, сжалась и подумала: «Не сдавайся! Не сгибайся! Иначе ты не комсомолка!». И тут Майя запела звонким голосом:

«Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой!
С фашистской тёмной силою,
С проклятою ордой!»

И все подняли головы – И Уля Громова, и Толя Попов, и Витя Петров, и Лина Самошина, и Нина Минаева, и Володя Рогозин и Шура Дубровина – и посмотрели на подругу с уважением и подхватили гимн всего народа, написанный недавно всего за три дня:

«Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идёт война народная,
Священная война!».

И так они работали с песнями, больше не чувствуя усталости и боли. Они чувствовали лишь одно: непоколебимую гордость и полную готовность сражаться с врагами до последнего...

***

Однажды Майя получила фронтовое письмо, сложенное треугольником. Оно было от Виктора Покровина, брата её одноклассницы Веры, который ей очень нравился. Он был старше её на три года. Часто он зимой катал Веру и Майю на санках и вместе с ними катался на коньках по льду замёрзшей Каменки. Виктор часто приходил к Майе домой, приносил ей стопки книг. До войны Майя и не подозревала, что она очень нравиться ему. И он ей об этом ничего не говорил. А в письмах с фронта он открыто писал об этом. Майя показывала письма маме и говорила: «Знаешь, мам, я не стану отвечать на его письма. Если б он мне писал простые товарищеские письма, я бы отвечала. Почему он мне так пишет? А так я ещё не разбираюсь в этом. Мне учиться надо!». В письме были такие строчки, Виктор писал из Одессы: "Лежим мы на берегу Черного моря и смотрим на волны, они точно синие ленты, вплетенные в твои черные косы". Анна Васильевна сказала с упрёком дочери: «Нет, Майечка, ты не права. Он воин и ему важны твои письма и твоя поддержка. Так ему будет легче воевать и защищать Родину». Майя согласилась и стала отвечать на письма Вити, писала ему дружеские тёплые письма. А вскоре он погиб на фронте в одном из сражений...

***

В тот сентябрь частям Красной Армии всё же чудом удалось остановить фашистов в 50 километрах от Краснодона. В городе разместились солдаты Красной Армии. На квартире у Пегливановых поселился лейтенант. Он дал Майе небольшую книжку под названием «Таня». Вечером она собрала всю семью в комнате и вслух прочитала о подвиге московской школьницы Зои Космодемьянской, ставшей партизанкой и солдатом и погибшей от рук фашистов в деревне Петрищево на виселице. Прочитав книжку, Майя с большим волнением воскликнула: "Она погибла, но ведь не напрасно! Умереть за Родину превыше всего!". Потом книжку эту у неё увидела Уля Громова и попросила почитать. Потом книга попала в руки к Лине Самошиной, потом к Нине Минаевой, потом к Саше Бондаревой, потом к Шуре Дубровиной и так пошла по рукам, пока все не узнали о московской восемнадцатилетней партизанке Зое Космодемьянской. А в декабре пришло радостное известие – Враг отброшен от столицы! Красная Армия перешла в наступление! Но вот настал новый, 1942 год. Продолжалась Блокада «Петрова Творенья» - Ленинграда, которая началась ещё осенью, в сентябре. Немцы предпринимали новое наступление на юг – на Донбасс, на Кубань, на Кавказ. И вот, 17 июля объявили – немцы у Краснодона, Красная Армия уходит...

***

Майя и Анна Васильевна в спешке собирались в эвакуацию. С ними поехали их соседи – Анастасия Дмитриевна Колобова, её сын и муж. Ехали они на подводе, а иногда приходилось идти пешком. В пути Майя не унывала, а только повторяла: «Мы вернёмся, и наш город обязательно будет освобождён!». На привалах она взяла на себя роль командира, всем сама распоряжалась: «Так, мама, ты и Анастасия Дмитриевна ложитесь под телегу. Николай, сбегай к реке, набери воды. Я вам такой цыганский суп сварю!». Пока она варила суп, она пересказывала своим попутчикам сюжеты любимых книг. Анастасия Дмитриевна сказала: «Ох, Майя, с тобой и эвакуация не эвакуация! Словно обычное путешествие, словно и войны нет, право слово!». В пути подвода Пегливановых – Колобовых встретилась с подводой с раненым солдатом. Он был без сознания, метался в бреду и стонал. Майя потребовала сделать остановку, взяла свой зонтик, поставила его и загородила голову раненого от жестоко палящего солнца. Она побежала к реке, набрала немного воды, вернулась, вынула из кармана платья платок, смочила его и положила на горячий лоб солдата. Когда тот очнулся, он улыбнулся Майе и сказал: «Благодарю, сестричка! Никогда тебя не забуду!». Вскоре подвода прибыла в Новошахтинск, но там же беглецы узнали, что это уже немецкий город. Путь к отступлению отрезан...

***

Рано утром на дороге в Новошахтинск, заполненный немцами и беженцами, на горизонте показалась хрупкая тоненькая фигурка. Это была девушка, светловолосая, молодая, красивая, среднего роста. Одежда её была вся в пыли. Обувь за время пути износилась. На тощих плечах болтался рюкзак. Она стала пробираться к табору подвод и беженцев и, наконец, нашла подводу с Пегливановыми и Колобовыми. Все спали. Майя спала на телеге. Во сне она была спокойна как никогда. Уставшая путница с улыбкой и нежностью смотрела на Майю и старалась не делать лишних движений, чтобы не разбудить её. Но Майя сама распахнула свои чёрные, как ночь, глаза и радостно вскрикнула: «ШУРА!». Да, это действительно была бывшая классная руководительница Майи, её лучшая подруга, молодая учительница химии Александра Емельяновна Дубровина. Они с Майей сблизились, когда выяснилось, что они обе увлекаются химией и точными науками. Частенько их видели в школе, дома у Майи за решением химических задач. Шура была невероятно предана и привязана к Майе, поэтому она и проделала столь долгий и невероятно тяжкий путь в сто километров пешком от Краснодона до Новошахтинска. Девушки со слезами на глазах стали обниматься, радостно кричать и радостно в обнимку прыгать, как маленькие. Майя громко, всхлипывая от счастья, спросила:

- Как же ты нас нашла, Шурочка?!

Александра, также как и Майя всхлипывая, громко ответила:

- Сосед ваш сказал, мол, Пегливановы в Новошахтинске застряли. Ну и я к вам рванула!

От их крика проснулась Анна Васильевна, и её реакция была такая же, как и у её дочери – она радостно со слезами закричала: «Шурочка! Золотая ты наша!» - крепко обняла её и поцеловала в загоревший и потный лоб. Встреча была невероятно радостной. На следующий день последовал приказ коменданта – немца Новошахтинска – всем беженцам, скопившимся в городе – возвращаться назад. Шура и Майя явились к нему и потребовали у него бумагу, которая помогла бы им свободно выехать обратно в Краснодон и вернуться. Итак, неудавшиеся эвакуационные возвращались домой в Краснодон, уже занятый фашистами. Проезжали они по деревням, где видели отвратительных пьяных предателей – полицаев, новых властителей – солдат фюрера. Только Майю и Шуру это не заботило – они были вместе и всю дорогу оживлённо разговаривали друг с другом обо всём. Проезжая через одну оккупированную деревню, наши герои столкнулись с двумя полицаями, которые хотели отобрать у них лошадь. Они уже начали отвязывать лошадь, когда Шура с серьёзным видом встала, достала из кармана платья бумажку с приказом коменданта на немецком языке покинуть город, топнула ножкой и сказала: «Вот, пожалуйста, у нас приказ! Вас по немецки положено знать, нате, читайте! Давайте – давайте, бездельники, ступайте!». Из написанного на бумажке полицаи ничего не поняли, испугались и оставили наших путешественников в покое, как можно дальше убежав. Майя засмеялась и воскликнула, обращаясь к Шуре: «Молодец, комсомолка, вся в секретаря!». Как только подвода отъехала достаточно далеко от той деревни, Майя и Шура громко расхохотались и сквозь смех говорили: «Если бы на этой яряшке, которая были пришита на руке, было бы написано "болван" все ровно они обвязались бы ею!». В Краснодон они добрались вечером 2 августа. К Пегливановым тут же прибежали Уля Громова, Саша и Вася Бондаревы, Лина Самошина, Нина Герасимова, Нина Минаева, Лиля Иванихина. Они громко приветствовали Майю, кружили её по очереди по комнате, кричали: «Ура! Секретарь с нами!». Ребята стали высмеивать новые немецкие порядки. Анна Васильевна стала испуганно шикать на ребят, прикладывать палец к губам, встревожено шептать: «Тише, дети, тише! Вас схватить за это могут, плетей дать!». И ребята, дабы не пугать Анну Васильевну, замолчали.

***

В августе по посёлку начали появляться листовки с призывом не верить немцам и бороться с ними. Это приводило оккупантов в бешенство. Они требовали от полицейских немедленно найти того, кто пишет эти листовки. Но всё было тщётно – партизаны были неуловимы. Вот и в эту звёздную тёплую ночь по улицам посёлка скользили тёмные фигуры. Вот у забора одна из них остановилась и быстрым движением намазала лист бумаги с текстом и приклеила к забору. Если бы наш читатель был там, в ту ночь и имел бы при себе фонарь, он бы, без сомнений, узнал в этой тёмной фигуре героиню нашего произведения Майю Пегливанову. Майя стала подпольщицей недавно. Ровно так, как и другие. Это она вместе с Улей Громовой и Толей Поповым собрала подпольную группу из друзей и вместе с ними начала настоящую войну против новой власти, бросая вызов своими дерзкими операциями предателям – ищейкам полицаям. Подпольщики решили писать листовки с призывами и параллельно собирать детали для радиоприёмника, чтобы слушать сводки Совинфбюро и передавать в листовках информацию о положении на фронте. Каждую ночь Майя незаметно выскальзывала из дома и, несомненно, рискую головой, расклеивала по 40 штук листовок на стенах, на заборах, на столбах. Мама же ничего не знала о деятельности своей единственной дочери и даже не догадывалась. Но в сердце материнском заселилась тревога...

***

Майя очень активно проявляла себя в подпольной деятельности. Вместе с Улей и Ниной Герасимовой она на базаре подсунула старухе, торгующей пирожками, под видом бумаги для заворачивания жирных масляных пирожков листовки. У знакомой фельдшерши она добывала метры бинтов и йод, «для домашних нужд». Один раз она пошла к тёте в село Самсоновку, что было в 15 километрах от Первомайки. Мать не хотела отпускать её одну так далеко, боялась, что «обидят по дороге». Но Майя её убедила, что знает дорогу через балку и никто её не увидит. А сестра потом рассказывала Анне Васильевне, что после прихода Майи из степи люди приходили с листовками. Вместе с тётей и мамой Майя предприняла попытку освободить офицера Красной Армии из лагеря военнопленных, но это так и не произошло – всё сорвалось и пленных перегнали в другое место.

Вскоре подпольщики Первомайки установили связь с группой города Краснодона и посёлка Краснодона. Улю избрали членом штаба. А вскоре все подпольщики приняли написанную Олегом Кошевым и Иваном Земнуховым клятву вступления в подпольную организацию. Отныне их организация называлась «Молодая Гвардия».

***

Приближался ноябрь, продолжалась Битва за Сталинград. В те дни подпольщиками «Молодой гвардии» было решено подготовить «Сюрприз» к 25 – летней годовщине Октября – они решили вшить красные знамена и вывесить знамёна на самых видных местах. Добыли красную краску и сшили своё знамя первомайцы. И в заветную ночь Уля и Толя вывесили флаг на заброшенной шахте.

Скоро с разрешения властей открылся клуб имени Горького. Директором назначили подпольщика Евгения Мошкова, а администратором – Ваню Земнухова. Таким образом, Клуб стал Штаб – Квартирой «Молодой Гвардии», в котором подпольщики под видом репетиций кружков проводились собрания. И часто в клубе видели Майю, и часто она предлагала свой план действий операций.

Ночью 5 декабря, в праздник советской конституции, дом Пегливановых – Фоминых проснулся он того, что на улице были крики, и через окно было видно, как поднимается зарево пожара. Майи дома не было – она сказала маме, что после репетиции заночует у Иванихиных. Утром она пришла и мама спросила у неё: «Майечка, ночью пожар был! Ты не знаешь, что это горело? Не «ДонЭнерго»?». На что Майя ответила: «Нет, мама, это Биржа Труда сгорела! Представь, сколько людей спасено от рабства!».

***

И всё шло у подпольщиков хорошо – шла подготовка к вооруженному восстанию. Красная Армия с каждым днём была всё ближе. Сталинградская битва окончена! Немцы наголову разбита. Поздно ночью в конце декабря Майя стрелой влетела в дом с листовкой в руке и крикнула:"Ура! Морозосвкую взяли! Немцам - крышка!". И в листовке действительно извещалось, что освобождена станица Морозовская! На вопрос, где Майя листовку взяла, она сказала, что на стене их дома висела, а она её сорвала. Но, конечно же, не висела листовка на доме Фоминых – Пегливановых. Майя сама её написала, когда они у Ули слушали Москву.

Но планам ребят не суждено было сбыться – 1 января в подвале клуба нашли пропавшие немецкие новогодние подарки и арестовали Земнухова, Мошкова и Третьякевича. Было приказано всем уходить. Но Майя наотрез отказалась от этого «Товарищи будут погибать, а я как крыса трусливая прятаться буду? Вот уж нет! Никогда и не за что!». Вечером 12 января Шура Дубровина сидела у Майи дома вместе с хозяйкой. Их группа раскрыта. Уже арестовали Улю, Толю, Витю, Иванихиных, Бондаревых, Лину, Минаеву и Герасимову. Их предали. Их всех, почти всю организацию, предали члены их же группы – Генка Почепцов и Зинка Вырикова. Остальных же выдали Ольга Лядская и Сима Полянская. Майя и Шура понимали, что и их уже вот – вот должны арестовать, но они этого не боялись и виду не показывали. Они легли спать вдвоём на кровати Майи. У Анны Васильевны тоже неспокойно было на душе – тревога и тоска рвали её материнское сердце. Чувствовала она, что вот – вот навсегда отнимут у неё её единственную и неповторимую дочь, её Майечку, умницу – красавицу - комсомолку, в чьих жилах бурлила и кипела горячая армянская кровь и гордая непокорная русская кровь. Заглянула она в комнату дочери и увидела спящих вместе подруг. Лики их были так спокойны и бледны в лунном свете, что уже казались мёртвыми. Анна Васильевна не выдержала и тихонько заплакала. На улице бушевала метель....

***

Вдруг в дверь страшно громко кто – то забарабанил кулаками и ногами, и послышалась ругань. Анна Васильевна подумала: «Ну, вот и всё!». Она подумала не открывать дверь, не пустить полицейских, спрятать дочку и её подругу. Она кинула свой полный слёз взгляд на спящих девочек и вдруг Майя распахнула глаза и спокойно сказала: «Открывай, мам. Это за мной. Открывай – открывай, а то дверь ещё сломают, а на улице мороз». Из – за двери громко заорали: «Открывайте, полиция! Не откроете, всех перестреляем!». И Анна Васильевна, набравшись мужества, отперла дверь. Вошедшие полицаи тут же с силой оттолкнули Анну Васильевну, и она бессильно сползла по стене. Полицейские ворвались в комнату Майи. Она уже сидела на кровати, свесив вниз ноги. Она спокойно посмотрела на пришедших навсегда увести её из дома, и не один мускул на красивом и гордом лице её не дрогнул и не дёрнулся. Чёрные как смоль растрепавшиеся волосы обрамляли её героичный лик, чёрные и бездонные, словно тёмная южная непроглядная ночь, глаза глядели на полицейских. Она сказала: «Ну что, за мной пришли? Ну, так вот она я, а в сторону семьи моей и смотреть не смейте». Тут же проснулась Шура и увидела над собой в лунном блеске полицейских. Она не испугалась, а лишь с ненавистью посмотрела на них. Полицай, по - видимому, самый главный, сказал: «Собирайся, Пегливанова! Ты арестована! Допрыгалась, комсомольский секретарь!». Он перевёл взгляд на Шуру и сказал: «И ты, училка, тоже собирайся! Вместе вам веселее будет плёток получать!». Майя и Шура встали, собрались. Майя успела поцеловать родных, маму, и прошептать: «Мамочка, не плачь. Всё будет хорошо! Уже завтра нас отпустят». Но Майя знала, что уже никогда не вернётся сюда, не увидит маму, бабушку, дедушку, тётю, не достанет с полки любимых книг, никогда не заведёт патефона и не услышит любимой музыки. «Всё! Пошли!» - прикрикнул на Майю полицай. Но она, словно армянским кинжалом проткнула, взглядом горячим зыркнула в продажную собаку – предателя и звонким, словно сталь клинка голосом сказала: «Подождёшь! Не видишь, я с родными прощаюсь!». Наконец, она встала, оделась, и, бросив прощальный взгляд на мать, ушла навсегда в темноту, навстречу смерти....

***

Сразу по прибытию в тюрьму Майю вызвал на допрос Соликовский, начальник полиции. Он был по своему обыкновению пьян. Когда Майю ввели в его кабинет, она отметила про себя, что пол, стены коридора и кабинета сплошь залиты кровью. В кабинете были полицаи, сам Соликовский и двое немцев – гестаповцев. Соликовский посмотрел на Майю, ещё целую и невредимую, ухмыльнулся и сказал, прицыкнув языком: «Ох, хороша девица! Ну, прям цыганка! Чес слово – цыганка гадалка! Ну, голубушка, расскажи – ка нам с Плохих – правда ли что партизанка ты и кто ещё в вашей шайке состоит? Сознаешься во всём, жить будешь и деньжонок получишь. Нет – пеняй на себя! Будешь не хуже подружки твоей Громовой. От, вишь клок волос ведьмы этой с кровью, что на столе у меня? Это я его выдрал! Хочешь также али как?». Майя стояла не шелохнувшись. Чёрные как смоль растрепавшиеся вьющиеся волосы кольцами обрамляли её героичный гордый благородный лик. Её чёрные и бездонные, как непроглядные южные ночи очи, пламенно горели ненавистью и презрением. Она гордо воскликнула: «Да! Я - партизанка! Съели?! И ничего вы от меня не добьётесь – хоть железом калёным жгите, хоть плетьми бейте, хоть вешайте, прям здесь. Всё равно телом моим вам Красную Армию не остановить! Будьте вы, собаки, сволочи, прокляты! Тьфу на вас!!!». И Майя с силой плюнула Соликовскому прямо в лицо. От этого он пришёл в необузданную ярость и вместе со своими подчинёнными был Майю кулачищами и плётками. Вот только Майя молчала. И крика с её губ не сорвалось. Когда же она совсем потеряла сознание, Соликовский, отдыхиваясь, яростно проклинал Майю: «Ух, ведьма! Солоха! Чертовка! Жанна д’Арк чёртова, Космодемьянская!». Ему вторили ошеломлённые стойкостью и героизмом допрашиваемой девушки гестаповцы: «Я, Я, Жана Дарк, Космодемянская, Кармен...»....

***

Майя очнулась в сырой камере среди своих подруг на коленях у Тони Иванихиной. Её лицо было всё в кровоподтёках, волосы слиплись от крови. Она слабо улыбнулась Майе и она ей в ответ. Сквозь ничтожно маленькое забитое окно пробивался лучик света солнца. Майя спросила: «Где Шура?». Тоня ответила:

- Её побили и отпустили за неимением улик.

Неожиданно раздался яростный вопль Соликовского, и в замке камеры лязгнуло железо ключа, и скрипнул ржавый замок. Дверь распахнулась, и полицейские швырнули как куклу на пол окровавленную Шуру Дубровину. Майя сначала едва не вскрикнула от ужаса, а потом она побагровела, и её руки сжались от ярости в крепкие кулаки. Она вместе с Тосей Мащенко, девушкой из городской группы, оттащила Шуру к стене, положила её голову к себе на колени и прошептала: «Сволочи!». Скоро Шура очнулась и прошептала разбитыми губами: «Я не могла Вас бросить, иначе я бы предала Вас...»....

***

По дороге к тюрьме шли мамы Майи, Шуры и Саши – несли дочкам передачу – большой пирог. Вот они уже возле тюрьмы, где мучили и пытали их детей. Они увидели, что во двор тюрьмы вгоняют крохотную группу истерзанных и покалеченных детей. Анне Васильевне врезался в память избитый парень с выбитым глазом, который шёл впереди за руку с когда – то прекрасной, а теперь избитой и искалеченной девушкой. Это были Коля Сумской и Лида Андросова – лидеры группы посёлка Краснодон. Вид Лиды ужаснул Анну Васильевну – всё лицо в кровоподтёках и синяках, каштановые волосы слиплись от крови, при ходьбе она заметно хромала, вся одежда была пропитана кровью. «Неужели эти изверги сделали мою Майечку такой же, как и эта бедная девочка?!» - с замиранием сердца подумала Анна Васильевна. Вместе с мамой Шуры она упросила знакомого полицая передать передачу девочкам. Он нехотя, но всё же передал пирог. Вернулся с половиной пирога. Как только полицейский скрылся, матери бросились развернуть пирог. Из него торчала маленькая записочка. Они выхватили её и прочитали каждая про себя: «Вы не плачьте, мамы, все ровно придут наши, и мы будем вместе с Вами. Мы бодры и веселы!». «Моей Шурочки почерк!» - заплакала мама Шуры. Анна Васильевна попросила её подождать, а сама, стараясь не попадаться на глаза никому, пыталась найти окно камеры, где сидели девочки. И вот в маленьком зарешеченном окне она увидела лицо Шуры. Знаками рук она указала, что Майя спит, но всё равно мать почувствовала, что Майя не может двигаться. Она не могла ей ничем помочь...

***

Настал день 15 января, когда немецким начальством приказано было уничтожить подпольщиков. Вечером распахнулись двери камер и полицаи лаяли: «На выход!». Майя уже не могла двигаться – ей сломали во время допросов обе ноги. И видеть ничего она не могла – во время пыток изверги ей выкололи её прекрасные бархатные чёрные бездонные очи. Она вся была исполосована плётками, и груди не было – отрезали. Уля и Лина спохватились и принялись писать прощальное письмо на стене. К их посланию Шура добавила: Да здравствует товарищ Сталин. Шура, сама едва передвигающиеся, заботливо одевала подругу. Когда их привезли к месту казни – за город, к заброшенной шахте №5, их начали скидывать – кого живо, кого уже пристреленного. Майя получила пулю в лоб – и за миг до этого она вспомнила всю свою жизнь, всех своих близких – маму, отца, которого она не знала, бабушку, дедушку, лучших подруг Шуру, Улю, Лину, Нину и, конечно же, Виктора Покровина – её первую и последнюю любовь...

***

14 февраля в Краснодон вошли части Красной Армии. И их стали умолять достать из шахты тела своих детей родители героев. Сразу же начались спасательные работы. У шахты ежедневно дежурили родители, родственники, доктора. Майю извлекли одной из последних. 1 марта героев похоронили в центральном парке их родного города. Горю Анны Васильевны не было конца. Утешение у неё было одно – то, что Майя оказалась достойной Ленинского комсомола, научившего ее как надо жить и бороться за Родину, её свободу и её независимость....