Антонина Дьяченко и Юрий Полянский

Пролог

Проходят года, идут снегопады, льют дожди, дуют ветры, печёт солнце над небольшим посёлком Краснодон, что на Луганщине, в жарких степях Украины. И всё в этих краях поёт песню о детях этих мест, о непокорённых молодогвардейцах. В центре посёлка стоит небольшой мемориал «Бессмертие» Склонилась скорбящая мать над большой плитой, где высечено 13 имён героев Краснодонского подполья. Среди них – имена Антонины Дьяченко и Юрия Полянского. Не все знают, что с этими именами связана трогательная романтическая история, о двух любящих сердцах, чьи нежные чувства были так подло и вероломно опалены войной с фашистской Германией. Именно эта история сейчас будет рассказана.



Знакомство

Жизнь восьмиклассницы Тоси Дьяченко полностью перевернул приезд в её родной посёлок Краснодон семьи Полянских – в её жизни появился Юра Полянский, комсомолец из Лисичанска. Они встречались в школе, на улице, на комсомольских собраниях, и всегда при виде Тоси он краснел до корней волос. Молодой комсомолец тоже нравился Тосе, только она не признавалась в этом даже себе. Зато это замечала её лучшая подруга Женя Кийкова, и невольно улыбалась, когда Юра и Тося случайно встречались в коридорах их родной школы № 22 имени Тараса Шевченко и смотрели друг на друга смущёнными взглядами. Всё складывалось хорошо. Тося и Женя окончили семилетку и подали документы в Гомельский Текстильный Техникум. Но тут же всю Страну Советов постиг страшный удар – 22 июня 1941 года Немецко – фашистская армия вероломно напала на нашу Родину.



Война!

В жизни Тоси, Юры, Жени и всех комсомольцев всё перевернулось – исчезла радость в глазах, улыбка на устах. Ребята стали редко видеться, выезжали на сборку урожая в полях. Но, казалось бы, никто, даже война, не испортит отношения Полянского и Дьяченко. Но вот сентябрьским вечером у костра, до ушей Тоси донеслись ехидные шепотки: «А Юрка – то Полянский за Люськой ухлёстывал!– Вот же бесстыжий!» Всё внутри Тоси перевернулось, лёгкая улыбка сползла с лица, она готова была плакать от обиды. «Как же так? Как он мог меня обмануть?!» Изменения в лице подруги заметила и Женя Кийкова, она сама помрачнела в лице. Они были разочарованы в Полянском.

Разумеется, никакой измены не было, это были просто глупые сплетни. И никакой Люси не было. На следующий день ребята встретились в школе и Юра, ничего не зная, лучезарно улыбаясь, шёл навстречу Тосе и Жене, что бы поздороваться. Но Тося посмотрела на него холодным и безразличным взглядом, как будто его и не существовало. А Женя на него посмотрела взглядом, полным укоризны и осуждения, в её взгляде читалось: «Как ты мог?» Девочки прошли мимо. Юра был ошарашен. Он ничего не мог понять. Он в последующие дни несколько раз пытался заговорить с Тосей, но она не хотела с ним разговаривать. Только потом товарищи ему рассказали, что когда шла уборка урожая, вечером у костра какие – то болоболки лясы точили и сдуру взболтнули, что он за какой – то Люсей ухаживал. И Тося всё это слышала. Для Юры это было настоящим ударом. Он даже не знал никакой Люси. «Она во мне разуверилась!» - эти страшные для него слова повисли на душе, как камень. Худшего и быть не могло. Если бы он знал, кто были те, кто проронил эти роковые слова, он бы убил их на месте. Но он не знал, кто это был, эти подлые личности канули во время.

Прошло несколько месяцев, была отведена опасность оккупации Краснодона осенью, немцы были остановлены, наступил новый 1942 год, уже отгремела Битва за Москву, последние сводки были не очень утешительными, предстояло обессмертить себя городу Сталинграду. Молодые комсомольцы всё также не общались. 9 января Юра решил, что хватит играть в молчанку, сел за свой письменный стол, достал свежий лист бумаги, обмакнул своё ученическое перо в чернильницу и начал писать...



Первые письма

На следующий день, выходя из дома, Тося Дьяченко обнаружила на своём пороге небольшую, свёрнутую вдвое записочку. Она засунула её в карман своего пальтишка, т.к. торопилась в школу, её назначили пионервожатой в 6 класс. Вернувшись домой вечером, она зажгла лампу «шахтёрку», достала утреннюю записку и начала читать: «Тося, я люблю тебя. Я знаю, что ты уверена в том, что я обманул тебя. Но я не знаю, что это вообще за глупость, и кто ее мог пустить. Вот клянусь тебе своей комсомольской честью, что это не люди, это просто-таки какие-нибудь идиотки... Неужели я настолько глуп, что мог все это делать и писать тебе, беспокоить, надоедать... С приветом, Юрий П.»

Тося достала из ящика свежий лист бумаги, и написала ответ…

Рано утром в окно Юриной Комнаты раздался тихий стук. Юра распахнул форточку – чья – то маленькая рука протянула ему свёрнутую в втрое бумажку. Форточка закрылась, и Юра с трепетом развернул адресованную ему бумажку, и он там увидел коротенькую запись: «Пусть угаснут твои чувства… Тося Д.» Юра едва не упал от такого ответа. Он был поражён настолько холодной реакцией на его признание. На лежавшем на столе листике бумаги из тетради он дрожащей рукой написал: «Я был убит, получив ответ... Ведь как звучали слова: "...Пусть угаснут твои чувства". Да разве они могут угаснуть, если я люблю тебя, люблю искренне... До этого я не понимал, для чего живешь. Я думал, что жить - это значит учиться, работать, быть полезным обществу... Понял лишь теперь, что жить - это еще любить и быть любимым...»

Через несколько дней был получен ответ, всё так же лаконичный: « Любовь – это коварство и губительное чувство» Юра надежды не терял. Он написал несколько предложений в ответ…

На дворе стояло начало февраля, снег потихоньку таял. Зима была на исходе. Но эта зима не была для комсомольцев посёлка Краснодон пустой – Тося, Женя, Юра и их друзья Нина Кезикова, Надя Петрачкова, Лида Андросова, Нина Старцева, Коля Сумской, Володя Жданов, Надя Петля, Жора Щербаков и Саша Щищенко во главе с недавно закончившей Педагогический Институт Тоней Елисеенко дежурили в госпитале, читали раненым газеты и письма из дома, очищали дороги от снежных заносов. Девочки, назначенные пионервожатыми, учили своих подопечных всему, что умели – девочек шить кисеты и вязать носки, варежки. По всей стране пронеслась слава о подвиге Зои Космодемьянской. Статью Петра Лидова «Таня» читали своим подопечным со слезами в глазах Тося Дьяченко, Лида Андросова, Надя Петрачкова, Нина Кезикова, Нина Старцева, Женя Кийкова. Переписка между Юрой и Тосей продолжалась. Вернувшись вечером домой, 10 февраля Тося получила из рук своей младшей сестрёнки Гали письмо «от какого – то мальчика» - как передала ей младшая сестра. Тося смекнула, кто может быть этим мальчиком. Развернув письмецо, она увидела такое послание: «Очень благодарен за ответное письмо тебе и твоему диктору... Любовь - это не коварство, это внутреннее чувство человека, и в этом я верю великому русскому поэту Пушкину, а не тебе и твоему диктору...» На это письмо Тося не ответила...



Серьёзный Разговор

Прошёл месяц, Тося на письма не отвечала. В эти дни Юрий был сам не свой. Видя, как тяжело ему, решил как – то повлиять на эту историю друг Юриного брата Геннадия Алексей Зиновьев. Когда Гена уходил в армию, он поручил друзьям взять над младшим братом шествие, и Алексей дал Гене обещание, что если у Юры что – то случится, он всегда поможет, чем сможет. Вот как – то мартовским утром Тосю за калиткой собственного дома кто – то её окликнул: «Эй, это ты Антонина Дьяченко?» Тося обернулась и в 2 шагах от себя увидела высокого зрелого парня лет 20. «Да, это я» - спокойно ответила девушка. Молодой человек подошёл к ней поближе и представился: «Алексей Зиновьев, комсомолец» В ответ Тося кивнула ему. Молодой парень продолжил:

- Я пришёл поговорить с тобой, Антонина.

- Я внимательно слушаю.

- Я друг не без известного тебе Юрия Полянского. У меня к тебя просьба: уважь Юрины письма, обрати, наконец, на него внимание. Ведь любит тебя всей душой и сердцем. Разве бы он писал тебе, если бы история с той девушкой была правдой? Юра ведь поклялся тебе своей комсомольской честью, а такими клятвами просто так не разбрасываются. Он ведь так переживает.

- Но у меня уже есть друг.

- Вот тебе мой совет на будущее: Никогда не обманывай, прежде всего, себя. Но если ты человека любишь, то для него найдешь минутку свободного времени, а это ему целое счастье... Да и разве он плох чем-либо? Надеюсь, наш разговор что – то изменит. Будь здорова…

Алексей развернулся и ушёл в своём направлении. А Тося стояла недвижной. Последние слова Зиновьева произвели на неё не малое впечатление. Тут она опомнилась и зашагала к школе. Но всю дорогу она провела в размышлениях: «Как он сказал: «Не обманывай себя» Ведь никакого друга у меня нет. И Юра поклялся мне своей комсомольской честью. Такими клятвами на ветер не бросаются. Честь – это наше достоинство. И оно принадлежит только нам. Пожалуй, честь – это самое главное, что у нас есть. И она, пожалуй, главнее даже жизни. Если эти фашистские твари придут сюда, мы умрём, но не сдадимся. Мы отдадим свою жизнь, но не дадим уничтожить нашу честь и честь Комсомола…» - Так Тося не заметила, как оказалась на ступеньках родной школы №22. У дверей её встретила верная Женя Кийкова. Она заметила, что её подруга погружена в какие – то глубокие мысли. Она спросила: «Что – не будь, случилось,Тося?» «Нет, всё в порядке» - ответила Тося. И Девушки зашагали по коридору в классы. А вечером Тося написала Юре небольшое письмо. С того мартовского солнечного дня отношение Тоси Дьяченко к письмам Юры Полянского изменилось...



Весна

Пролетели февраль, март, апрель, на дворе стоял зелёный красавец май. В мирное время в мае хотелось стихов, романтики, любви…. Но не до романтики было молодёжи 1940 – х годов. Поступали тревожные сводки с фронтов, в Краснодоне были расквартированы солдаты Красной Армии. Юные комсомольцы всё так же работали в госпитале и в Колхозе. Вот и 6 мая, Тося вернулась домой затемно, уже весь дом спал. На комоде в комнате она обнаружила белеющий в полумраке листочек. Она взяла его в руку и стала тихо пробираться в свою комнату. Тихонько она прокралась мимо кровати, где мирно спала младшая сестра и раскладушки, где отдыхала после работы недавно приехавшая из Винницы двоюродная сестра Оля Сапрыкина. Лунный свет, пробивавшийся через окно, освещал лица Оли и Гали. Их лики были настолько чисты, мирны и беззаботны, что казалось, никакой войны и не было, не существовало никаких фашистов. Тося зажгла маленькую свечку и при её свете прочитала: «Я снова тревожу тебя своими глупыми записками... Я прошу тебя уничтожить все те записки, которые я писал тебе. Я не хочу быть посмешищем!!! С приветом когда-то любящий тебя Юрий". Тося задумалась над этой запиской. Несмотря на усталость, она написала на листе бумаги: «Напрасно думаешь, что ты тревожишь записками, и они вовсе не глупые... Ты не прав, что считаешь себя посмешищем. И я не буду уничтожать твои письма. Пусть будут они памятью 1942 года. Товарищами мы будем так же, как и раньше». Тося сложила Юрину записку в потайной ящик в столе, разделась и легла спать.… На следующий день Юра со смешанными чувствами держал в руках листик бумаги, где легли буквы дорогого сердцу почерка...



Летние Встречи

Наступило лето, Юра и Тося стали разговаривать, но и переписка не пресеклась. Они по-прежнему переписывались. Их отношения слегка потеплели, но как писала Тося в своей записке, только как друзья. Но для Юры это было настоящим счастьем. Ребят отправили на работу в поля. Парней и девушек разделили – ребят – в Поповку, девчат – в Подгорное. Поехали туда и наши герои. Женя Кийкова приболела, и не смогла поехать вместе с Тосей, но с Тосей поехали многие знакомые, в том числе и Нина Кезикова, душа романтическая. Вечером Тосе сказали: «Дьяченко, там к тебе гости». Уже выполнившие то, что им поручили, Тося и Нина ушли туда, куда им указали. И какого же было удивление Тоси, когда она увидела что их пришёл навестить… Юра Полянский! Да не один, а с другом.

- Здравствуй, Тося!

- Здравствуй, Юра! Знаком с моей подругой Ниной Кезиковой?

- Нет, пока нет.

Юрий вышел вперёд и подал руку Нине:

- Юрий Полянский, комсомолец.

- Нина.

Они пожали друг – другу руки, по комсомольски. Наконец Юра представил девушкам своего товарища, всё это время стоявшего в стороне: « Девушки, это Вадим, мой хороший товарищ. Вадим, это Тося, а это Нина». Наконец, все познакомились. Они долго гуляли и разговаривали. Вскоре Вадим покинул их, и ребята остались втроём. Становилось холодно и темно. Ребята разожгли не большой костер, и присели на брёвнышко. Юра и Тося о чём – то разговаривали друг с другом, а Нина о чём – то глубоко размышляла, всматриваясь то в ярко пылающее пламя костра, то в сверкающие на небесах звёзды. Быть может, она уже тогда знала, что ей и её товарищам суждено так же вспыхнуть, как этим искоркам костра, и взлететь на небеса, мерцая и освящая путь в кромешной тьме всему миру, как и этим прекрасным звёздам…

Нине очень понравился Юрий. Она записала в своём дневнике такие строки: «На улице сильный дождь, со всех сторон сверкает молния. Красивая ночь! Чудесная! И в такую ночь сидят три товарища и, вспоминая о прошлом, делают наметки на будущее. Так прошла ночь 15.06-42 г., которую долго я помнить буду. Люблю я такие ночи, когда, сидя при свете керосиновой лампы, вспоминаешь о друзьях-товарищах, о ночных пожарищах, с которыми вместе пришлось воевать. О прошлом, и думая о будущем. Какой замечательный мальчишка - этот Юрий. Стройный, красивый, умный и, главное, веселый. И думает! Сколько он думает, откуда у него берутся эти думы. О чем он думает, никто не знает. Он решительный и выдержанный, но как он любит Тосю Д! Я знаю, он страдает, переживает, однако всегда веселый, шутит. Тося тоже его любит, она мне всё-всё рассказала. Да, ждет его, и он вернется к ней. Они будут счастливы. Чтобы прекратить всякие переживания и страдания, я немного им помогу..."



Последнее письмо

Так прошёл ещё один месяц, фронт приближался к Донбассу. Юноши уходили на фронт, девушки рыли окопы. А 13 июля на имя Юрия Полянского пришла повестка явиться на сборный пункт, на следующий день. Начались спешные сборы, Юра даже не успел зайти к Тосе попрощаться. Тогда он прибегнул к тому, чего уже как несколько месяцев не делал – он написал…

На следующий утро Юра покинул посёлок. Он оглядел с холма то место, которое за два года стало ему родным: здесь он нашёл верных друзей, здесь он испытал и испытывает до сих пор первую любовь. Ему казалось, что вот она, перед ним – такая горячо любимая и такая желанная – Тося Дьяченко, с её прекрасными карими глазами под круглыми очками, которые ничуть не делали их хуже – наоборот, только делали их ещё прекрасней; с двумя толстыми каштановыми косами, которые, казалось, были сплетены из тысячи шёлковых нитей. С её завораживающим звенящим, словно колокольчик голосом, который Юра далеко не один раз слышал во сне. Вот она – хохочет над новой шуткой, и как будто соприкасаются между собой хрустальные колокольчики. Вот она мило улыбается на какой – то комплимент своим белоснежнозубым ртом. Как она прекрасна!...

Юра не знал, с кем ему передать последнее письмо Тосе. Решил уж сам отнести. Но утром на улице он встретил Женю Кийкову, возвращавшуюся из города по каким – то делам. После приветствия Юра посмотрел на верную подругу своей возлюбленной и сказал: «Женя, мне пришла повестка и я должен ехать, ты не могла бы передать Тосе вот это?» И он достал из кармана запечатанное в конверт письмо. Женя взяла письмо в руки, посмотрела на Юру и сказала: «Значит, уходишь. Конечно, я передам это Тосе. Береги себя, Юра» И они по – дружески обнялись. Евгения зашагала в сторону дома Дьяченко, а Юра в своём направлении.

Тося давно не спала, весь дом был поднят. Слышна была где – то в степи канонада, уже никто не сомневался – оккупация Краснодона неизбежна. Отец Тоси, Николай Иванович, был машинистом паровоза и с начала войны, до оккупации Краснодона занимался эвакуацией населения, предприятий и перегонкой составов. Он предложил Тосе эвакуироваться, но дочь наотрез отказалась, сказав отцу слова, которые были пророческими: «Мы должны партизанить!» Так и уехал один отец, оставив дочерей с женой дома. Забывать свои размышления о чести в то памятное мартовское утро после разговора со старшим Тося не могла и не желала.

В этот момент на пороге хаты семьи Дьяченко появилась Женя Кийкова. Она тоже ответила отказом на предложение эвакуироваться. В глазах подруги Тося увидела, что пришла она по сугубо личному делу, никто, кроме них не должен знать. Когда Тося позвала её в свою комнату, и они остались одни, Евгения вытащила из внутреннего кармана своей белой жакетки не большой конверт. «Тебе просил Юра передать вот это» и с этими словами подруга протянула этот конверт Тоне. Она быстро распечатала конверт и вынула оттуда аккуратный сложенный вдвое лист, исписанный мелким почерком. И там были такие слова: «Я знаю, что ты считаешь меня человеком несерьезным, совершенно ни к чему не способным... Для меня это совершенно безразлично, ибо я знаю одно: любовь моя к тебе не угаснет никогда, хотя эта любовь безответная...

Я понимаю, что это последнее письмо... Может быть, и не последнее, но это только надежда... самоуспокоение... Последнее только потому, что ты смеешься надо мной, возможно, презираешь меня... Разве это любовь трехдневная? Нет, эта любовь уже тянется на протяжении около двух лет. Помню я еще те зимние школьные вечера 1940 года, комсомольские собрания, лето 1941 года, осень 1941 года и, наконец, зима, и весна, и лето 1942 года. Помню, как на комсомольских собраниях я сидел, не сводя с тебя глаз, но я молчал. Помню, как первые времена при встрече с тобой я краснел, но я снова-таки молчал. Помню... как высказал свои мысли на бумаге и, безусловно, помню, какое впечатление получил от твоего ответа. Ведь я что, неопытный еще зеленый мальчик, это я понимаю. Но я люблю, и это любовь вечная, потому что она первая Сегодня, Тося, по случаю моего выезда спалил все дневники, в которых тысячу раз повторялось твоя имя, которые были напитаны только любовью. Я не мог их уберечь! Не мог повезти с собой, а, кроме того, подумал, на что они, если все идет прахом, если моя любовь безответна...

Это не "огромное по размерам и чудовищное по содержанию". Ты помнишь эти твои слова...

С приветом, всегда любящий тебя Юрий.

Р.S. Если будет время, напиши пару слов. Это для меня счастье".

Тоню как будто оглушили чем – то тяжёлым по её головке. Она была поражена неожиданным отъездом Юры. Когда она дочитала, из её всегда светящихся от радости глаз градом посыпались горькие слёзы, а она с глухими рыданиями опустилась на плечо верной подруги. Она сквозь слёзы застонала: «Женечка, что же я наделала! Я же просто хотела проверить его, а заставила его так страдать и мучиться и это из - за меня! А теперь он уехал и, наверное, я его больше никогда не увижу!» Женя обняла подругу, погладила по голове и сказала успокаивающим тоном: «Тося, ты теперь должна верить в то, что он жив и вернётся. Ты должна верить в это!» Как только Тоня перестала плакать, Женя ушла домой. Плечо её синего платья было мокрым, от Тосиных слёз. Ночью Тося не могла уснуть. Не давал покоя отъезд Юры. Как призраки летали его слова: «Хотя эта любовь безответная…» «Любовь моя тебе не угаснет никогда…» Тося вдруг подумала: «Права Женя. Я должна верить! И я буду верить!..». Она заснула только, когда рассвет осветил посёлок Краснодон своим ярко – пурпурным светом...



Оккупация

Через несколько дней, 19 июля немцы ворвались в посёлок. Тося с ненавистью глядела сквозь окно на медленно движущиеся автоколонны врага. Повсюду разгуливали пьяные немцы, ворвались и дом Дьяченко, забрав простыни, куриц, петуха и увели единственную корову «Ня нюжды боплестной армии фюрера» - как промямлил пьяный немецкий ефрейтор, руководивший шушерой грабителей. Мать стояла недвижной в дверях, вся в слезах. Грязный нацист увидел стоявший на комоде портрет Ленина. Фашист достал его из чёрной рамки и начал бормотать какие – то ругательства на немецком языке. А потом достал зажигалку и поджог кончик фотографии. Тося в ярости с криком: «Не смей этого делать, фашистская гадина!» Она сбила его с ног и повалила на пол его помощника. А обуглившуюся часть фотографии она потушила. Другие немцы расхохотались и стали грозить Тосе своими жирными поросшими чёрными волосами пальцами: «Ай ай ай! Не есть корошо, русиш медхен! Красивый, красивый медхен!» Один фашист подошёл к ней в плотную и схватил за руку, но другой рукой она подарила ему крепкую пощёчину и прошипела: «Убирайтесь от сюда вон!» Как будто заколдованные, фашисты направились к двери. Портрет Ильича с обуглившимся концом пришлось спрятать в комод, дабы не быть заподозренными. А Тося ещё долго смотрела оккупантам вслед гневным взглядом...



Первое задание

На следующий день в калитку дома Дьяченко постучались двое здоровых парней лет 17 и вместе с ними красивая девушка примерно того же возраста. На крыльцо вышла Тося, она думала, что опять местный пьяница, а теперь заместитель начальника полиции Изварин пожаловал со своими дружками, но увидев, что это её одноклассники, она побежала отворять калитку. «Тося, мы пришли с тобой поговорить, можно к тебе в дом пройти?» - «Конечно, заходите!» Вся троица оказалась во дворе и зашла в дом…

К Тосе пришли её друзья – одноклассники – Коля Сумской, Володя Жданов и Лида Андросова. Они прошли в Тосину комнату, и присели за стол. Коля спросил: «Тося, скажи, тебе по душе новая власть?» Тося восприняла этот вопрос, как оскорбление.

- Ты что, издеваешься?! Кому она может нравиться, кроме как этим пьяницам и тунеядцам Цикалову да Изварину?! Была б моля воля, я бы всех их собственноручно придушила, сволочей!

-Ладно, Тоська, не кипятись! Мы тебя потому спросили, что проверяли тебя, можно ли тебе доверять, ведь мы весьма опасное дело затеяли. Понимаешь о чём я? – тут Володя Жданов умолк, прислушался и прошептал Тосе на ухо:

- Мы решили бороться с оккупантами до последней капли крови, мы решили не давать врагу и капли воздуха, покуда не изгоним его с земли родной. Мы решили организовать подполье.

А всё это время молчавшая и с любовью смотревшая на Колю, Лида Андросова окончила: «Тося, мы знаем тебя, как прекрасную комсомолку и надёжного товарища, а посему доверяем тебе и предлагаем присоединиться к нашему подполью.

- Лидочка, я готова бороться в ваших рядах до последнего конца!

- Отлично, я знала, что ты согласишься. Вот тебе первое задание: перепиши вот этот текст печатными буквами, примерно на 20 штук и расклей их по самым видным местам посёлка. Это будет твоё первое задание. А в воскресенье приходи в степь в Ореховую балку.

- Я буду стараться оправдать ваше доверие, ребята!

- Вот и славно! Увидимся!

Тося только хотела предложить попить чаю, но тут же вспомнила, что чая у них нет, и даже сахара у нет. Всё украли пресловутые оккупанты да продажные шкуры полицаи.

В ту же ночь Тося беззвучно выскользнула из дома и направилась в сторону полиции, расклеивая на каждом столбе и дереве листовки. С каждой новой листовкой Тосе становилось легче дышать. Вот и здание проклятой полиции. Она тихонько прокралась на крыльцо и аккуратно наклеила листовку на дверь, стену и окно. Хотела и на другое окно, но она увидела в окне какое – то шевеление, и быстро выскользнув за забор, скрылась во тьме. С того дня в жизни Тоси Дьяченко на оккупированной территории появился просвет – она знала что она делает, она готова была отдать свою жизнь за свободу Родины. Теперь она знала – она не одна, с ней товарищи, теперь у неё есть Земля под ногами. Но в душе её оставалось большое чёрное пятно неизвестности, тоски и переживаний – судьба Юры Полянского…

На следующий день весь посёлок был взбудоражен – листовки! На каждом столбе листик с девичьим почерком и на каждом обращение к землякам: «Дорогие Товарищи! Не верьте фашистскому вранью, что Красной Армии больше не существует! Скоро придут наши Красные Соколы, и снова будем всем Донбассом жить мирно и счастливо, снова будем трудиться для блага нашей великой Советской Родины. За Ленина! За Сталина! СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ!» Начальник полиции Цикалов построил своих подчинённых в своём кабинете и орал что есть мочи своим громовым голосом, на всю округу было слышно: «Как же вы, псы шелудивые, могли допустить такое?!!! Что, снова самогоночка подкосила? Что вы скажите вот на это??!!!» И он каждому сунул под нос листовки. «Изварин! Где ты всё это время был?»

- Дома был я, господин Цикалов…

- Ах, дома… ДА ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НАМ БУДЕТ ОТ НОВОГО НАЧАЛЬСТВА, ЕСЛИ МЫ НЕ ИЗЛОВИМ ЭТИХ БАНДИТОВ?!!! С нас три шкуры сдерут! Тут твоё «дома» тебе во вред… А теперь идите и сорвите эти проклятые листовки!

Узнав о листовках, Лида Андросова улыбнулась и про себя сказала: «Молодец, Тося! Не подвела!»...



В Ореховой Балке

В воскресенье Тося вышла в полдень из дома и стала пробираться в Ореховую Балку. Всю дорогу она размышляла о том, что теперь она – партизанка! Она гордилась своим новым статусом. Вот и Ореховая балка всего в двадцати шагах. Тут она услышала сзади себя свист. Обернувшись, она увидела Володю Жданова. «Ну, наконец, ты, Тоська, пришла! Пойдём!» И он повёл её куда – то дальше балки. Наконец они спустились по склону к небольшой речушке, протекавшей здесь. Недалеко от себя Тося услышала голоса: вот она узнала Женю Кийкову, Лиду Андросову, Нину Кезикову и чей – то мальчишеский голос, такой глуховатый, который показался ей невероятно знакомым. Она не могла вспомнить, кому он мог принадлежать. Вот и последний шаг – вот они сидят на брёвнышке – Коля Сумской, Лида Андросова, Нина Кезикова, Саша Щищенко, Тоня Елисеенко, Надя Петрачкова, Нина Старцева, Жора Щербаков, Женя Кийкова, Надя Петля и… Юра Полянский! Тося была до крайнего поражена. В её карих глазах загорелся необузданный огонь радости. С души Тоси как камень упал. «Он жив!!!» - только это в голове молодой комсомолки неслось неукротимой молнией. Ей хотелось кричать от счастья, но при виде товарищей она сдержалась и приветливо кивнула и улыбнулась ему. Рядом с Юрой сидела лучезарно улыбающаяся Женя. В её глазах читалось: «Ну, я же говорила, что всё будет хорошо!» Тут же, встав с бревна, Коля Сумской молвил: «Ну что ж, товарищи. Можем начинать?»

- Но ведь ещё не пришла Оля Сапрыкина. – Возразила любимому Лида Андросова

- Так вы и Олю позвали? – удивилась Тося

- Да. Но вот только её всё нет и нет. Кабы не случилось чего плохого…

Первое собрание юных подпольщиков прошло без Оли. Были установлены цели – БОРОТЬСЯ! Листовки, саботаж, поджоги скирд хлеба, угон машин – это было только малое, что могли сделать для изгнания врага юные подпольщики. Решили расходиться по домам. Юра решил проводить Тосю до дома. Женя, которая понимала, что ребятам надо поговорить наедине, распрощавшись с друзьями, ушла домой другой дорогой. А Юра пошёл рядом с Тосей. По дороге между ними произошёл тёплый дружеский разговор:

- Юра, ты не представляешь, как я рада, что с тобой всё хорошо!

- Да я и сам рад. До пункта я не доехал. Был отдан приказ эвакуироваться. Но нас окружили немцы у переправы, и пришлось вернуться. Но я рад, что не удалось уйти. Ведь теперь я могу увидеть тебя…

На секунду их глаза встретились, и обоим не хотелось, что бы этот вечер кончался, не хотелось, но вот уже перед их глазами хата Дьяченко.

- Ну, что ж, Тося, до завтра.

- Пока, Юра.

И с этими словами Тося встала на носочки и нежно чмокнула Юру в щёку. Она юркнула на крыльцо и снова улыбнулась. Теперь самые малые сомненья, которые всё ещё бродили в душе юноши отпали, он был самым счастливым человеком на Земле! И в приподнятом настроении он вприпрыжку отправился домой в центр посёлка. А дома Тося узнала, почему Оля Сапрыкина не пришла в Ореховую Балку...



Рассказ Оли

Переступя порог родного дома, молодая комсомолка почувствовала, что – то не то. Дом был каким – то пустым. Пройдя в комнату, Тося увидела плачущую маму, опускающую в какой - то тазик полотенце Галю и лежавшую на животе Олю!

- Оля! Что случилось?

- Чего – чего, в полиции избили.

- За что?!

- Я когда в Ореховую балку шла, смотрю – листовка на столбе. Ну и остановилась я почитать. А тут сзади слышу «ЭТО ТЫ ПОВЕСИЛА?» - полицай, какой – то. Я говорю, что нет, не я мол.

- А он что?!

- А он меня в полицию поволок. За руку схватил и потащил. Меня сразу к Цикалову, начальнику ихнему. Ну, он меня спрашивает: «Сколько классов окончила?» Я ему отвечаю: «Десять» Так он говорит: «Раз уж так, Изварин, всыпь - ка этой заразе 10 плетей!» И потащили меня не живую не мёртвую в пыточную. Платье содрали, на топчан швырнули да как начал нагайкой этот негодяй меня хлестать. После 7 удара у меня в глазах потемнело. Ну а как очухалась, едва к вам доползла.

Всё это время мать Тоси, Александра Фадеевна стояла и плакала. Тося немного приподняла платье Оли и пришла в ужас – спина представляла собой одну кровоточащую рану. Галя приложила к Олиной больной спине смоченное холодной водой полотенце. Так, как будет написано позже в повести «А Зори здесь тихие…» счёт мести пополнился, только не у героини книги Риты Осяниной, а у молодой партизанки Антонины Дьяченко...



Мы – партизаны!

На следующий день к Дьяченко пожаловали Коля Сумской, Володя Жданов, Лида Андросова, Юра Полянский, Женя Кийкова, Нина Старцева, Надя Петля, Тоня Елисеенко, Жора Щербаков, Шурик Щищенко, Надя Петрачкова и Нина Кезикова. Все столпились у Олиной кровати. И здесь так получилось, что Тося Дьяченко и Юра Полянский стояли у изголовья Оли щека о щёку. Коля уже знал про инцидент с Олей в полиции. Он присел на табуретку, любезно поставленную Галей, и промолвил: « Ну что, Оля, будем вместе врагам проклятым могилу рыть?» На что Оля ответила: «ДА!» Это и было её присягой подполью. На это Николая и Владимир ответили: «Поздравляем, тебя, Ольга, теперь ты член подпольной комсомольской организации «Молодая Гвардия»!»

Прошло несколько недель, Оля окрепла, и вовсю развешивала листовки. Тося, Юра и их остальные товарищи каждую минуту своей жизни отдавали борьбе с захватчиками – жгли скирды, заражали зерно в Семейкино клещом, писали листовки, сожгли грузовик немцев, (А его, между прочим, обнаружил Юра Полянский!) предварительно забрав всё полезное для организации. Несколько раз из города приходила связная штаба Лера Борц, из Посёлка Первомайки приходили девушки Нина Минаева и Тоня Иванихина.

Вот сентябрьской ночью у станции Семейкино поднялось зарево – скирды собранного хлеба для отправки в Германию горят! И по степной дорожке бегут рука об руку юноша и девушка. Вот они резко остановились, прижались друг к другу и их уста сомкнулись в нежном поцелуе! Кто же была эта пара? Это были наши герои – Юра Полянский и Тося Дьяченко…

Так прошла осень, 2 ноября Тосе исполнилось 17 лет, в ночь на 7 ноября в парке и на школе были вывешены красные знамёна. Когда полицаи срывали флаги, они прокляли комсомол. Дули декабрьские ветры.

Собиравшись вечером у Коли Сумского на чердаке, ребята слушали Москву по приёмнику, когда – то собранному Володей и Колей. И слышали они колдовской голос Левитана, и записывали его речи слово в слово. Благодаря ребятам жители посёлка узнали о разгроме фашистской армии под Сталинградом. Через посёлок тянулись колонны покрытых копотью машин и оборванных злых солдат. Лида Андросова записала в свой дневник:

« 17, 18, 19, 20 декабря. Четверг, пятница, суббота, воскресенье.

Все по старому.

20 декабря ночью, в 11 часов, папа пришел с работы и сказал, чтобы мы вышли на улицу и послушали гул орудий. Я и мама слушали. В течение 5 минут два выстрела. Как радостно и в то же время жутко! Приходил вечером Коленька, ходили проведывать Ниночку. Помирили всех девочек.

22 декабря. Вторник.

С утра на работе. Как весело! Сегодня у нас по дороге отступали румыны. Проехало 84-е подводы, и 6-ть машин и 1 мотоцикл. Это у нас. А по другим дорогам идут и день и ночь, без конца и без края. Прямо с работы пошли в полицию. У Нади П стоит на квартире 1-румынка. В полиции нам приказали, чтобы мы принесли им простынь, или одеяло, или подушку. В больнице уже есть раненые? Вечерок приходили: Ниночка, она уже выздоровела, Коленька и Володя Ж. Вечер я думала провести не так, но не вышло. В 6-ть часов все ушли. Я проводила их. Коля сказал мне, что может быть придёт в четверг. Через несколько дней будет отдых. 3-и недели работали без отдыха.

23, 24 декабря. Среда, четверг.

Все ехали румыны. Пересчитать невозможно. 24-го у нас забрали два румына все пышки. "Освободители" заявились. К вечеру все выехали. Ночью бомбили и бросали листовки.

25 декабря. Пятница.

С утра прибирали. В 11 часов приходил Коля. Шутили с ним. Вскоре он ушел. Писала песни в альбом. Вечером приходил Шищенко, ходили с Ниной Кезиковой в полицию.

Шли по железной дороге, видели Шищенко. Выполнили задание все». С какой же радостью население посёлка смотрела на эту картину и слушала артиллерийскую канонаду. «НАША БЛИЗКО!!!» Вот о чём думали жители посёлка Краснодон в те зимние дни под конец 1942 года. И ребятам казалось, что самое страшное уже позади, на 3 января они уже продумали грандиозный план – заминировать и взорвать здание полиции! Но их планам не суждено было сбыться...



Мы не уйдём!

Утром 1 января на крыльцо дома Сумских влетела запыхавшаяся девушка лет 15 и начала стучать в окно. Форточка открылась, из неё выглянуло сонное лицо Коли Сумского. Он девушку узнал.

- Лера, что случилось? Почему ты такая взволнованная?

- Коля, беда! Сегодня утром арестовали Ваню Земнухова, Витю Третьякевича и Женю Мошкова. В клубе полиция. Олег мне приказал передать тебе, что штаб постановил приказ уходить из города и посёлков!

Коля быстро оделся и начал созывать ребят на место их встреч – Ореховую балку. Первой в балку прибежала Лида Андросова.

- Коленька, что случилось?

- Когда все придут, тогда и скажу. Но новость далеко не приятная.

Влюблённые присели на то самое брёвнышко и прижались друг к другу. Коля думал: «Неужели именно здесь всё так хорошо начиналось? А теперь что? Уходить из города… Кто – то предал. Да что б пусто было этой сволочи, кто всех выдал!» Тут же один за другим стали появляться подпольщики. Юра, Тося и Женя встали перед Колей и сказали: «Коля! Правда, что организацию раскрыли?»

- Да, товарищи. К сожалению, это так. Штабом дан приказ – расходиться.

Но Володя Жданов горячо возразил:

- То есть удирать?! И оставить всё в руках фашистских дряней? О существовании нашей группы мало, кто знает. Надо работать!

Другие участники группы посёлка Краснодона также отказались уходить. Но Володя очень просчитался – через два дня в дом Ждановых ворвались полицаи…

На следующий день на шахте был арестован Коля Сумской…

Лида Андросова и Надя Петрачкова в те дни места себе не находили. Они понимали, что их возлюбленных увели навсегда. Теперь они точно знали – они никуда не уйдут. А через неделю в дом Дьяченко ворвались немцы. Тося поняла, что это конец…Пьяный Изварин, руководивший арестом, праздным голосом обратился к Тосе: «Собирайся, красотка! У нас тебе пёрышки почистят, бандитка!» Улыбающиеся как не в чём не бывало Тося что – то сказала по-немецки, рассмеялась, и быстро всунула заливающейся слезами матери чемоданчик, в котором хранились листовки. Одевшись, Тося в последний раз оглядела свой родной дом на узкой Пушкинской улице. Она устремила свои карие глаза на письменный стол, в центральном ящике которого был тайник, куда она прятала письма Юры Полянского. «Прощайте, родимые! Не поминайте лихом!» - Это были последние её слова, которые от неё услышала мать. Больше живой Тосю родные никогда не видели...



В полиции

Её втолкнули в сырую холодную камеру. Там она увидела своих избитых друзей – Колю Сумского, Володю Жданова, Лиду Андросову, Нину Старцеву, Тоню Елисеенко, Женю Кийкову, Нину Кезикову, Жору Щербакова, Шурика Щищенко, Надю Петлю, Надю Петрачкову. Но не видела она среди них друга милого – Юру Полянского… Однако тут же она услышала, как рявкнул Цикалов: «Изварин, зачем ты его так избил? Ведь помрёт раньше срока!». Тут же в камеру на руках полицаев внесли бездыханного Юру. Внутри у Тоси всё похолодело. Всё его красивое лицо было покрыто синяками и кровоподтёками. Белая рубашка была красной от крови и прилипла к спине…. Она заботливо оттащила его к стенке и хотела присесть рядом с ним, но тут снова закричал Цикалов: «Изварин, давай сюда дрянь эту очкастую, Дьяченко!» Через минуту в замке лязгнуло железо ключа. Дверь открылась, и в камеру проник сивушный запах – Изварин как обычно пьян. «Дьяченко, тебя Цикалов на допрос требует!». Тося послушно встала, направилась к выходу их камеры. Бросив на Изварина полный ненависти и презрения взгляд, она сама не заметила, как оказалась у дверей кабинета Цикалова. Двери отворились, и Тося ступила на обагренный кровью её товарищей пол. Посмотрев на красавицу, представшую пред его звериными глазами, палач ухмыльнулся и пробормотал: «Такс – такс. Ещё одна комсомолка – Дьяченко. Ну, что ж, голубушка, сознаешься во всём сама, али придется твои красивые глазки окропить слёзками?» Тося бросила на него полный презрения взгляд и промолвила гневным голосом: «А я вам только одно скажу – пытайте меня, сколько хотите, бейте, но всё равно ничего кроме слов презрения и ненависти вы от меня не добьётесь!». Цикалов покраснел от ярости, подошёл вплотную к Тосе и, закатив ей крепкую оплеуху, проорал: «Ах, не будешь?! Ну что ж, по – хорошему не хочешь, будем по другому…» И потирая руки от жажды крови, палач словно пропел: «Изварин, научи ка её вежливости, как со старшими разговаривать…» И несколько полицаев во главе с Извариным повалили молодую партизанку на пол, обагрённый кровью её товарищей, и начали бить своими кулачищами. Тося молчала. Потом её начали бить плётками из электропроводов. Над юной комсомолкой издевались до тех пор, пока она не перестала подавать признаки жизни. Довольный экзекуцией Цикалов ухмыльнулся и отдал приказ изменникам родины: «Несите отсюда эту сволочь комсомольскую, хлопцы. Изварин! Давай ка сюда Кезикову!» - «Слушаюсь, господин Цикалов!» Тосю подняли на руки и понесли в камеру. Теряя сознание, Тося думала: «Теперь мы с тобой, Юра, равны. Теперь и моя кровь пролита на этом полу…»

Через два дня мучений, пыток и издевательств юных героев ждало очередное испытание – их, не обутых и одетых в обветшавшую, рваную одёжду выгнали ночью на лютый мороз в метель и погнали под усиленным конвоем в тюрьму города Краснодона. Каждый шаг давался им с невообразимой болью. Впереди всех шли, взявшись за руки и гордо подняв головы лидеры – Лида Андросова и Коля Сумской. Володя Жданов нёс на руках свою обессилевшую возлюбленную Надю Петрачкову. Следом шли, поддерживая друг друга, Юра Полянский и Тося Дьяченко. Рядом гордо шагали Женя Кийкова, Нина Старцева, Надя Петля, Нина Кезикова, Тоня Елисеенко, Саша Щищенко и Жора Щербаков. Матери молодых партизан, узнав, что их детей переводят в город, поспешили побежать на дорогу, передать детям передачи. Полицаи отгоняли их ударами прикладов. Мать Лиды Андросовой Дарью Кузьминичну повалили со склона в снег. До города было 13 километров, и эти 13 километров юные непокорённые перенесли с честью...



Женская тюрьма

По прибытию в городскую полицию девчат и парней разделили. Тося оглянулась и встретилась с глазами Юры, прежде чем её втолкнули в каземат. В камере было темно, сыро, по стенкам стекалась вода. Тося вглядывалась в темноту. Она увидела в едва проникавшем в заколоченные окна свете красивую девушку с чёрными длинными косами, чёрными, как антрацит глазами. Незнакомка представилась Тосе:

- Уля Громова.

- Тося Дьяченко.

Ульяна наряду с Толей Поповым возглавляла Первомайскую группу. В заточении она подбадривала своих товарищей чтением любимых стихов и рассказов, которые знала наизусть. Девушки быстро познакомились друг с другом. Среди первомайцев Тося нашла несколько раз приходившую к ним в посёлок по поручениям штаба Нину Минаеву. Нина была избита до неузнаваемости. Дабы поддержать своих товарищей, Уля поднялась с пола и начала декламировать строки из «Демона». И будто силы прибавлялись от услышанных слов из уст черноокой красавицы:

Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тex дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья.
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы!

Девушка из Первомайской Группы Лина Самошина восторженно промолвила: «Ах, Улечка, как же ты прекрасно читаешь стихи!». Но Ульяна ответить не успела на этот комплимент – распахнулась дверь и полицай Захаров рявкнул: «Громова! Соликовский тебя вызывает! Давай, давай, стерва, поднимайся!» Ульяна уже с трудом передвигалась, побои и пытки делали своё дело. Она со спокойным лицом направилась на новые муки. Подпольщица с Первомайки Нина Герасимова проговорила: «Ой, девочки, что этот изверг будет делать с нашей Улечкой? Прямо страшно подумать!» Тося тоже погрузилась в свои мысли. Она думала о Юре. Как поздно она поняла, как он был ей дорог! «Люди осознают свои ошибки только, когда жить остаётся совсем не много. Ну почему всё именно так?» Но тут её размышленья прервал крик разъярённого начальника полиции: «Говори, дрянь, кто был вашим командиром? Кто ещё был в штабе? Куда делись Кошевой, Борц, Тюленин?!» А ответом было гордое молчание Ульяны. Девушки слышали, какую - то беготню, а потом зловещую тишину. Через несколько минут в камеру на руках двое молодых полицаев внесли Ульяну в камеру и бросили на пол. Подруги оттащили Улю к стене и услышали из её уст слабый стон: «Девочки, поправьте кофточку мне, жжёт…» Заботливая Тоня Иванихина закатила белую блузку до подмышек и в ужасе отшатнулась назад – на спине Ульяны алела кровавая пятиконечная звезда… Тут дверь снова отворилась и последовало новое приказание: «Дьяченко, на допрос!» Тося поднялась и с направилась за полицаем. Весь коридор был залит кровью. Её ввели в кабинет. Перед ней предстал человек огромного роста, его руки были по локоть в крови. Это был Начальник Краснодонской Полиции Соликовский. Оглядев Тосю с головы до пят, палач довольный прошлой пыткой над Громовой, сказал своим громовым голосищем: «Что ж, девонька, выкладывай!» Тося бросила на него свой пылкий партизанский взгляд на чудовище и молчала. Соликовский свирепел: «Считаю до десяти, ежели так и будешь молчать, будет тебе ой как больно!» А Дьяченко всё равно молчала. «Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Восемь! Девять! Десять! Хлопцы, образумьте её!» Несколько полицаев её так же избили, как и в поселковой полиции, а ответом изменникам Родины было молчание. Кровожадный Соликовский потирал руки и сказал: «Будем действовать по другому…» В это время в женской камере Женя Кийкова прижалась к стенке и переживала за Тосю: вернётся ли она живой? Ведь говорят, что не все возвращаются из кабинета Соликовского… Но тут все девушки услышали страшный крик, а потом крик стал глуше и совсем умолк. Через минуту в камеры кинули бессознательную Тосю. К стене её оттащили Нина Минаева и Лида Андросова. Посмотрев на подругу, Женя Кийкова ахнула и горько заплакала. Голова Тоси была вся в крови. Кос не было. Их вырвали могучие ручищи Соликовского...



Последние муки

На последний допрос Тосю вызвал Соликовский 16 января. Тося едва могла сама передвигаться. Соликовский взревел: «Ну, говори, мразь комсомольская! ГОВОРИ!» Но не проронила Тося и слова. Тогда чудовище ударил Тосю своей ручищей и она упала. Соликовский, склонившись над ней, сказал: «Я же прямо сейчас тебя повешу! А ежели во всём сознаешься, будешь жить. Ну, что, коммунистка проклятая, что выбираешь?» Тося плюнула в лицо Соликовскому. За это на её плече заалела пятиконечная звезда. Вечером к Тосе прижалась Женя Кийкова и сказала сквозь душившие её слезы: « Ну, вот и жизнь кончается. Давай прощаться, Тося» О том, что сегодня состоится казнь молодых патриотов, знали все. Собравшись с силами, Тося подползла к стене и крикнула: «Юра! Ты меня слышишь?» В ответ раздался стук, что означало «Да». Тося что – то отстучала Юре, а что - никто точно не знал, только догадывалась. Через час партизан увезли в последний путь – к шахте №5...



В шаге от бессмертия

Сначала казнили членов Городской группы. Потом Первомайской. Последними распрощались с жизнью герои посёлка Краснодон. Первым к адской бездне подвели командира – Колю Сумского. Один глаз был выбит, весь избит, перебита левая рука. Крик Коли, обращённый к возлюбленной: «Лида, прощай!», на секунду опередил немецкую пулю. Земной путь комсомольца Коли Сумского навсегда оборвался…

Вторым на очередь смерти был Володя Жданов. Когда его подвели к пропасти, он прошептал: «Надя, прости!». Вдруг он кинулся на Соликовского, схватя его за шиворот, закричал: «Хоть один гад уйдёт вместе с нами!» Всего бы полшага, и кровавый палач расстался бы с жизнью, но тут раздался выстрел. Володя исчез в бескрайней бездне. Соликовского спас выстрел подлеца Захарова.

К шурфу подтащили Юру Полянского. Он не мог самостоятельно передвигаться – во время пыток ему сломали ноги. Он был измучен пытками и слаб. Но собрав последние силы, он закричал: «Тося, я…». Но договорить ему слова «тебя люблю» не дала проклятая пуля. Храбрый комсомолец распрощался с жизнью. «Я тоже тебя люблю» - прошептала сквозь слёзы Тося. Жору Щербакова и Сашу Щищенко сбросили в бессознательном состоянии. Остались одни девушки.

Они стояли во главе девичей группы, трое,потерявшие своих возлюбленных – Лида Андросова, Надя Петрачкова и Тося Дьяченко. За их спинами стояли Нина Старцева, Надя Петля, Нина Кезикова, Женя Кийкова, Тоня Елисеенко. Пьяный Соликовский прошёлся перед ними и забасил: «Ну, что комсомолки, страшно умирать? Сами заслужили, бандитки!» Тося закричала: «Мы знаем, за что умираем! Мы умираем за свою Отчизну! Мы не боимся умирать! Мы не о чём не жалеем!» Соликовский пошатнулся, подошёл к Тосе и пробурчал: «Вот ты, Космодемьянская, и будешь первой! Хлопцы, давай те ка эту красавицу к дыре. Там уже твой дружок поджидает!» Тосю подтащили к краю чёрной пропасти и развернули спиной к шурфу. Тося закричала: «Всё равно вам конец, фашистские твари! Придёт наша доблестная Красная Армия и уничтожит проклятый фашизм! За нас отомстят! А вам не жить! Да будьте вы прокляты, сволочи фашистские! Прощайте, Товарищи…» На этом пламенную речь комсомолки оборвала пуля. Тося медленно падала. Она всматривалась в звёздное небо, которое с каждой секундой становилось всё дальше и дальше. Она вспоминала свою яркую и такую короткую жизнь, вспоминала маму, папу, сестрёнку, друзей. И самой последней мыслью стала фраза, которую умирающая Тося про себя сказала: «Нам всегда внушали, что Бога нет и рая нет и загробной жизни тоже. Но если она всё же существует, то мы там и встретимся, Юра, и не расстанемся никогда…» Так оборвалась жизнь комсомолки Тоси Дьяченко, верной дочери украинского народа, молодогвардейки...



Эпилог

14 февраля Краснодон был освобождён от фашистов доблестной Красной Армией. И местные жители поведали им, что буквально за три недели до их прихода фашистские изверги казнили несколько десятков молодых комсомольцев. И пришли наши красные орлы к шахте №5, и достали тела героев. Тосю и её друзей по просьбе родителей похоронили на центральной площади их родного посёлка. Тосю Дьяченко и её верную подругу Женю Кийкову похоронили в одном гробу. От фашистских палачей удалось уйти всего двум членам группы Посёлка Краснодона – Оле Сапрыкиной и старшему брату Саши Щищенко Михаилу. На похоронах героев мать Тоси Александра Фадеевна посмотрела на Олю и закричала: «Тося погибла, а ты жива! Это ты втянула её в это! Ты!» Материнскому горю не было конца. Все матери в тот день смотрели на Олю и готовы были растерзать её, мол, наши дети погибли, а ты жива! Не выдержав этого, Ольга Сапрыкина ушла на фронт и встретила победу в освобождённом её частью Освенциме. Членов городской и Первомайской групп похоронили в центре города. Заслуженную кару понесли изменники Родины, погубившие Краснодонских ребят и девчат. Палачу Соликовскому удалось скрыться вместе со своими начальниками. Проклятый душегуб канул во время. Из всей организации войну пережили всего несколько человек: Валерия Борц, Ольга и Нина Иванцовы, Василий Левашов, Георгий Арутюнянц, Анатолий Лопухов, Михаил Щищенко, Радий Юркин. О том, что жительница Москвы Ольга Степановна Сапрыкина – участник «Молодой Гвардии», стало известно совсем недавно. Не так давно заново отстроили мемориал – могилу «Бессмертие» в посёлке Краснодоне. На новой блестящей плите высечены золотыми буквами 13 имён героев, похороненных на этом месте. Вот они, эти имена: Лидия Андросова, Антонина Дьяченко, Антонина Елисеенко, Владимир Жданов, Нина Кезикова, Евгения Кийкова, Надежда Петля, Надежда Петрачкова, Юрий Полянский, Нина Старцева, Николай Сумской, Георгий Щербаков, Александр Щищенко. И может быть, на небесах встретились две любящие друг друга души, души национальных героев – Антонины Дьяченко и Юрия Полянского. Россия и Украина чтили, чтут и всегда будут чтить и помнить ребят и девчат города Краснодона...



26.10.2012