Из записной книжки Александра Фадеева

«Самые рискованные операции удаются подчас лучше самых тщательно подготовленных в силу неожиданности. Но чаще самые крупные дела проваливаются из-за одного неверного шага.

За время своей работы реальные молодогвардейцы прошли путь сложного духовного и нравственного развития. Первые их вылазки были вовсе не такими отважными, как это показано в романе. Однако, по мере того как операция за операцией проходили благополучно, они действовали все смелее и решительнее. Постепенно росли и темпы, и размах их деятельности. Появился известный опыт, а с ним пришла уверенность в своих силах. Вместе с тем неизменные удачи совершенных ими диверсий делали их все более неосторожными. В конце концов у них стали рождаться такие замыслы, которых они по молодости своей не могли достаточно глубоко и тонко продумать и осуществить».



Последняя операция, которую молодогвардейцы не успели реализовать, - вооруженное нападение на немецкий гарнизон. Подробный план захвата Краснодона разработал командир молодогвардейцев Иван Туркенич. Были собраны необходимые сведения о жандармской группе, немецком гарнизоне, распределены силы подпольщиков.

Разрабатывая план нападения на немецкий дирекцион, молодогвардейцы собирались после уничтожения гитлеровцев и их пособников из числа местных жителей продолжить борьбу в открытом бою. В этот момент в распоряжении подпольщиков находилось 95 автоматов и винтовок, 10 пистолетов, 200 гранат, свыше 15 тыс. патронов, 65 кг взрывчатых веществ, 2 пулемета, несколько сотен метров бикфордова шнура.



Из показаний жандарма Краснодонского жандармского поста Штрупперта:

«Молодежная организация была политической и ставила основной задачей:

1. Проведение саботажа мероприятий немецких оккупационных властей.

2. Объединение патриотических сил для вооруженной борьбы против германской армии. Действия молодогвардейцев были смелыми и решительными: при наличии охраны около немецкой биржи труда им удалось поджечь это помещение.

Свою работу советские патриоты проводили и среди населения, призывая оказывать сопротивление и саботировать мероприятия немецкого командования».



«...Мы должны были уйти в лес, чтобы действовать как партизанский отряд, - писал впоследствии В. Левашов. В связи с этим встал вопрос о запасе продуктов питания. Но где и как запастись ими в оккупированном городе? Пришлось совершить налет на немецкую машину с новогодними подарками».

Из показаний начальника Краснодонского жандармского поста Отто Шена:

«...Было ясно, что в городе действует организованный подпольный партизанский отряд, но выявить его нам долго не удавалось. Я каждодневно требовал от начальника полиции Соликовского и его заместителей - Захарова и Кулешова - усиления борьбы с советским патриотическим движением. Мы сбились с ног, но не могли найти следов подпольщиков. Только в конце декабря 1942 года, когда, как потом выяснилось, молодогвардейцами была разгромлена грузовая автомашина, груженная новогодними подарками для немецких солдат и офицеров, нам наконец удалось раскрыть в Краснодоне подпольную комсомольскую организацию «Молодая гвардия».

Являясь начальником жандармского поста в городе Краснодоне, я совместно со своими подчиненными - жандармами и полицейскими - чинил расправу над советскими гражданами. По моим приказам было расстреляно около 200 человек, в том числе свыше 50 молодогвардейцев. Все арестованные по моим указаниям подвергались пыткам».

Из показаний начальника жандармского округа Эрнста-Эмиля Ренатуса:

«...С первых дней оккупации германскими войсками Краснодонского района там развернулась борьба советского народа против германских властей. Осенью 1942 года сжигались на полях скирды хлеба. Срывались мероприятия немецких властей по заготовкам хлеба, мяса и других продуктов питания для германской армии. Население уклонялось от работ по ремонту мостов и дорог.

Молодежь избегала мобилизации на работы в Германию, распространялись листовки антифашистского содержания, которые призывали советских людей вести беспощадную борьбу с немецкими властями. В городе Краснодоне была сожжена немецкая биржа труда, в день советского праздника 7 ноября патриоты вывесили красные флаги... Все эти действия наводили нас на мысль, что в Краснодонском районе действует подпольная организация. Мы считали, что этим делом руководят коммунисты, и в первую очередь уничтожали их. Однако борьба против нас продолжалась...»

В декабре 1942 года, после того как сгорела биржа труда, в Краснодон из Сталино (ныне Донецк) приезжал помощник командира жандармской команды майор Галонска. Он выразил явное неудовлетворение работой сыскных служб окружной жандармерии и районной полиции и распорядился принять все меры, чтобы вскрыть подпольную организацию и подавить саботаж населения.

Для выполнения задачи, поставленной майором Галонска, по указанию жандармерии проводится структурная реорганизация районной полиции и кадровая чистка. Часть полицейских была уволена за недисциплинированность, в том числе молодогвардеец Михаил Григорьев, и аппарат пополнили за счет более подготовленных в профессиональном отношении работников других немецких учреждений. К примеру, 16 декабря 1942 года приступил к выполнению обязанностей следователя районной полиции юрист краснодонской городской управы М.Е. Кулешов *.

* Кулешов родился в 1900 г. на хуторе Изварино Краснодонского района. В 1919-1920 гг. Кулешов принимал активное участие в боях против Красной Армии в составе 7-го донского казачьего полка деникинской армии, а потом вместе с белыми отступал до Новороссийска, где и был пленен красноармейцами. После окончания Гражданской войны Кулешов учился и работал в советских учреждениях. В 1928 г. был осужден за должностное преступление. Возвратившись из мест заключения, Кулешов не расставался с мыслью о борьбе против Советской власти. Он с радостью приветствует оккупацию Краснодона гитлеровцами и. не колеблясь, начинает сотрудничать с ними.



Через две недели он был назначен старшим следователем, получив в свое распоряжение целый штат исполнителей. «За короткое время своей работы, - заявил он на допросе, - я доказал немцам свою преданность им. В результате моей активной и сознательной работы в полиции я заслужил такое доверие у начальника жандармерии, что он лично выдвинул меня на должность начальника криминальной полиции».

Однако такое усиление полицейского контингента вряд ли бы принесло карателям успех в раскрытии подполья, если бы им на помощь не пришел предатель молодогвардейцев Г. Почепцов, который знал Ивана Земнухова, Виктора Третьякевича, Олега Кошевого, Степана Сафонова и др., присутствовал на комсомольских собраниях подпольщиков и имел представление об их деятельности.

Жандармерия бросила все силы на поиск похитителей. По указанию гауптвахмистра Зонса Соликовский и его заместитель Захаров организовали круглосуточное патрулирование и установили наблюдение за квартирами подозреваемых. И вскоре на рынке полицаи схватили подростка М. Пузырева, продававшего немецкие сигареты, похищенные молодогвардейцами из машины в ночь с 26 на 27 декабря. На протяжении трех суток озверевшие жандармы и полицаи избивали ребенка, стремясь добыть необходимые сведения. Не получая воды и пищи, не имея ни минуты отдыха и покоя, мальчик не выдержал издевательств и назвал тех, кто вручил ему сигареты для продажи, а именно Евгения Мошкова и Виктора Третьякевича.

Когда Александр Фадеев прибыл в Краснодон, то его, наряду с конкретной деятельностью молодогвардейцев, интересовали причины провала подпольной организации, и он знакомится с материалами советских следственных органов.

В его распоряжении оказался документ, в котором о провале комсомольско-молодежного подполья было рассказано-достаточно подробно *.

* Кем подготовлен этот документ, неизвестно. Наряду с верными сведениями в нем содержатся и неподтвержденные данные, в частности, о Выриковой, Лядской, Лодкиной и Полянской.



К материалу о подпольной комсомольской организации в г. Краснодоне «Молодая гвардия»

«Провал организации пошел по двум каналам. Первый канал - это предательство Почепцова. Почепцов жил с отчимом, фамилия которого Громов *. До войны Громов работал в шахтоуправлении, был коммунистом. Однажды в беседе Почепцов сказал Громову: «Вот ты коммунист, почему ничего не делаешь, почему не борешься с немцами?» Тот его спросил: «А как же бороться?» Тогда Почепцов рассказал ему, что вот у них есть организация, что они пишут листовки, распространяют их, показал отцу такую листовку. Тогда Громов сказал ему, что он немедленно должен об этом написать в полицию. Почепцов отказался, тогда отец начал его бить. Почепцов вынужден был подчиниться.

Первое заявление было написано на имя начальника полиции Суликовского, но потом Громов сообразил, что это может повредить и Почепцову. Тогда они написали заявление на имя начальника шахты Жукова. Это заявление было датировано 20 декабря, а в канцелярию Жукова сдали 26-го и затем отправились к Суликовскому. Придя к нему, Громов рассказал, что его сын специально вошел в организацию, узнал там все для того, чтобы сообщить. Громов дальше сказал, что об этом было сообщено Жукову, но почему-то оттуда ничего нет. Суликовский вызывает Жукова, спрашивает его относительно этого заявления, тот отвечает, что у него ничего нет. Тогда Суликовский дает указания найти это заявление. Когда Жуков нашел это заявление у себя в канцелярии, он получил большой нагоняй от Суликовского. Почепцов писал, что он состоял в группе Анатолия Попова, других он знал только по именам, некоторых не знал даже фамилии. В признаниях Почепцова следствию перечислены все, кого он выдал полиции. Там названы почти все члены «Молодой гвардии». После него, по сути, и выдавать уже было некого».

* В.Г. Громов - однофамилец члена штаба «Молодой гвардии» Ульяны Матвеевны Громовой и не имеет к ней никого отношения.

Начальником шахты № 5 был В.Г. Громов, и одновременно он же был тайным агентом полиции. Именно это обстоятельство и вызвало у молодогвардейцев, которые каким-то образом узнали о его секретной службе, повышенное внимание к этой фигуре. Они надеялись, что сумеют повлиять на Почепцова и заставят его выведывать у отчима намерения и планы полиции. Ребята рассчитывали, видимо, что, в связи с приближением советских войск и просто страшась мести членов организации, Почепцов не решится на предательство. И никто не подумал о том, что в этой смертельно опасной игре на стороне Громова немалый житейский опыт и обостренный нюх затаившегося классового врага.

Кроме того, членов штаба «Молодой гвардии» вовремя не насторожило поведение Г. Почепцова. Став участником отряда, вначале выполнял задания штаба: собирал оружие, распространял и расклеивал листовки. По словам Ивана Туркенича, Почепцов был якобы инициативным и ему подпольщики доверяли. Тем не менее, как явствует из документов, инициативы и особого рвения в делах он не проявлял. В его действиях заметно прослеживалось скрытое желание избежать ответственности и риска. Юноша не сумел сделать и вывесить красный флаг на шахте № 1-бис в канун 25-й годовщины Великого Октября, хотя Борис Главан заранее передал ему реактив, необходимый для покраски материи. Не удалось ему принять и партизанскую присягу. В день ее приема, 15 декабря, Почепцов (без предупреждения руководства отряда) якобы выехал в станицу Гундоровскую за продуктами, где и пробыл два дня.

Другим неосторожным шагом юных подпольщиков была организация новогодней вечеринки, на которую, в числе других, не состоявших в «Молодой гвардии», был приглашен и сын бургомистра Стаценко. Ребята намеревались таким образом отвести от себя подозрения полиции, которая уже разыскивали партизан-подпольщиков.

Только один Сергей Тюленин почувствовал, насколько опасна эта затея. Но ни его уговоры, ни угрозы не подействовали на товарищей.

Сейчас уже невозможно установить, чем выдали себя ребята на этой вечеринке. Но на следующий день были арестованы Мошков и Третьякевич, которых действительно выдал мальчишка, торговавший на рынке немецкими сигаретами, и одновременно полиция ринулась по домам тех, кто присутствовал на вечеринке. Иван Земнухов, узнав об аресте Виктора и Жени, направляется в полицию на выручку товарищей. Оттуда он уже не вернулся. После двухнедельных жесточайших пыток в полиции Иван в числе первых, 15 января 1943 года, был сброшен в шурф шахты № 5.

Сергей Тюленин, который первым узнал о начале арестов, успел предупредить товарищей, и всем им сначала удалось скрыться. Но тут подоспел со своим доносом Почепцов. Была взята вся первомайская группа, после чего опытному полицейскому следователю Кулешову не составило большого труда по дружеским связям ребят и по другим приметам раскрыть всю организацию.

Как видим, продажа немецких сигарет была лишь одним из звеньев в целой цепи отнюдь не случайных ошибок. И трагичнее всего было то обстоятельство, что ребята не смогли их избежать. В короткий срок они обрели и мужество, и отвагу, и практическую сметку, но не успели научиться трезвому анализу фактов, предвидению неожиданностей, разумной осторожности. Это и привело их к гибели. Нельзя сказать, что у них не оказалось опытных юношей. Среди молодогвардейцев были даже зрелые мужчины, которые прошли курсантскую или армейскую школу жизни, слышали в окопах свист пуль, такие как Иван Туркенич, Иван Земнухов, Борис Главан, Василий Гуков, Николай Жуков, Сергей Левашов, Евгений Мошков, Дмитрий Огурцов. Любовь Шевцова также обучалась в спецшколе. Сергей Тюленин среди этой когорты опытной молодежи был самым молодым, но уже знал, почем фунт лиха. В чем же дело, почему провалились? С самого начала своей деятельности они находились на грани риска. Жажда мести, которая кипела, если не клокотала в их груди, перевесила, превысила и затмила собой, притупила чувство опасности. Они научились ненавидеть, но не научились себя беречь в экстремальных условиях, где на каждом шагу их поджидала, как оказалось, мучительная смерть.

Относительно провала и предательства имеется множество версий и разночтений ввиду того, что документы жандармерии и протоколы допросов молодогвардейцев при отступлении были сожжены предателями * и в основу версий легли только устные показания - частью арестованных карателей и частью взятых плен немецких жандармов. Арест трех ведущих членов «Молодой гвардии» еще не означал полного провала организации. Они же, невзирая на самые изощренные пытки, не сказали ни слова, не выдали ни одного товарища по подпольной борьбе.

* Следователь краснодонской полиции Т.В. Усачев на допросе 20 августа 1946 г. заявил: «31 января 1943 г., когда Красная Армия подошла к реке Северский Донец и находилась уже в 20 км от Краснодона, Соликовский предложил мне собрать все следственные дела, в том числе и дело по «Молодой гвардии», отвезти в г. Ровеньки и сдать в окружную жандармерию. Туда же мы стали перегонять всех арестованных, содержащихся в полиции города Краснодона. 11 февраля 1943 г. при дальнейшем отступлении в немецкий тыл я положил их на подводу и повез с собой. Отъехав от города Ровенъки примерно на 10-15 км, я развел костер и сжег в нем все следственные дела краснодонской полиции, в том числе дело «Молодой гвардии»».



В специальном сообщении наркома внутренних дел Украинской ССР В.Т. Сергиенко «О гибели подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия» в Краснодонском районе Ворошиловградской области» от 31 марта 1943 г. секретарю ЦК КЩб)У Н.С. Хрущеву говорится: «На помощь жандармерии и полиции пришел Почепцов Геннадий Прокофьевич, член организации, который, зная о деятельности и составе «Молодой гвардии», выдал разведке всю организацию. Предатель Почепцов Геннадий Прокофьевич арестован, ведется следствие».



Достаточно подробно, аргументированно, с опорой на архивные материалы, вопросы предательства и провала комсомольско-молодежной организации Краснодона изучил и представил в своем исследовании «Подвиг во имя жизни» Анатолий Федорович Гордеев:

«Узнав об аресте его руководителей и не находя выхода из сложившейся ситуации, Почепцов обратился за советом к отчиму. Громов сразу же предложил пасынку немедленно сообщить полиции о подпольной организации. Это предательское напутствие Громов подтвердил на допросе 25 мая 1943 г.: «Я сказал ему, что его могут арестовать и, чтобы спасти свою жизнь, он должен написать заявление в полицию и выдать участников организации. Он меня и послушал».

Следуя совету отчима (по другим данным - требованиям и угрозам), Почепцов написал заявление на имя главного инженера шахты № 1-бис Д.М. Жукова. «Я нашел следы подпольной молодежной организации, - сообщал он. -Когда я узнал ее руководителей, я вам пишу заявление. Прошу прийти ко мне на квартиру, и я расскажу вам все подробно. Мой адрес: улица Чкалова, № 12, ход 1, квартира Громова Василия Григорьевича, 20.12.42. Почепцов Геннадий». Под заявлением «молодогвардеец» поставил дату «20.12.42», намереваясь этим показать, что он собирался выдать подпольную организацию еще до ареста некоторых ее участников.

Возникает вопрос: почему Почепцов обратился с заявлением к Жукову, а не к Захарову? Этот аспект предательства бывшего подпольщика не дискутировался в советской печати, хотя и представляет несомненный интерес. На наш взгляд, такая реакция не случайна. Дело в том, что юноша не знал о сотрудничестве отчима с Захаровым, а обращаться непосредственно в полицию было уже поздно, поскольку руководители организации были арестованы и его самого могли арестовать как подпольщика. Семья Жукова, как выясняется, жила по соседству с Громовым, и Почепцов лично знал его как начальника, который открыто, во весь голос восхвалял фашизм, оккупантов, призывал краснодонцев всячески поддерживать «новый порядок» и, разумеется, пользовался большим доверием немецкого командования. Это давало основание пре-дателю рассчитывать на соседа-коллаборациониста как на весьма «надежного человека». «Решил подать заявление через Жукова, - показал Почепцов на заседании Военного трибунала войск НКВД, - думая, что он заявление не передаст в полицию или передаст позже, и когда я буду арестован, то буду иметь оправдание, что я подавал заявление».

3 января 1943 г. Почепцов был вызван в полицию и допрошен сначала Соликовским, а затем следователями Дидыком и Кулешовым. Информатор подтвердил авторство заявителя и свою принадлежность к подпольной комсомольской организации, действующей в Краснодоне, назвал цели и задачи деятельности подполья, указал место хранения оружия и боеприпасов, спрятанных в гундоровской шахте № 18. Как показал Кулешов на допросе 15 марта 1943 г., Почепцов рассказал, что «он действительно состоит членом подпольной комсомольской организации, существующей в Краснодоне и его окрестностях. Он назвал руководителей этой организации, вернее, городского штаба, а именно: Третьякевича, Лукашова, Земнухова, Сафонова, Кошевого. Руководителем общегородской организации Почепцов назвал Третьякевича. Сам он состоял в Первомайской организации, руководителем которой был Попов Анатолий, а до этого Главан». Получив сведения о молодежном подполье, Соликовский отдал распоряжение срочно сформировать оперативные поли-цейские группы и начать аресты. Утром 5 января Почепцов был снова доставлен в полицию и допрошен. В этот же день ему были устроены очные ставки с Мошковым и Поповым, допросы которых сопровождались зверскими избиениями и жестокими пытками. Почепцов подтвердил свои предыдущие показания и назвал всех известных ему членов организации. Как показал арестованный в 1959 г. бывший заместитель начальника краснодонской полиции В. Подтынный, по доносу и показаниям Почепцова с 5 по 11 января 1943 г. было арестовано большинство молодогвардейцев. Сам же предатель был выпущен на свободу и арестам не подвергался вплоть до освобождения Краснодона советскими войсками. Таким образом, тех сведений конспиративного характера, которыми располагал Почепцов * и которые стали известны полиции, оказалось вполне достаточно, чтобы ликвидировать комсомольско-молодежное подполье».

* Текст воспоминаний приводится по: Гордеев А. Ф. Подвиг во имя жизни. Изд.: Центр экономического образования: ООО «Днепррост», 2000 г.; OCR. правка: Дмитрий Щербинин (http://molodguard.ru).



Из воспоминаний Надежды Алексеевны Тюлениной

«1/I-43 г. начались аресты членов организации, к нам пришел комиссар партизанского отряда Кошевой Олег и сообщил об арестах. Сережа сейчас же ушел из дому. Через несколько минут наш дом был окружен полицией во главе с немцами. У нас был произведен обыск, и 5 человек полицейских были оставлены у нас на квартире за наблюдением над квартирой. Сергей возвратиться домой уже не мог. Вечером я встречалась на квартире у сестры с Сергеем и Валерией Борц. Они были бодрыми, только на их лицах появилось больше упрямства и серьезности. Оставаться в Краснодоне им было невозможно. Мать Валерии уже была арестована, за ними уже была погоня со стороны полицейских, а на квартирах была устроена засада.

3/I-43 г. 5 человек из «Молодой гвардии» ушли из Краснодона: Сережа, Валерия, Кошевой Олег, Иванцовы Нина и Ольга.

Перейти линию фронта им не удалось, кроме того он услыхал, что семьи партизан зверски замучены фашистами, и он решил возвратиться в Краснодон.

11/I-43 г. часов в 7 вечера Сережа прибыл домой. Он был бледный, худой и голодный, но я ему даже не дала покушать, а набросила пальто, и мы ушли к сестре, где и пробыли два дня. За это время мы собрались и решили перейти линию фронта. Нас было 3 человека: я, сестра Даша и Сережа. Линию фронта мы перешли в Давидо-Никольске 15 января, затем мы отправились в село Караич Ростовской области Глубокинского р-на, там мы встретились с нашими войсками, ехавшими на бронемашинах. Сережа им рассказал о расположении немецких войск...

5/VII-43 г. Тюленина Н., сестра».



Из очерка корреспондентов «Комсомольской правды» В. Лясковского, А. Гуторовича, А. Подченкова *

Полиция напала на след

Под новый год внезапно были арестованы Виктор Третьяъякевич и Ваня Земнухов. Организация всполошилась, все ждали новых арестов. Было принято срочное решение: «Молодой гвардии» разбиться по группам и временно уйти из Краснодона в Каменск, Россошъ, Тарасовку и оттуда руководить борьбой.

Наступали лютые крещенские морозы. Уходили даже не попрощавшись друг с другом, поспешно, как это бывает на войне. Вечером Сергей Тюленев и Валя Борц зашли за Тосей Мащенко. Встревоженная и бледная Тося встретила их на пороге с недоумением:

- Вы что, с ума сошли? Только что у меня была полиция. Перевернули весь дом искали тебя, Сергей, и тебя Валя. Да что вы стоите, заходите быстрее, а то еще заметит кто.

Мащенко, видимо, еще не знала об уходе «Молодой гвардии» из Краснодона. Выслушав сообщение об этом, она зябко закуталась в платок и молча присела на корточки к лежанке. За окном выла вьюга. Далее в избе было холодно.

- Ну что же, Тося, одевайся, идти надо, - сказала Валя Борц.

- Да, надо, - твердо ответила Тося. - Мать, правда, больна, присмотреть за ней некому будет. И как идти, ребята, валенок-то нет, а в туфельках в метель далеко не уйдешь.

-Может, у соседей достать можно?- подсказал Сергей.

Тося усмехнулась.

- Кто же даст?

Валя предложила.

- Мы будем идти в моих посменно. Озябнут у тебя ноги, я надену туфли, а тебе дам валенки.

-Далеко идти? - спросила Тося.

- В дороге решим, - сказал Тюленев. - По-моему, надо подаваться на станицу Метяхина, там в лесах товарищ Николай со своим отрядом партизанит. А еще бы лучше: перейти фронт –и к своим...

Они мечтательно и грустно вздохнули.

За стеной что-то заворочалось, раздался долгий захлебывавшийся кашель, затем послышался голос, скорее похожий на стон.

- Ну куда она пойдет? Холодище такой, что под одеялом в избе согреться невозможно. Замерзнет ведь на первой версте. Вам хорошо, вы в валенках.

- Но ведь тут-то убьют ее немцы, - возразил матери Тоси Сергей Тюленев. - Кто-то предал нас, значит, надо уходить. Горько и больно, но надо.

- Верно, Сереженька, но ведь сейчас только немцы у нас были, вас искали, а что она с вами заодно, не знают. Уйдете вы, расскажу всем, что и дочка ушла. А сама прятать ее в подвале буду.

- Тебе виднее, Тося, - начиная сердиться, сказала Валя Борц. -Хочешь - иди с нами, не хочешь - оставайся.

И, повернувшись в сторону матери Тоси, добавила с сожалением:

- Только не убережете вы ее, вспомните мое слово, да будет поздно.

Тося отвела Валю в угол и шепнула ей:

- Пойми, умрет мать без меня. Кровью уже харкает. Выхожу или похороню ее - тогда уж и уйду. Только, Валюшка, вы не подумаете, что я струсила, а?

- Глупая ты. Я даже об этом и не подумала.

Они расцеловались, и Тося прослезилась. Затем она крепко, как брата, впервые на прощанье поцеловала сильно смутившегося при этом Сергея Тюленева.

-До скорой встречи!

Выйдя в степь за Краснодон, Валя Борц и Сергей Тюленев последний раз взглянули на родной городок. Они уходили от родных, от школы, от дружной семьи горняков, с которой сроднились с детства. Куда идти? Метель крепчала, снег замел дороги. Подняв воротники, они молча побрели по белой пустыне к далеким, невидимым еще лесам, где их ждала борьба с врагом. Они уходили как победители. То, что немцам удалось их выследить, не только не поколебало их решимости продолжать борьбу, но напротив, еще больше укрепило сознание необходимости в ней. Они были рады за первые свои успехи и мечтали о новых больших делах, об окончательной победе над немцами.

* Полностью очерк с пометками А. Фадеева находится в архиве писателя: РГАЛИ, ф. 1628, д. 759, л. 1-30.



Из очерка Н. Федорова «Казненный дважды»

«В 1967 г. по инициативе пионеров и школьников Каменска-Шахтинского в городе был открыт памятный обелиск мальчишкам, погибшим от рук фашистов. Обелиск напоминает живым о трагедии, разыгравшейся в небольшом городке на берегу Северного * Донца.

* Правильно - Северского.

Произошло это 20 января 1943 года. Третий день в Каменске-Шахтинском с переменным успехом шел бой между прорвавшимися на Придонье после Сталинградской битвы советскими соединениями и немецким гарнизоном. Нашим воинам, ослабленным в предыдущих боях, никак не удавалось выбить противника из города.

С особым нетерпением ждали исхода сражения мальчишки из Соцгородка - южной окраины города, которые еще в первые дни оккупации создали подпольный отряд из пионеров и комсомольцев. В отряд вошли тринадцать подростков. Юные подпольщики участвовали в диверсиях, помогали выхаживать раненых красноармейцев, расклеивали листовки.

Утром 20 января в Соцгородок ворвались краснозвездные танки. К ним отовсюду бежали мальчишки, карабкались на броню, наперебой рассказывали о расположении немецкого гарнизона. Танкисты поблагодарили ребят и велели им разойтись по домам.

Страшный взрыв потряс все вокруг - это взлетел на воздух склад боеприпасов. Замолкали одна за другой вражеские пушки. Однако когда к немцам пришло подкрепление, наши танки отошли за Донец.

Разъяренные фашисты оцепили Соцгородок. Оставшиеся в живых немцы видели, что около советских танков крутились мальчишки и разговаривали с танкистами. Началась облава. Хватали подростков. Таких набралось больше пятидесяти. Колонной их повели к средней школе № 1, загнали в здание. Затем по трое выводили к подвалу и расстреливали. Когда в подвал упали последние жертвы, следом полетели гранаты.

Глубокой ночью через пролом в потолке подвала наверх выбрались трое истекающих кровью ребят - Володя Брус, Сережа Удовиченко и Андрей Кучеров. Но на другой день фашисты нашли Андрея Кучерова и расстреляли еще раз уже вместе с отцом-инвалидом. Володя Брус и Сережа Удовиченко скрывались до полного освобождения города. Потом были отправлены в госпиталь (оба сейчас живут в Москве).

До недавнего времени считалось, что спастись удалось в ту трагическую ночь только троим. Об этом писал в своем очерке «Каменская трагедия» 21 марта 1943 года военный корреспондент «Известий» Анатолий Сафронов. На самом же деле из подвала после расстрела вышли четыре человека. Кто же был четвертым?

Краеведу из Каменска-Шахтинского, члену Союза журналистов СССР Валентину Васильевичу Шумову удалось установить, что четвертым вырвавшимся после расстрела из подвала был молодогвардеец Сергей Тюленин.

После неудачной попытки перейти линию фронта 11 января 1943 г. Сергей возвратился домой. А через два дня вместе с сестрами Надеждой и Дашей перешел линию фронта в Глубокинском районе Ростовской области.

«Нам удалось связаться со своими частями, - пишет в своих воспоминаниях Надежда, - Сергей был зачислен в одно из подразделений, и вскоре с двумя бойцами его направили в разведку в город Каменск...»

Вечером 20 января, когда началась облава в Соцгородке, в одном из домов оказался Сергей, который был схвачен с каменскими подростками и должен был разделить их участь. Однако юноша остался живым, от разрывов гранат его спасло то, что, по всей вероятности, на расстрел его вывели в числе первых и он оказался заваленным трупами жертв трагедии.

Выбравшись из подвала, Сергей направился в хутор Волченский - в 15 километрах от Каменска

25 января Сергей возвратился в Краснодон, но был схвачен и 31-го, после пыток, сброшен в шурф шахты №5.

...Среди личных вещей молодогвардейцев, хранящихся в музее «Молодая гвардия», есть старенькое пальто Сергея Тюленина. На правом рукаве красными нитками обшито небольшое отверстие - место ранения юного подпольщика в трагическую ночь 20 января 1943 года в Каменске-Шахтинском.

г. Краснодон».



Из воспоминаний сестры Сергея Натальи Алексеевны Хабаровой (Тюлениной)

«Что я знаю о деятельности «Молодой гвардии»?

Первую листовку я нашла под дверьми в декабре, не то ноябре м-це 1942 г. После этого я еще раза 4 находила листовки, переписанные от руки. В них сообщалось о наступлении под Сталинградом, Воронежем. В январе м-це, не помню, какого числа, знаю, что был канун Крещения, пошла я в церковь. Как и все, решила я помянуть моих умерших родственников. Написала я их имена, завернула в карточку, а сверху имя свое поставила. Помянул батюшка родственников моих, а после дьячок карточки нам возвращает. Развернула я случайно, гляжу, кроме моей записки - другая лежит. Читаю: «Как мы жили, так и будем жить. Как мы были, так и будем под Сталинским знаменем. Мария Демченко».

И так весело стало на душе. Оглянулась и вижу: другие тоже как-то старательно завертывают свои картинки и кладут их в карман.

Проходилось мне читать на базаре, на церкви такие наклейки с надписями: «Не ходили в божий храм, получали килограмм, а теперь и божий храм - получаешь 300 грамм».

Тяжелая была жизнь. Ничего не давали немцы, наоборот - всё забирали. Приходилось с тачанкой в руках ездить за 200-300 км менять хлеб. Всё променяли. Хлеба не давали ни крошки, угля тоже. И эти листовки как-то ободряли, вселяли надежду на освобождение.

25 января 1943 года под вечер я возвращалась домой от соседей. Подхожу к дому - дверь закрыта. Стучу. Выходит маленький сынишка и тихим взволнованным голосом спрашивает:

- Кто там?

- Это я!

- А ты одна, мама? - спрашивает он меня.

- Одна.

Только я вошла, он радостным шепотом сообщает:

- Мамочка, Сергей к нам пришел!

Я так и обомлела. Вбегаю в комнату. Сидит он, за руку держится.

- Что с тобой, Сереженька?

-Так, пустяки, ранило немного.

Потом он мне рассказал:

- Когда мы с сестрами Надей и Дашей перешли 15 января линию фронта, я пошел в разведуправление. Там выясняли мою личность в течение 3-х дней и по моей настойчивой просьбе отправили в одну из воинских частей, которая вела наступление в то время на город Каменск. В течение нескольких дней я работал в разведке этой части. 24 января завязался ожесточенный бой на подступах к Каменску. Меня и еще нескольких товарищей направили разведать огневые точки противника. Разведка была неудачной, нас окружили, многих побили; я кое-как вырвался, только вынужден был идти не к своим, а по направлению к городу. Во время стычки меня ранило в руку, но я не подавал вида, что ранен. Так как я был в штатской одежде, то на меня большого внимания не обращали. Иду я и вижу - немцы на повороте стоят. Быстрее заскакиваю в хату. Вижу - никого. Хватаю какой-то чувал, ведро и спокойно выхожу на улицу. Немцы, которые стояли на повороте улицы, заставили меня носить им воду на кухню. Они, очевидно, приняли меня за местного жителя. Рана страшно болела, рукав пропитался кровью, заледенел. Но я терпел. А потом к вечеру вышел из города и вот пришел к вам.

Затем он стал просить меня, чтобы я его отвела домой.

- У тебя дети, найдут - расстреляют и тебя с детьми, и меня.

Я согласилась с ним и, переодев его в женское платье, укутав большим темным платком, на второй день отвела домой. Он впереди меня, я немного сзади. Побыл он дома всего лишь сутки. Выдали его. Сука Лазуренко продала. А получилось-то вот как. Сергея очень любил его племенник, сын средней сестры. Ему и было тогда 1 год и 3 месяца. На второй день, т.е. 27 января, заходит эта Лазуренко в дом. Дома был только старик больной. А мальчик ползет в другую комнату, протягивает руки, смеется. Лазуренко и спрашивает его:

- Где дядя? Там? - И указывает на комнату.

Мальчик закивал головой, закивал. Она туда, а Сергей лежит в постели. Старик не придал этому вначале никакого значения, думал, что она не заметила Сергея. Ее родственники служили в полиции. В тот же день его и забрали» *.

* Записано инструктором ЦК ВЛКСМ Н.М. Соколовым. Подпись: Хабарова Наталья Алексеевна.



Через все испытания

Из воспоминаний матери Сергея Александры Васильевны Тюлениной

«Пришли они в 12 часов ночи 27/1-43 г. Стучатся. Подошел дед (так она называет своего мужа - Тюленина Гавриила).

- Кто там?

- Полицейские, - отвечает грубый голос. Я затряслась вся, испугалась.

- Дед, не открывай!

А сама кинулась к постели, где спал Сереженька. Он раненый был. Тормошу его:

- Сережа, Сереженька, сыночек! Полицейские! *

* В январе 1943 г. Мельников участвует в арестах молодогвардейцев Б. Главана, Л. Дадышева, В. Пирожка, в обысках, засадах и облавах с целью поимки молодых патриотов. 27 января немцы и полицаи ворвались в квартиру Тюлениных. Был среди этих бандитов и Мельников.

Вскочил он, стал быстренько одеваться. Я побежала открывать дверь в хлев, вход был из коридора. Думала, Сергей выйдет туда. А дед всё стучит у дверей, как будто открывает. Слышу, вышел Сергей. Темно.

- Открывай, - шепчу деду.

Открыли мы, а они как вошли, так прожектором осветили.

- Вот он, - слышу злобно-радостный возглас полицая. Я так и обомлела. Сергей к окну, они за оружие. Я испугалась за него, кинулась к нему:

- Сереженька, не надо, родненький, убьют они тебя!

А сама его не пускаю к окну-то. Может, и глупо я так поступила. Не знаю, но очень я боялась за него. Потом-то я уже догадалась, как всё это произошло. Сергей вышел в коридор и стал за отца, думая: как полицейские войдут в комнату, он и прошмыгнет на улицу. А они как вошли, да осветили нас - отец невольно отшатнулся от света - они и увидели Сергея.

Стали собирать его. Собираю, а сама плачу. Не выдержал и Сергей - тоже заплакал. Ну, а как он заплакал, тут уж я не помню себя. Бросилась на колени перед полицейскими, целую ноги, молю:

- Возьмите всё: добро, корову, отпустите только сыночка.

А у них противные такие рожи, увидела - смеются они над моим горем, особенно один - здоровенный такой. Стыдно мне стало: «Что же это я перед такими животными унижаюсь!» Встала, обняла Сергея, поцеловала его. И он быстро, быстро пошел.

Не прошло и часа, как пришли за нами. Взяли меня (62 года), деда (66 лет), дочь (25 лет) с мальчиком, которому было немногим больше года. Пришли в полицию. Захаров -помощник нач-ка полиции, встретил нас отборнейшей матерщиной. 62 года прожила на свете - много видела и слышала, но и то стало не по себе.

- А у тебе сын партизан, сволочь! А ты стоишь, как молодая роза. Ишь, какие глаза. Где твое добро?

-Хлеб вы забрали, а всё остальное дома на месте.

- Врешь, сука.

И на каждом слове мат, сплошной мат. Соликовский лежал на диване. Всё молчал. Потом поднялся, процедил сквозь зубы:

- Имущество конфисковать, а этих б... пустить на ветер, вначале всё выпытать.

Посадили нас в холодную камеру. Деда отдельно от меня. Дочь с ребенком вскоре через несколько часов выпустили. Но такие негодяи были, что и ребенка даже не пожалели, щипали его, хлестали по щекам. Долго еще были на нем синяки.

Со мной сидела Люба Шевцова, Рая Лавренова с матерью, мать и отец Сафонова.

На второй день, т.е. 28 января, привели Нюсю Сопову. Привели ее утром. Тут же стали допрашивать. Камера наша отделена от канцелярии ихней деревянной перегородкой - всё слышно и даже в щелочки кое-что видно.

Стали ее спрашивать, кого она знает, с кем имела связь, что она делала. Молчала она. Приказали ей раздеться наголо. Побледнела она - и ни с места. А она красивая была, косы большущие, пышные, до талии. Сорвали с нее одежду, платье на голову завернули, уложили на пол и начали хлестать проволочной плеткой. Кричала она страшно. А потом, как начали бить по рукам, голове, не выдержала, бедняжка, запросила пощады. Потом снова замолчала. Тогда Плохих - один их главных палачей полиции - чем-то ударил ее в голову, она упала, снова ее начали бить...

Наконец, избитую, окровавленную впихнули ее к нам в камеру. Бледная вся, долго лежала. Потом встала, походила и так глухо-глухо сказала:

- Как не руки, терпела бы я. А то перед такой мразью унижаться.

Потом вдруг запела песню, не помню я слов-то, но веселую, боевую. Люба Шевцова подошла к ней, она замолкла, и они долго о чем-то разговаривали шепотом.

В тот же день вызывали меня на допрос. Спросили, что я знаю о действиях сына.

- Ничего не знаю, - ответила я.

Тогда Севостьянов и Плохих по знаку Захарова сорвали с меня платок, полушубок, сняли платье, бросили на пол. Били страшно - по голове, спине, ногам. Как только плеткой ударят - так кожа сразу рассекается в кровь.

А Захаров стоял надо мной и приговаривал:

- Рассказывай, сука, куда одежду спрятала, к кому сын ходил, кто к нему приходил.

Не помню, когда меня бить перестали, как я в камере очутилась.

В этот же день после меня допрашивали Сергея. Это уже мне соседи по камере рассказывали: «Вызвали его, он так насмешливо смотрел на них. Бить его начали, он только зубами скрипел».

И вот таким допросам подвергали всех нас ежедневно. А Ковалёва Анатолия однажды три раза подряд били. Замучаются они - Севостьянов, Плохих, Захаров, - отдохнут, а потом бить начинают. А чтобы крики не так слышны были, заводили патефон. И вот под музыку истязали наших дорогих детей.

Ковалёв на всех допросах на вопросы отвечал:

- Я нигде не был, меня только заочно записали. А когда его третий раз бить начали, он сказал:

- Паразиты, что же вы меня три раза подряд бьете?

29 или 30 января Сергею сделали очную ставку с Лукьянченко. Ввели Сергея, а потом Лукьянченко. Они не признались друг к другу. На вопрос: «Знакомы ли вы?» оба отвечали:

- Слышал, что живет где-то близко, а встречаться - не встречались.

Потом их начали бить, вначале били Сергея, потом Лукьянченко. Били в две плети. Распластали на полу, держали за руки и ноги, а Плохих и Севостьянов стояли по бокам и, как кузнецы куют железо, так и они методично, поочередно с тупыми мордами стегали Сергея. Когда это не помогло, стали засовывать пальцы Сергея между дверью и притолокой, закрывая ее. Тут Сергей страшно, страшно закричал, я не выдержала и потеряла сознание

31-го Сергея допрашивал немец из жандармерии, и что тут уж с ним не делали: три раза били в две плети, в рану загоняли шомпол, затем подняли его, окровавленного, немец подошел к нему и начал бить рукой, затянутой в перчатку, по щекам. Голова Сереженьки моталась из стороны в сторону. Он посмотрел вокруг помутневшими глазами и сказал: «Ну, это всё!» Что он этим хотел сказать, так я и не поняла.

В этот же день во второй половине наши самолеты бомбили город. Полицаи бегали, как затравленные волки, -чувствовали, гады, что скоро настанет их гибель.

А в 7 часов вечера всех ребят увезли. Построили их в коридоре, скрутили руки проволокой, против каждого человека стоял полицейский. Когда делали им перекличку, то запомнила я фамилии Лукьянченко, Ковалёва, Лукашёва Геннадия, Орлова Анатолия, Левашова Сергея, Артемова, Виценовского. Из нашей камеры взяли Нюсю Сопову.

Вывели их на двор, посадили в санки и повезли к шахте № 5.

При шахте есть баня, в этой бане их раздели. Всех их погубили злодеи, удалось убежать только Ковалёву. Потом уже он рассказывал мне, как это удалось ему сделать.

Так и погиб мой дорогой сыночек Сережа» *.

* Записано инструктором ЦК ВЛКСМ Н.М. Соколовым. Подпись: Тюленина Александра Васильевна.

* * *

«...Не прошло и часа, как снова примчались полицейские и заорали:

- Собирайтесь все.

Так наша шумная хата осталась совсем пустой. Арестовали меня, отца, дочку Феню и ее сына-малютку Валерку.

Привели в полицию. Дед сел на диван, а я стала у стенки.

Плохих с ехидной улыбкой спрашивает у меня:

- Ну что, воспитала комсомольца?

А я ему:

- Как тебе не стыдно, сам же ты партийный был. Глаза твои бессовестные.

Распахнулись двери, и в кабинет ввалился огромный дядюля. Этот самый главный палач и измыватель - Соликовский. Обвел своим зверским взглядом нас и процедил:

- Пустить этих старых чертей по ветру, чтобы они нигде себе места не нашли. А пока тащите их в камеру.

Потом повернулся к Фене, и глаза засверкали у паразита, уставился на дитя, а тот ручонками уцепился в материну юбку и исподлобья посматривает на Соликовского.

- А этого, - и толстый, грязный, поросший черным волосом палец Соликовского ткнулся в мальчонку, - выкормыша, дитенка взять да головой об стенку.

Мы обмерли. А тут вскочил какой-то полицай и сказал, что немецкое начальство приехало.

-Увести их! - скомандовал Соликовский.

Нас повели в камеру. Захлопнулась дверь, и ко мне сразу бросилась Люба.

- Тетя, как били Сергея, страшно били. Патефон заводили, но всё равно крики были слышны.

Так прошла первая ночь. В дверях камеры было маленькое оконце. Утром я подошла к двери, в них, может, Сережу увижу. И правда, ведут моего сыночка. Одной рукой завивает чубок свой, другая рука на перевязи, сам бледный, а под глазами синяки. И вскоре заиграл патефон, а я думаю, понятно, зачем завели музыку. Бить начали Сергея. А на третий день вызывают меня.

-Тюленина, выходи.

Пришла в кабинет. Захаров как заорет:

- А ну, раздевайся! Помогите ей снять одежду, - скомандовал полицаям.

Севостьянов и еще двое стащили с меня шаль, платье, рубашку. Никакой пощады, ни совести.

- На лавку, - командует Захаров.

Я обомлела от стыда, слезы застилали мне свет. Чувствую, схватили за руки, за ноги и потащили к длинной лавке. Бросили, кто-то придавил ноги, и что-то набросили на голову.

И Севостьянов начал бить. Били плетью в палец толщиной. Что было дальше, не помню. Очнулась, когда тащили полицаи в камеру. Подхватили меня Люба Шевцова и Аня Сопова.

Гавриил Петрович, как увидел меня, заплакал, бедный, приговаривая:

-Мать, мать...

- Что ж они, пытали, тетя? - спрашивает Люба.

- Эх, Люба, Люба! Ничего я им не сказала. Ишь, черти, чего захотели. Скажи им, что делали ребята. От кого дело пошло. С кем встречались. Где оружие. Так я им и скажу...

Страшно и жутко было. Хорошо, что Люба и Аня были рядом, просили не убиваться горем.

- Тетя, тетя, не плачьте! Слышите гул? Это наши. Они вот-вот придут. Отомстят за всё. Отольются им наши слезы, наше горе. Жаль, что этих гадов мало поприкончили...

А на другой день опять на допрос. Заводят в кабинет, посредине стоит Сергей. Узнать его мне было трудно. Весь в крови, рука раненая висит как плеть, одежда вся порвана, одни тряпки.

- Ну, скажи, старая, - закричал Захаров, - кто ходил к сыну?!

- Ничего я не знаю. Ничего.

Он как вскочил из-за стола, подбежал к Сергею и прохрипел:

- Скажешь сейчас!

Схватил раненую руку Сережи и стал ширять прутом в рану. Сергей глухо застонал. Я закусила губу, чтобы не закричать.

-А, молчишь! Ну, подожди, заговоришь, старая ведьма!

Он поманил пальцем полицая. Вдвоем оттащили Сергея к двери, сунули его пальцы между дверью и давят. Сережа дико вскрикнул и обмяк.

- Сыночек, сыночек, - тихо сказала я, и мне сделалось дурно.

- Заговорила,- обрадовался Захаров.

Что было дальше, я не помню: потеряла сознание.

Опомнилась - около Люба и Аня. Горит всё, а воды-то нет. Хоть бы глоточек. Вдруг двери раскрылись, глядь - Захаров.

- Сопова здесь?! Собирайся.

Она к нам:

- Что брать с собой?

А Люба ей:

- Ничего: ты знаешь, куда идешь.

Поцеловались они. Аня подошла ко мне, наклонилась и тихо сказала:

- Тетя, может, вы живой останетесь, передайте моей мамке, что я пошла бодрая и веселая. И не велите моей мамке плакать.

Поцеловала меня, распрямилась, посмотрела на Любу и пошла. Больше я ее не видела. Потом выстроили всех: Сережу, Виценовского, Григорьева, Ковалева и других.

Не помню, были ли на них шапки, фуражки. Хорошо запомнила голос Сережи. Он крикнул:

- Прощайте, мама, папа!

Я залилась слезами, сжалось мое материнское сердце, задохнулась я от горя и боли. 1959 год» *.

* Отрывок из воспоминаний приводится по: Молодая гвардия. Документы и воспоминания... -Донецк, «Донбасс», 1977. -С. 131-133.



Из показаний начальника Краснодонского жандармского поста Отто Шена:

«Допрашивали молодогвардейцев жандармы, сотрудники полиции Соликовский, Кулешов и Захаров, а также следователи полиции.

Во время допросов все без исключения молодогвардейцы подвергались всяческим пыткам. Еще в первые дни своего пребывания в Краснодоне Соликовский получил от меня приказание, чтобы каждый сотрудник полиции имел при себе резиновую палку со свинцовым наконечником для расправы с арестованными. С раскрытием подпольной комсомольской организации я потребовал от него усиления режима обращения с арестованными и пыток.

Молодогвардейцы избивались до потери сознания, им ломали ноги, руки, затем обливали холодной водой и бросали в карцер, инсценировав там казнь через повешение, а также применяли и другие пытки. Тела арестованных были сплошь в кровоподтеках и ссадинах. Мучения молодогвардейцев усиливались еще и тем, что мы морили их голодом.

На всех арестованных я не затратил ни одного килограмма хлеба, не говоря уже о других продуктах питания, хотя они у нас содержались по 10-12 суток. Им не давали вволю воды».



Из воспоминаний сестры Сергея Надежды Алексеевны Тюлениной

«В полиции Сережа подвергался страшным пыткам. Его пытали начальник полиции, помощник и немцы. Сереже вывернули руки, перебили челюсть и нос, избивали шомполами и плетьми. После пыток его выбрасывали в коридор и отливали водой. При пытках у него спрашивали, где находится оружие, кто является членами партизанского отряда, с кем связан партизанский отряд, кто им давал задания и какие, но на все вопросы ответом было молчание.

В тюрьме была устроена очная ставка с членом «Молодой гвардии» Лукьянченко. Истязатели думали спровоцировать этих людей, но Сережа и Лукьянченко сказали, что они совершенно не знают друг друга. Два раза в день Сережу подвергали самым жутким пыткам, так прошли четыре страшных дня!

В это время наши войска особенно усиленно продвигались вперед, полицаи и жандармы готовились к бегству.

Вечером 31/I-43 г. Сережу в последний раз подвергали страшным пыткам и мученьям. Он кричал:

- Бейте, бейте, гады, всё равно взойдет солнце и над Краснодоном!

Его полумертвого отправили к шурфу шахты № 5. С ним были направлены и его товарищи: Лукьянченко, Сопова Нюся, Виценовский Юра и ряд других товарищей.

Всех их живыми бросили в ствол шахты. Сторож - единственный свидетель этой жуткой расправы - рассказывает, что несколько дней со ствола были слышны стоны.

14/II-43 г. наши войска вступили в город Краснодон. Краснодон стал снова свободен. Люди не верили, что это действительность. От многих я слышала:

- А может быть, это только сон, я проснусь и снова увижу этих людоедов, этих гадов.

К концу февраля трупы замученных были извлечены из ствола шахты. Они были обезображены, разложившиеся, и родители только по одежде узнавали своих детей. Бывали случаи, когда родители стояли по несколько дней у трупов, а узнать не могли, только спустя несколько дней по каким-то признакам, известным для одних только родных, труп узнавался.

Молодежь похоронена в городском парке в братской могиле. В день похорон, когда десятки гробов стояли в парке, воздух был оглушен жутким стоном, душераздирающими криками. Я знаю людей, которые никогда не плакали, а в этот день, когда они увидели эти жуткие обезображенные трупы, лица их были мокры от слез и проклятья сыпались по адресу истязателей. Да и сейчас, спустя уже несколько месяцев, когда с потерей, казалось бы, человек уже должен был бы примириться, слышны стоны и крики родителей.

Смотришь, от могилы плетется женщина - молодая по годам, но сгорбившаяся и уже постаревшая, вся в слезах. До оккупации видела ее бодрой и жизнерадостной, а теперь она имеет вид постоянной старухи.

Проклятье тому, кто забудет эти жуткие месяцы оккупации, кто эту кровь врагам простит.

Тюленина Н., сестра 5/VII-43r.»



Из показаний начальника Краснодонского жандармского поста Отто Шена:

«Тюленин держал себя на допросе с достоинством, и мы удивлялись, как могла у еще молодого человека выработаться такая крепкая воля. По-видимому, презрение к смерти породило в нем твердость характера.

Во время пыток он не проронил ни слова о пощаде и не выдал никого из молодогвардейцев. От него ничего так и не добились.

После пыток я отдал приказание расстрелять Тюленина. Через некоторое время его уже не было в живых».



Из воспоминаний сестры Сергея Феодосии Алексеевны Зерновой (Тюлениной)

«С первого января над нашим домом нависла черная туча. Начались обыски, пытки. Полицаи, как пираты, совали свои морды всегда и всюду, допытываясь, где оружие, с кем и куда ушёл брат, дай фотокарточку. Но гады получали ответ: "Не знаем, нет". На вторые сутки после тщательного обыска и беспрерывного дежурства полиции, нам удалось из-под носа вынести автомат и передать его Радику Юркину и Сафонову. А коробка в которой находилось смазывающее вещество для автомата осталась в руках. И вот я решила разыскать Серёжу и передать ему. Взяв пару чистого белья, продукты питания и эту коробочку, я от сестры направилась разыскивать брата. Затем зашла к родителям, чтобы сказать им об этом. Я наскочила на полицая и на немца в нашем доме. Они меня задержали и стали обыскивать, придираясь до этой коробочки: где взяла и куда несёшь? Я отвечала: это у сестры ночевали румыны и забыли, а я взяла и принесла для отца, он сделает протобачницу. Тогда полицай повёл меня до моей сестры Натальи Хабаровой, сделав там тщательный обыск, взяв вещи которые ему было надо и повёл меня в полицию. Посадили меня 2-го января, сразу спрашивая, "где твой брат, с кем ушёл". Я отвечала: "Не знаю, не видела".Таким образом меня продержали девять суток. Сидела я в женской холодной камере. Допросы снимались ночью, рано утром или поздно вечером под шум патефона. Из "Молодой гвардии" было забрано 15 человек, Третьякович В., Машков, Земнухов, Шевцова, Мащенко и другие.

Подробных допросов слышать не удавалось лишь потому, что заводили, как я говорила выше, патефон. Потом такие ужасные были крики, что мы затыкали свои уши и ждали своей очереди.

Феня Тюленина, сестра Сергея 4/VII-43 г.»

* * *

С кем я сидела в одной камере?

Нас там было несколько человек, кто они, за что были посажены, я не знаю, я только знала одну женщину - это мать Вали Борц. Разговоров никаких не вели, боялись предателей. Когда нас выводили на улицу из камер, в коридоре я видела сидела Нинель Соколова пожилая женщина и Майя забыла фамилию как-то на букву М, хорошенькая, молоденькая краснощекая девушка с очень милым личиком, мы друг друга не знали.

Кого я видела в волчок, когда нас выводили на «прогулку»? Да! Этот момент запечатлелся на всю мою жизнь. Я видела изуродованные лица мужественных молодогвардейцев, но кто это был, точно сказать не могу. Помню, один был в белой рубашке, русые волосы, пел и пританцовывал, а на лице кровавые раны. Полицаи гнали нас быстрее, быстрее, не давали хорошо рассмотреть и что-либо спросить. Это были страшные времена фашизма.

В Краснодон мы приехали из Орловской обл. в 1926 году. Я, по-моему, рассказывала, как и почему мы попали в Краснодон. Раньше это был рудник Сорокино, а в 1938 году его переименовали в гор. Краснодон. Нас в семье было 7 сестер - родных: Дуня, Лена, Наташа, Надежда, Феня (это я), Мария, Даша, Василий (это наш не родной брат, сын нашего второго отца Тюленина Гавриила Петровича) и наш любимец Сережа Тюленин.

Так мы и по сей день живем в Краснодоне, но уже каждый со своими семьями.

Две старшие сестры Дуня и Лена умерли, а брат Василий был военный в чине подполковника. При жизни Сережа говорил ему: «Я пойду в армию, и у меня будет или грудь в крестах, или голова в кустах».

Я говорила Сереже: «Сережа, ты со своей буйной головой не умрешь своей смертью, будь потише». Он мне отвечал: «Не боись, сестра, всё будет хорошо».

Зернова Феодосия Алексеевна 3.11.88 г.»



Из материалов исследователя А.Ф. Гордеева «Подвиг во имя жизни»

«Служебные помещения краснодонской полиции превратились в камеры страшных истязаний. Как стало известно позднее, жандармы, прибывшие в составе карательной команды из г. Магдебурга, имели секретную инструкцию, предписывавшую им применять всевозможные «меры физического воздействия» при допросах арестованных. И каратели усердно ее выполняли. Узников помещали в холодную камеру с ледяной водой, связывали им за спиной руки с ногами и подвешивали, избивали резиновым кабелем, давили им дверью пальцы на руках и ногах, загоняли под ногти раскаленные иголки, вырывали волосы, выкручивали руки, вырезали звезды, выкалывали глаза, отрезали куски тела и даже... отрубали головы. В здании полиции постоянно слышны были душераздирающие крики, арестованных водили залитых кровью, в одежде, разорванной в клочья. М.Я. Борц, которая арестовывалась полицией как заложница и некоторое время содержалась в тюрьме, вспоминала: «Я решила лечь на пол, но не успела сделать это, как вдруг услышала душераздирающие крики, затем глухие стоны. Я подошла к двери, опустилась на колени и через замочную скважину стала наблюдать за коридором. По коридору пробежал полицейский с ведром в руках, пронесли шомпола, какие-то широкие ремни и веревки. Где-то недалеко снова раздались душераздирающие вопли. Я не выдержала, встала и отошла от двери. Избивали и мучили людей часов до двух ночи, затем всё стихло. До утра я не смыкала глаз».

Об изуверской форме допросов и ужасах пыток можно судить по тому факту, что переводчица жандармерии Лина Артес (немка по национальности, девичья фамилия Римпель) просила командование освободить ее от работы, потому что она не выносила страшных зрелищ. На допросе 9 июля 1947 г. Ренатус говорил: «...Переводчица Лина Артес просила освободить ее от работы, так как жандармы во время допросов слишком грубо обращаются с арестованными. Гауптвахмистр Зонс после обеда якобы сильно избивал арестованных. Я удовлетворил ее просьбу и говорил по этому вопросу с Зонсом. Он признался, что действительно избивал арестованных, но по той причине, что другим путем не мог добиться от них показаний».

Кроме всего прочего, мучения юных подпольщиков усиливались еще и тем, что их постоянно морили голодом. Это бесчеловечная и изуверская акция использовалась карателями как «эффективный» способ подрыва физических и моральных сил молодогвардейцев.

В конце января 1943 года Соликовский и Захаров привели на очередной допрос Сергея Тюленина. По свидетельству бывшего следователя полиции Черенкова, «он был изуродован до неузнаваемости, лицо покрыто синяками и распухло, из открытых ран сочилась кровь. Тут же вошли три немца, и вслед за ними явился Бургардт [переводчик], вызванный Соликовским. Один немец спросил Соликовского, что это за человек, которого так избили. Соликовский объяснил. Немец, как разъяренный тигр, ударом кулака сбил Сергея с ног и коваными немецкими сапогами стал терзать его тело. Он со страшной силой наносил ему удары в живот, спину, лицо, топтал и рвал на куски его одежду вместе с телом. Вначале этой страшной экзекуции Тюленин подавал признаки жизни, но вскоре он умолк, и его замертво выволокли из кабинета. При этом ужасном побоище беззащитного юноши присутствовал Усачев» *.

* Текст воспоминаний приводится по: Гордеев А.Ф. Подвиг во имя жизни. Изд.: Центр экономического образования: 000«Днепррост», 2000 г.: OCR, правка: Дмитрий Щербинин (http://molodguard.ru).

Из карточки участника комсомольско-молодежного подполья Сергея Тюленина музея «Молодая гвардия» г. Краснодона: «Какие побои и увечья были нанесены во время допросов и казни: выколоты глаза, разломан нос, руки скручены колючей проволокой; из шурфа достали одетого - повис на стене».

Выписка из акта по расследованию злодеяний, совершенных гитлеровцами в Краснодонском районе Ворошиловградской области от 12 октября 1946 г.:

52. Тюленин Сергей Гавриилович – 1924 * года рождения. В камере полиции при пытках на глазах у матери, Александры Васильевны Тюлениной, сквозную огнестрельную рану на левой руке прижигали раскаленным прутом, пальцы рук подкладывали под дверь и зажимали до полного омертвения конечностей рук, под ногти загоняли иголки, подвешивали на веревках, избивали, после чего отливали водой. При извлечении его трупа из шурфа шахты № 5 нижняя челюсть и нос были сбиты набок, позвоночник перебит» *.

* В документе ошибочно указан год рождения, точно -12 августа 1925 года.

* Москва, архив КГБ при Совете министров СССР, д. 100275, т. 8, л.д. 44: копия: архив музея «Молодая гвардия», ф. 1,д. 7517, л. 1.



Несломленные и непокоренные

На одной из встреч с читателями Александру Фадееву, автору романа «Молодая гвардия», задали вопрос: что произвело на него наиболее сильное впечатление?

«Мой ответ таков: характер этой молодежи, которую мне предстояло изобразить в романе. Невольно приходило на ум сравнение с молодежью моей юности. Подавляющее большинство молодогвардейцев было интеллигентными молодыми людьми, в то время как в нашем подполье интеллигентных молодых людей - революционеров было чрезвычайно мало <...> Что же касается рабочей молодежи, то это была чудесная молодежь, очень революционно настроенная. Но она была полуграмотной, ее революционность была в основном стихийной. Очень многие из них не были знакомы с политической литературой. Многие окончили начальную школу, церковноприходскую или даже были совсем неграмотными. Вот какова была молодежь в мое время. В Краснодоне мы видим другую картину: люди с образованием, воспитанные советским обществом, встали на борьбу. Люди, у которых революционное сознание является ясным, а не стихийным. Ведь молодогвардейцы по своему происхождению не представляли из себя что-нибудь выдающееся. В большинстве это были дети шахтеров. Ваня Земнухов был сыном сторожа, у Вали Борц отец и мать работали учителями. И сами молодогвардейцы не представляли собой ничего исключительного. Это были типичные, всем нам знакомые молодые люди, учащиеся наших школ. Именно потому, что это самая обыкновенная наша советская молодежь, вышедшая из самых обыкновенных рядовых советских семей, - именно поэтому вся деятельность «Молодой гвардии» заслуживает того, чтобы ее изобразить в художественном произведении как нечто типичное для всей советской молодежи» *.

* Фадеев А.А. Материалы и исследования. - М.; Худ. лит., 1977. -С. 131. (Документы из фонда ИМЛИ им. Горького АН СССР.)



Из рассказа Анатолия Ковалева, * члена «Молодой гвардии»

«...Меня арестовали в 1943 году в ночь на 29 января. Когда меня привели в кабинет Соликовского, он крикнул: «Ты думаешь, убежишь? Мы тебя везде найдем!»

Внесли плети. Палачи начали валить меня. Я стал, заложив руки назад и немного расставив ноги: в таком положении меня никто не мог повалить. Тогда Соликовский ударил меня наганом в висок, и я упал. Три раза меня подвешивали: два раза за шею и раз за ноги. Наденут на голову мешок, подтянут - и ничего не помнишь; очнешься на полу - отливают водой, и снова начинают пытки. Один палач бил по шее, другой тянул за волосы, они топтали живот, били плетьми.

В камере, бывало, скажу Виктору Лукьянченко: «Виктор, переверни меня!» А когда приду в себя, начинаю заниматься гимнастикой по примеру Григория Котовского. 31 января нам крикнули по камерам: «Собирайтесь в Ровеньки!».

«Знаем, в какие Ровеньки!» - сказал я. «Молчи, сталинец!» - крикнул Захаров и ударил меня в зубы. Всех молодогвардейцев полицейские называли сталинцами. Завязали нам руки назад телефонным проводом, посадили на дне подводы по четыре человека. Я сидел с Мишей Григорьевым, Юрием Виценовским, Владимиром Загоруйко. На другой подводе - Нюся Сопова, Сергей Тюленин, Витя Лукьянченко и еще один молодогвардеец. Полицейских было 9 человек - пьяные, с автоматами. Мелькнула мысль: убежать. И я шепнул Мише: «Миша, давай бежать!» - «Да как бежать? Руки связаны...» - еле ответил Миша. Собрав последние силы, я попытался ослабить провод и после некоторых усилий почувствовал: провод ослабел. Но руки я держал по-прежнему за спиной.

Молодогвардейцев с первой подводы подвели к шурфу шахты № 5. Полицейские скомандовали: «Ну, становитесь, партизанская сволочь, и нагните голову вниз!» Нюся Сопова ответила: «Что вы хотите этим доказать?» Эта стойкая девушка, когда ее вешали за косы, ни разу не крикнула, и одну косу ей оторвали. Когда подвезли нас к шурфу, Захаров крикнул: «Ты погибнешь не от руки Соликовского, а от меня лично! Ты будешь у меня восьмидесятым!» Полицейские обратили всё свое внимание на шурф... Я рванулся. Меня будто вихрем подхватило. Не бежал, а, казалось, летел. На ходу сбросил пальто, галоши куда-то отлетели, остался в бурках. Когда я отбежал несколько шагов, послышались выстрелы. Я падал, поднимался и снова бежал. Всё время боялся, чтобы в ногу не попали. Вдруг что-то ужалило в левую руку выше локтя. Я схватился за руку, меня ранили. Куртка стала тереть рану - я ее сбросил. Зажав рукав рубахи, бежал по садам и огородам поселка. Выбежав на гору, я остановился, выстрелы прекратились. Разорвал рубаху, перевязал рану и, передохнув, побежал дальше...

[Февраль] 1943 года».

* 31 января 1943 г. в Краснодоне была расстреляна последняя группа молодогвардейцев. В эту ночь бежал из-под расстрела Анатолий Ковалев. Скрываясь от преследования полиции, он ушел из города и пропал без вести. Здесь представлены выдержки из рассказа Анатолия родителям перед уходом из Краснодона, которые приведены по: Молодая гвардия. Документы и воспоминания... -Донецк, «Донбасс», 1977. - С. 65-67.



Воспоминания матери Анатолия Ковалева *

«...Отбежав дальше от поселка в степь, когда выстрелы стали реже и, по-видимому, полиция след потеряла, я снял рубаху, разорвал ее и перевязал рану, оставшись в одной майке. Добежал чуть ли не до Дуванки, оттуда назад и прибежал на Сахалин, ул. Чапаева. Постучался в дверь одного дома, не пустили. В следующей двери ответил человек и сказал, куда обратиться. Постучал в указанную этим человеком дверь, мне открыли. «Спасите, наши фронт прорвали...» - и упал на руки подошедшего хозяина Павла Яковлевича Куприянова. Они перевязали мне рану, накормили.

Куприянов то и дело поглядывал в окно, не идет ли полиция, и спросил у него: «Далеко ли отсюда 5-я школа? Не могу сообразить, куда я прибежал».

Когда убедился, что Куприяновы люди надежные, не выдадут, рассказал всю историю случившегося».

Потом Куприянова рассказывала:

«Анатолий обратился ко мне:

- Поднимите майку и посмотрите, что они со мной сделали.

Когда я глянула, чуть в обморок не упала, - куски мяса висят по всей спине. Мы показали ему место, где спрятаться - под фундаментом дома, и Анатолий почти всю ночь простоял на дворе, прислонившись к столбу, всматриваясь, не появится ли полиция, чтобы вовремя прыгнуть под фундамент дома».

Наутро Куприяновы переодели его в женскую плохую одежду, как побирушку, повели в Краснодон. Он согнулся немного и трясет рукой, как больная. Мимо него проходят полицейские, искавшие его возле пятой школы, перерывшие все сени и подвалы. Дорогой встречались и немцы. Наконец добрались в гор. Краснодон к знакомой барышне и участнице «Молодой гвардии» Титовой Антонине.

2/II-1943 г. приходит к нам Тони Титовой мать и говорит: «Никого у вас чужих нет?» Мы так и затряслись, думали, что-то страшное сообщит, а она: «Анатолий убежал из-под расстрела, ранен в левую руку, лежит у нас».

Мы от радости и страха так и обмерли. В этот же день я пошла к Титовым - глянуть на своего сыночка, этого мученика, чудом убежавшего от палачей. И радость большая была, что я увидела сыночка, с которым, я думала, рассталась навсегда, но тяжело было смотреть на измученного, истерзанного, всего избитого, бледного. И вспомнила я его до взятия в полицию: свежий, веселый, бодрый, сильный борец, державший на своей груди 18 человек (вероятно, в спортивной пирамиде. - Е. Щ.), а теперь...

Но Анатолий меня успокаивал: ничего, переживем. И начал мне рассказывать, каким пыткам его подвергали: три раза вешали, два раза за шею, один раз вниз головой, натянув мешок на голову, вздернув на виселицу. Теряешь сознание и ничего не помнишь. Потом снимают, отлива-ют водой и начинают опять бить. Трое мужчин топтались по животу, один бил по шее, другие держали за волосы. А битье плетьми - это пустяк по сравнению со всеми остальными пытками. Соликовский, начальник полиции, палач, ударил его один раз рукояткой нагана в висок, так и думал, что убьет. Всякие пытки применяли, били прикладами по голове и спине.

Когда еще только посадили Анатолия, то Соликовский сказал: «Ты думаешь - убежишь? У нас везде свои люди».

Страшно было ночью, рассказывала Титова: «Скрипит зубами, бредит: «Ничего не знаю, ничего не скажу, бейте сильнее, вы не умеете бить». Анатолий пробыл у Титовых 4 дня, и стала Титова замечать, что соседи подозревают, а одна так и сказала: «Смотрите, чтобы не попались». Услышав это, Анатолий разволновался, почернел прямо в лице и говорит: «Лучше бы меня над шурфом расстреляли, чем заберут и начнут снова мучить. Так лучше я себе нож в горло загоню, но живым не дамся». Тогда Титова начала его успокаивать: «Анатолий, не волнуйся, ты еще больной. Мы переживаем, не знаем, куда тебя спрятать. Подговорили было нашего соседа, у него есть тайное место. Как назло на этот случай немцы у него остановились с машинами. Они стояли в центре, а когда начались бомбежки, перекочевали к нам на окраину. Анатолий сильно радовался, когда наши начали бомбить: «Вот скоро придут наши. Если бы только разведка показалась, я бы сейчас к ним побежал». Стоит, бывало, у окна, улыбается, когда соседи прячутся в погреба от бомбежки.

На пятый день Анатолий переоделся в женскую одежду и ушел с Тоней Титовой на 12-й номер (вероятно, в поселок шахты № 12. - Е. Щ.) к своим родственникам. Пробыв там два дня, прибегает Тоня и говорит нам: «Там нельзя больше быть, соседка ходит и спрашивает, что это за мужчина».

Что же делать, куда деваться? Отец Анатолия решил: «Тоня, веди его домой». Прибежали Тоня с Анатолием. Он быстро переоделся в мужскую одежду, а мы стояли «на часах», смотрели во все стороны, не идет ли полиция. Собрала я ему кое-что из харчей. Быстро выскочив из дома, пошли с отцом на Должанку - в 30 км от Краснодона, к знакомому человеку- Кателкину Николаю. Отец рассказывал, что по дороге встретился человек, который знал Анатолия. Решили, пойдем другой дорогой, а то еще заявит. Впоследствии оказалось, что этот парень сам убежал от полиции, угонявшей молодежь. Но он всё же проболтался кому-то, что «Царь», т.е. Анатолий, пошел с каким-то дедом на Должанку.

На следующий день пришел отец с Должанки и говорит, что не знает, что делать с Анатолием. У Николая нельзя находиться, так как по соседству живет полицай и кругом немцев полно. В это время наш знакомый Гиря Гордей Герасимович, еще в августе ушедший со своим сыном на родину в Запорожье заработать хлеба, как раз на этот момент приехал домой, т.е. в Краснодон, забрать свою семью. Жена Гордея, знавшая обо всем случившемся с Анатолием со дня его ареста и бегства из-под расстрела, сочувствовала и помогала нам в это время продуктами, так как дороговизна была страшная, приходилось платить за стакан ячменной муки 20 руб. А у Анатолия аппетит был хороший, и стаканом муки нельзя было его накормить. Она рассказала своему мужу о произошедшем с Анатолием и, учитывая всю опасность его положения, посоветовавшись с мужем, предложила ему взять Анатолия в Запорожскую область в деревню Верковка Ореховского района. Нам, говорит Гиря, лишь бы проехать Ровеньки, лишь бы на своих полицейских не наскочить, а там дальше его никто не будет знать и документы, может быть, достанем для Анатолия. Его документы остались в полиции. А в случае чего, там можно будет спрятаться».

Известно, что в первые дни после начала арестов, когда штаб принял решение о том, что члены организации должны покинуть город и по возможности перейти линию фронта, часть молодогвардейцев выполнила эту установку. Как оказалось, это было непросто сделать. Все населенные пункты в 50-километровой прифронтовой зоне были «нашпигованы» полицаями и жандармами. В крупных населенных пунктах стояли немецкие войска. Население относилось к любому постороннему крайне подозрительно - свой, чужой? За укрывательство человека без документов, как за содействие партизанам, грозила смертная казнь. При приближении Красной Армии эти меры ужесточались: расстреливали всю семью и поджи-гали дом. Теперь становится понятно, в какой ситуации находились подпольщики, пытаясь скрыться от преследования, т.к. они были объявлены в розыск. Это был настоящий взведенный капкан. Малейшая оплошность - и он мгновенно захлопывался. В таком положении оказались Радик Юркин, Василий Левашов, Сергей Тюленин и, конечно, Анатолий Ковалев. На сегодняшний день судьба Ковалева неизвестна. Возможно, его кто-то выдал? Тогда кто его расстрелял и где его могила? Эти вопросы остаются открытыми...

* РГАЛИ, ф. 1628, on. 1, д. 758, л. 18, 18 (об.), 19, 19 (об.).

<< Назад

Вперёд >>