НОЧНОЙ КОНЦЕРТ

На ночлег располагаемся в пещерке, недурно обжитой офицерами связи, людьми молодыми, веселыми, с энтузиазмом встретившими Фадеева и уступившими ему единственный, сплетенный из веток, лежак. Жарко. Отличный воздух. Мы уже предвкушаем, как хорошо заснем. Но едва успеваем сбросить валенки и вытянуть к огоньку усталые ноги, как влетает порученец командира дивизии. Только что на НП прибыл известный советский полководец, старый знакомый Фадеева по Дальнему Востоку. Он и командир дивизии приглашают нас обоих поужинать.

По обледеневшим ходам сообщения двигаемся к командирскому блиндажу. Докладывают. Входим. От карты, лежащей на столе, отрываются две головы: черная, цыгановатая — командира дивизии — и лысая, с высоким шишковатым лбом — его гостя. У полководца мужественное, суровое лицо. Серые глаза смотрят жестко, но с появлением Фадеева взгляд теплеет, в нем появляется какое-то особое и, видимо, редко свойственное этому лицу выражение.

— А что тут делает автор «Разгрома»?.. Ну, садитесь, садитесь, мы с полковником все уже обсудили. Сейчас ужинать будем. Воюет, кажется, неплохо, посмотрим, что у него за кухня.

Кухня тоже, по фронтовым временам, оказывается хорошей. И напитки имеются. Разговор оживляется, и выясняется чисто кинематографическое стечение обстоятельств. Командир дивизии когда-то служил под командованием полководца, был старшиной в эскадроне, которым тот командовал, а Фадеев знал их обоих еще в те годы. Старые друзья, старые советские воины, старые большевики. В одних свитерах сидят они трое за столом. А там, где на Руси встретятся три старых друга, без песен не обойдешься.

Выясняется еще одно, и совершенно неожиданное, обстоятельство. Полководец, оказывается, играет на баяне. Появляется инструмент. Пальцы делают молниеносную пробежку по клавишам, широко разведены мехи, возникает тихая, задумчивая, печальная мелодия. Два голоса, тонкий фадеевский тенор и хрипловатый баритон командира дивизии, переплетаясь, обгоняя друг друга, заводят песню:

...Позарастали стежки-дорожки,
Где проходили милого ножки.

И когда дело подходит к припеву, сквозь тихую и задумчивую музыку к ним присоединяется третий:

Позарастали мохом, травою,
Где мы гуляли, милый, с тобою.

Грустит баян. Три голоса ведут задумчивую, печальную мелодию о разлуке, о несчастной любви, о девичьем горе. Согласно, дружно поют знаменитый писатель, славный полководец и командир дивизии, которой с рассветом надлежит развернуть решающий штурм осажденного города. А там, за скрипучей, прикрытой плащ-палаткой дверью, обдуваемая северным ветром, освещенная луной, затаилась высота Воробецкая, как муравейник изрезанная ходами и переходами, ощетиненная в сторону крепости стволами пушек. Фырчат моторы, лязгают гусеницы.

Войска сосредоточиваются для штурма.