Юность боевая

   Из воспоминаний члена штаба подпольной организации "Молодая гвардия" Василия Левашова.

   Весной 1942 года райком комсомола предложил группе моих товарищей и мне поступить на курсы подготовки партизан и подпольщиков. Для нас их называли просто: Курсы радистов для партизанских отрядов. Я помню день, это было в марте 1942 года, когда мы, семь краснодонских ребят и девушек, ехали в Ворошиловград на учебу; Сергей Левашов, мой двоюродный брат, Володя Загоруйко, Николай Рудов - наш одноклассник, Шелупахин и две девушки, с которыми нас познакомили в райотделе НКВД. Это были Люба Шевцова и Шура Панченко. Поездом добирались мы до Ворошиловграда.
   Наиболее яркое, что запомнилось в этом пути, это новая наша знакомая Люба Шевцова. Она запомнилась тем, что умела быстро, очень легко сходиться с людьми в коллективе, тем, что была очень веселая, вела себя непринужденно, была с гитарой. Как-то сразу вокруг нее создалась обстановка простоты, веселья. и мы в таком бодром веселом настроении не заметили, как прошло время поездки до Ворошиловграда. Каждого из нас определили в учебную группу, и началась учеба на курсах радистов для партизанских отрядов.
   Учились мы не в самом Ворошиловграде, а примерно в 13 километрах от города, в бывшем доме отдыха Лысая Гора на берегу Северского Донца. Чем мы занимались в период обучения на курсах? Прежде всего мы изучим азбуку Морзе, овладевали искусством принимать на слух радиограммы и передавать зашифрованные радиограммы по радио. Изучали радиоаппаратуру, специально предназначенную для использования в партизанских отрядах и для подпольной организации. Обучались стрельбе из оружия советского и трофейного производства. Учили нас подрывному делу, умению побеждать в схватке с противником, ориентироваться на местности, как в дневное, так и ночное время. В общем, всему тому, что требовалось на войне партизанам прежде всего.
   Незаметно прошло время. Когда срочно потребовалась для заброски в фашистский тыл группа, отобрали 10 человек из числа курсантов. В эту группу досрочно выпускаемых попали Сергей Левашов и я. А перед нами был выпущен Володя Загоруйко. Он забрасывался далеко в тыл в составе большой разведгруппы для того, чтобы обеспечить связь с нашей разведкой, которая находилась за Днепром. Мы с Сергеем оказались в одной группе. Получили радиостанцию, оружие, все, что было необходимо для заброски в тыл противника.;
   23 августа вечером, когда уже стемнело, наша группа была посажена в самолет ЛИ-2, и начался наш полет над территорией, занятой врагом. Вначале мы летели на большой высоте. Перелетели линию фронта и в районе Харьковской области была осуществлена выброска группы. Собирались где-то около часа, потому что ветром нас рассеяло. Но когда собрались, то под командованием нашего старшего товарища, им был Коба - бывший учитель нашей же Ворошиловградской области, группа начала действовать. Сергей Левашов и я были в группе радистами. Наша главная задача заключалась в том, чтобы обеспечить связь о центром, которой нас забрасывал. И на следующий же день, после того, как мы оказались на занятой врагами территории, установили связь с нашим центром и передали зашифрованную радиограмму. Так началась наша деятельность в фашистском тылу. Мы продвигались по району, где должна протекать деятельность нашей группы. И попутно разведчики нашей группы собирали информацию. Они уходили, когда у нас была стоянка, возвращались, а мы с Сергеем зашифровывали те сведения, которые передавал нам командир, и передавали в наш центр. Однажды ушел на разведку и мой брат Сергей Левашов вместе с участником нашей группы Володей Кузнецовым. Долго их не было и мы уже стали волноваться: что с ними? Но все вокруг было тихо, ни одного выстрела. Наконец, перед рассветом ребята возвратились и приволокли с собой охранника, обезоруженного, со связанными за спиной руками. От него мы получили разведданные, точно установили, где находимся и после того, как с ним покончили отправились дальше по маршруту, которой знал только командир. Так и протекала деятельность нашей группы: сбор информации и передача в центр этих сведений...
   Первое, что поразило меня, когда я вернулся в Краснодон, это зрелище, когда двое фашистов с оружием вели во связанными руками нашего жителя. Я не знал кто это, но предполагал, что коммунист, советский патриот. Уже можно было себе представить, что здесь в городе произошло, если водят арестованных наших патриотов. Я пришел домой, в моей доме как раз было все относительно благополучно. Узнал я, что тремя днями раньше в город возвратился Сергей Левашов. Это была в тот момент единственная радостная весть. Я считал, что он погиб, а оказывается он уже дома и ждет моего возвращения. Вскоре появился и Сережа. Мы встретились, обнялись, Он рассказал о том, что происходит в городе. Я узнал от него, что в Краснодоне создано гестапо, из местных предателей организована полиция. Это были атрибуты фашистской оккупации. Больше меня, конечно, волновало: а как наши люди, есть ли наши школьные друзья, товарищи, что думают они об обстановке, что собираются делать, и что может быть уже предпринимают?
   Сергей сказал, что в городе он видел Георгия Арутюнянца, Ваню Земнухова и, что мы должны сейчас идти на встречу с ними. После того, как мы рассказали друг другу о том как возвращались в Краснодон, о судьбе каждого из нас после расставания в тот памятный день, когда мы были окружены фашистами в подсолнечнике, мы с Сергеем отправились на квартиру к Г. Арутюнянцу. А вместе с ним уже пришли в наш краснодонский парк, где встретились с Земнуховым, Володей Осьмухиным, Борисом Главаном, была встреча, на которой завязался разговор о том, что нам следует предпринять в необычной для нас обстановке, т.е. в оккупированном Краснодоне. Эта беседа еще не была началом создания подполья. Мы просто выявляли настроения, пожелания, устремления каждого из нас. И тогда уже для всех было видно, что нужно что-то предпринимать против фашистских оккупантов. Мнения разделились: то ли линию фронта переходить, или же с партизанами связаться, или здесь в городе создавать комсомольское подполье.
   Я узнал вскоре, что в Краснодоне находится Иван Туркенич. Этого, в отношении нас старшего товарища, все хорошо знали до войны. Знали, что он офицер Красной Армии. И, конечно, мы заинтересовались, что он здесь делает, как он оказался в оккупированном Краснодоне, каковы его настроения. В городе был Олег Кошевой. Это те ребята, которые своим авторитетом в учебе в школе как-то выделялись среди остальных наших сверстников. Это те, на кого прежде всего и ориентировалась молодежь, когда город оказался оккупированным фашистами. Постепенно стала побеждать в наших беседах та точка зрения, что нам следует в городе, создавать подпольную организацию. Но первыми шагами на этом пути мы считали необходимость установления связи с коммунистами-подпольщиками. Мы знали, что в городе в фашистском дирекционе работает Филипп Петрович Лютиков. Его в городе все знали, как уважаемого человека, как коммуниста, участника гражданской войны. Ведь мы впервые его увидели в кашей школе, когда Филипп Петрович пришел и рассказал о свои участии в партизанском движении в годы гражданской войны. И когда мы узнали, что он работает при фашистском дирекционе, то расценили это так: Лютиков устроился на работу к немцам для того, чтобы удобнее было руководить подпольной партизанской деятельностью. Конечно, это были наши предположения. Никто их официально нам подтвердить не мог. Но так как мы верили, что это именно так, то и с первых шагов своей деятельности пытались установить с Филиппом Петровичем Лютиковым связь. Мы послали на встречу с Лютиковым Ивана Земнухова, но встреча не состоялась. Тогда это расценивалось нами, как недоверие нам, молодым, что мы еще юные, а пытаемся что-то такое предпринимать. Поэтому обиделись на то, что Лютиков не согласился с нами поддерживать связь. На самом деле, как уже позже можно было установить точно, Филипп Петрович считал не правильным иметь прямую связь с кем-то из участников создаваемого комсомольского подполья. То есть это было бы нарушением правил конспирации. Поэтому он направил для руководства нашей деятельностью своего молодого коммуниста Евгения Мошкова, Мы считали, что Евгений Мошков связан с кем-то из старших товарищей и стремились в ним связаться. Но мы тогда не подозревали, что Евгений Мошков входит в состав партийной группы Филиппа Петровича. Да и само обращение наше к нему он расценивал как собственную инициативу. Мы не заметили как эту мысль нам подбросил Володя Осьмухин - один из участников нашей группы. Но тем более мы не могли предполагать, что как раз эту мысль рекомендовал нам подбросить Ф. П. Лютиков. Дело в том, что отец Володи Осьмухина и Филипп Петрович Лютиков были еще до войны хорошими товарищами и Лютиков, конечно, хорошо знал Володю Осьмухина, доверял ему. В оккупированном Краснодоне он давал ему такие поручения, которые в итоге вылились в установление связи с создаваемой комсомольской подпольной организацией, с партийной группой, без того, чтобы нарушить правила конспирации. По протекции Лютикова Евгений Мошков был назначен директором клуба имени Горького. Конечно, это назначение было продумано заранее. Это было в интересах подпольной работы, поэтому Лютиков и рекомендовал немцам, у которых пользовался определенным доверием, уважением даже назначить на пост директора клуба имени Горького Евгения Мошкова.
   А работа в клубе давала рад преимуществ. Во-первых, для работающих в клубе фашисты устанавливали бронь от вербовки в Германию. Значит, в случае получения повестки, не нужно было прятаться, переходить на нелегальное положение. Во-вторых, приходя на работу в клуб, мы могли в любом составе собираться и решать свои подпольные дела, не рискуя привлечь внимание тайной агентуры и вообще полиции. Ну и третье - работая в клубе, мы не давали возможности использовать это учреждение для антисоветской пропаганды. Поэтому в клубе, конечно, в значительной мере и развернулась работа клубная и подпольная. Это учреждение стало нашим легальным штабом. Мы, не остерегаясь, приходили на работу и попутно решали свои подпольные дела. И сама работа давала возможность часто встречаться с Евгением Мошковым, как представителем партийного подполья, да и другими товарищами тоже. Тут работали Кошевой, Земнухов и Третьякевич. Здесь же в различных коллективах выступали Люба Шевцова, Сергей Тюленин и другие наши участники. Тут же работал и я. Короче говоря, очень многие участники "Молодой гвардии", имена которых хорошо известны, как раз были работниками клуба имени Горького, исключая Ивана Туркенича, потому что он работал в клубе имени Ленина.
   Иван Туркенич, в силу того, что был офицером Красной Армии, об этом не могли не знать полицейские, должен был с самого начала как-то себя поставить в такое положение, что он не прячется, иначе это могло бы сразу вызвать подозрение, что он продолжает оставаться не только офицером, но и продолжает какую-то деятельность против фашистов. Поэтому он поступил в театральный коллектив при клубе имени Ленина, там работал и, не таясь, ходил вполне открыто по городу. Даже тогда, когда мы его встретили, то понимали, что Иван Туркенич потому себя так и ведет открыто, чтобы всякий подозрения агентуры гестапо от себя отмести.
   Позже, когда мы стали работать, он признался, что именно так оно и было. Такой человек, как Туркенич не мог быть неузнанным, это слишком заметная фигура. Он высокий ростом, симпатичный, привлекательный и не ему, конечно, было рассчитывать остаться в городе незамеченным.
   Мы никогда ни на секунду не сомневались в нашей победе, мы только не знали, когда она придет. Но очень хорошо понимали опасность, нависшую над нашей Родиной. И это понимание нас как раз и более всего подстегивало к активным действиям против врага. Мы, собираясь, не раз говорили, что нужно быстрее предпринимать решительные шаги в борьбе против врага. Мы не можем ждать, так тяжело нашим войскам на фронте. Нужно хоть какой-то ущерб наносить здесь фашистам в тылу.
   Так постепенно создается подпольная комсомольская организация "Молодая гвардия".
   "Молодая гвардия" охватывала многие населенные пункты района. Взять хотя бы Первомайку, поселок Краснодон, отдельные шахты нашего района. Дело в том, что стремление организовываться для борьбы против фашистов было у большинства тех, кто невольно оказался в оккупации.
   С первых же дней, с первых месяцев деятельности мы очень много внимания уделяли отбору ребят, девушек в нашу организацию. Не случайно появилась и клятва подпольщиков.
   За основу мы взяли текст партизанской клятвы и потом уже применительно к условиям подпольной деятельности разработали свой текст. И клятва означала только одно: строже подходить к отбору в нашу организацию. Если мы принимаем комсомольца, то, давая клятву, он должен очень серьезно представить, на какой путь стал; от него потребуется мужество, стойкость, умение хранить тайну, и каждый свой шаг связывать с пониманием, что он не должен привести к провалу организации.
   Кроме того, мы внимательно изучали каждого товарища, вступающего в нашу организацию. Я даже помню такой эпизод: речь шла об одном из товарищей, которого нужно было принимать в подполье. Кто-то из наших говорит:
   -Надо принять.
   А Олег возражает:
   - Надо проверить прежде всего, я его видел с полицейским. Вдруг он с ним связан, тайный агент,
   И мы проверяли. Находили способы проверки. Потом, если наш способ проверки не обеспечивал стопроцентной гарантии в том, что этот человек предан и оправдывает наше доверие, то мы просто воздерживались от вовлечения этого товарища в организацию. В другом случае, если проверка нам гарантировала, тогда мы товарищу предлагали вступление в подполье. Если говорить, как это делалось, то, конечно, что не случай, то свои варианты, не было шаблона.
   Но часто было так, что создавались заранее группы. Например, группа Сергея Тюленина. Надо сказать, что сам Тюленин и как член штаба, и как руководитель группы, был исключительно активным участником подполья. Предчувствуя возможность захвата врагом нашего города, Сергей договорился с ребятами, девушками, которым доверял, о том, что они будут с первого же дня вести борьбу с фашистами. И когда двигался фронт, ребята собирали оружие, боеприпасы, а когда вошли фашисты, то они начали свою деятельность тем, что сожгли здания, в которых размещались фашисты .А когда начала оформляться комсомольская подпольная организация, то Сергей вместе со своей группой присоединился к нам, а его мы ввели в состав штаба.
   Или, например, группа поселка Первомайки. Там было 17 человек.
   Вокруг Ули Громовой и Майи Пегливановой организовалась молодежь. Старшеклассники Первомайской школы выразили желание вести подпольную борьбу против оккупантов. Это все вылилось в определенные практические дела. Потом, когда уже удалось нам связаться с первомайцами, то Улю Громову ввели в состав штаба "Молодой гвардии". Аналогичная картина произошла и в поселке Краснодон, где группа была создана усилиями Николая Сумского. Очень авторитетного и боевого комсомольца, который и поддерживал с нами связь, получал от штаба задания и руководил всей подпольной деятельностью молодежи в поселке.
   Были и такие группы, как Анатолия Ковалева, куда входили Михаил Григорьев, Василий Пирожок и Василий Борисов. Эти четыре парня были в городе известны как спортсмены. А потом, во время оккупации, они пожелали вступить на путь партизанской деятельности. Но мы их переориентировали и они стали участниками нашей подпольной организации "Молодая гвардия".
   Но в любом случае каждый при вступлении в подполье давал партизанскую клятву. Нужно сказать, что организация была оформлена и как комсомольская, хотя к нам вступали и отдельные не комсомольцы, но в комсомол мы их принимали уже в подполье, и даже вручали им временные комсомольские билеты.
   Кстати говоря, выдавались билеты не только тем, кто вступал в комсомол, но и тем, кто в силу обстоятельств был заброшен в тыл и перед заброской сдал свой комсомольский билет. Такими участниками "Молодой гвардии" выдавались временные комсомольские удостоверения. Мне был вручен такой комсомольский билет за № 1 Олегом Кошевым, потому что свой я сдал в партийные органы перед заброской в фашистский тыл. Олег пригласил меня в клуб имени Ленина. Это было днем; до обеда, время, когда там никого не было. Двери были открыты, мы вошли. Я еще не знал зачем мы пришли. Затем Олег неожиданно говорит:
   - Я пригласил, чтобы вручить тебе временный комсомольский билет под № 1. Хотя невозможно это сделать в торжественной обстановке, но все-таки делаю это в клубе, носящем имя Ленина.
   Нужно представить хорошо то время, те условия, в которых нам приходилось жить в оккупированном Краснодоне. Здесь не было электричества, радио, газет, не было правдивой информации о положении на фронте. А ведь более всего хотелось знать, что же происходит? Как дела на фронте? Пользуясь отсутствием средств информации, фашисты распустили слух, что Сталинград пал, захвачена Москва, что Красная Армия уже больше не существует. Создавалось впечатление, у населения, что война проиграна, значит нет смысла оказывать сопротивление врагу. А вот мы в листовках опровергли всю ту ложь, которая здесь распространялась, рассказывали о том, что происходит на фронте, о положении в нашем советском тылу и даже о размахе партизанского движения на оккупированной врагом территории. И вся эта информация поддерживала веру в нашу победу. А уже само это обеспечило и приток в наши ряды подпольщиков и конечно многие жители нашего города после по собственной инициативе, не организуясь, а просто в одиночку, старались оказывать врагу сопротивление и посильно как-то нанести какой-то ущерб, не говоря о той деятельности, которую проводило партийное и комсомольское подполье.
   Мы постепенно приобрели больше оружия, больше опыта и стали отваживаться совершать нападение на немецкие автомашины.
   Первое нападение такое совершили ребята первомайской группы по дороге, ведущей из Первомайки в сторону Изварино. Там они под мостиком заложили мину. На этой мине подорвалась немецкая легковая автомашина. Фашисты, которые там находились, были убиты. Никого из наших ребят близко уже не было.
   Второй такой случай произошел у железнодорожной ветки Краснодон - станция Семейкино, там проходила автомобильная дорога, ведущая на Ворошиловград. Здесь мы ночью устроили засаду. Ждали, когда появится машина. Шла колонна, одна, вторая. Мы, конечно, не решались нападать, потому что нас было 12 человек, и с колонной нам не справиться. Когда одиночная машина отстала от колонны, мы на нее совершили нападение. Тюленин бросил противотанковую гранату, попал прямо в мотор, убило шофера и рядом сидящего фашиста. Несколько человек сидело в кузове. Они выскочили даже без мер предосторожности, стали подходить к мосту, где машина уткнулась в насыпь. Но мы сидели сверху и в темноте видели мелькавших фрицев. Всех перебили, забрали оружие, автоматы, карабины, ремни с патронташами, боезапас и ушли...
   А дальше события развивались для нас неожиданным образом. Никто не думал, что найдется предатель среди ребят первомайской группы. Геннадий Почепцов, который и продавал-то не потому, что ему угрожала опасность, а просто проболтался матери о том, что создалась опасная ситуация - арестованы Виктор Третьякевич, Евгений Мошков к Иван Земнухов. Разговор подслушал его отчим Громов, который был тайным агентом гестапо, и он потом на Почепцова стал оказывать давление, чтобы тот рассказал все, что знает. Почепцов написал список. Громов отнес его в полицию и клубок начал разматываться. Немцы давно уже имели данные о нашей деятельности, но считали, что это дело рук партизан, приходящих из леса. И вдруг у них открываются глаза. Им стало ясно, что никакие не партизаны, что здесь действуют подпольщики. Фашисты поняли, что не случайно Лютиков рекомендован Мошкова назначить директором клуба, поняли что Мошков принимал на работу в клуб Горького своих. Взяли список, который он подавал на биржу для освобождения от вербовки в Германию, и вот по таким прямым и косвенным признакам начались аресты подпольщиков. Прямые улики - это список всей первомайской группы, который им дал Почепцов. Стали арестовыватъ. Арестовали коммунистов, которые ежедневно обязаны были являться на регистрацию: Лютикова, Баракова, Дымченко и других. Когда фашисты почувствовали, что здесь не без связи с коммунистами, начались аресты участников партийного и комсомольского подполья.
   Мне удалось избежать ареста. После того, как прошло заседание штаба, где был получен приказ уходить из города, я ушел на шахту N 12 и там находился еще трое суток. Там мне сообщили, что приходили домой меня арестовывать. Не было меня, арестовали отца. Арестовали, чтобы дознаться, где я нахожусь. Весть о том, что меня ищут, конечно, была побудительным толчком и я ушел за пределы области в тот город, в котором я родился...
   
   Январь 1975 г.
   
   

Архив Краснодонского музея "Молодая гвардия",ф.1, д.32 ед.хр. 133