Георгий Арутюнянц
"Листовки"
Осторожно, от дома к дому
пробирались по ночному Краснодону Володя Загоруйко и Тося Мащенко,
незаметно оставляя листовки у дверей или приклеивая их к заборам. Когда они,
наконец, наклеили последнюю листовку на дверь двухэтажного дома, Тося
облегчённо вздохнула. - Ну, кажется, всё! Завтра
прочтут. Немного помолчав, она
спросила: - Слушай, Володя, неужели под
Сталинградом так фрицев прижали? - Ты что, не
веришь тому, о чем писала в листовках? И оба
рассмеялись. - У меня осталась ещё одна листовка, -
сказал Володя. - и нужно её приклеить на мельнице. Завтра мы с матерью
понесем туда ячмень: попробую разузнать, что говорят о листовках люди. Это
задание штаба. Когда юные подпольщики подходили
ко двору мельника, все вокруг было тихо и спокойно, но было в этом безмолвии
что-то зловещее. Казалось, все вокруг вымерло. Тося крепко держала Володю
под руку. Лишь издали временами доносился то протяжный вой, то хриплый лай
неугомонных собак. - Ну вот мы и пришли, - пытаясь
казаться спокойным, сказал Володя. - Я пойду во двор и приклею листовку, а ты
подожди меня здесь. Хорошо? - Ла-а-дно, - чуть
слышно проронила она и робко прижалась к забору, - словно приготовившись
встретить невидимого врага лицом к лицу. И столько в этом слове было тревоги,
что юноша всем сердцем пожалел пятнадцатилетнюю
девушку. Они, крадучись, приблизились к калитке.
Володя слегка нажал на неё. Скрипнув ржавыми петлями, калитка отворилась.
Мгновение, другое... все кругом тихо. На цыпочках, держась за руки, они
пробрались к сараю. Володя вытащил листовку и просунул её в щель внизу, под
дверью... Утром Володя пошёл на мельницу.
Работа здесь уже шла полным ходом. В углу на лавке сидела в ожидании своей
очереди его мать, рядом с ней стояло ведро с ячменем.
Скрипнула дверь. Вошёл Максим Петрович, хозяин мельницы, степенный
пожилой человек, с густыми в проседь усами; быстрыми веселыми глазами.
Говорил он, мешая русские слова с украинскими: -
Здорово булы. Присев на лавку, он произнёс,
неизвестно к кому обращаясь: - Бис его знает, що
вэно кругом робыться? Мельник хлопнул
ладонью по колену, приподнялся и, направляясь к двери,
сказал: - Пойдём покурим, Володя, покуда тут бабы
мелют. Они вышли. Солнце поднялось уже высоко.
Мельник, медленно, но твёрдо ступая, направился к дому, в тень тополя, где
стояла небольшая скамейка. Смахнув рукой шелуху подсолнечных семечек, он
сел и жестом пригласил Володю сесть рядом.
Чувствовалось, что хозяин хочет высказаться, но не решается. Молчал и
Володя, хотя ему и не терпелось узнать о судьбе вчерашней
листовки. - Ну, хлопец, що слышно нового? -
спросил Максим Петрович, раскуривая трубку. -
Ничего особенного, - пожал плечами Володя и как бы невзначай добавил. -
Слыхать, будто генерал Краснов придёт к нам. -
Черта ему тут делать? - озлобленно прервал Володю мельник. - Мало он крови
пролил что ли на Донщину в ту войну? - затянувшись так, что трубка даже
захрипела, он добавил. - Теперь дуриков не осталось, щоб идти за этим
немецким прихвостнем. Негромко успокоившись,
он спросил напрямик: - Так ты ничего не
слыхал? "Клюнул" - обрадовался Володя, он не
подавая виду, спросил равнодушно: - Нет, не слышал.
А что? - Да как же? Сегодня ночью партизаны в
городе булы. - Какие
партизаны? - Из-за Донца, мабуть. Луна уже дюже
высоко была, вдруг слышу - собаки захлебываются, чую, кто-то идёт, много иль
буль хлопчик! Утром в сарае смотрю - листовка! Здорово там все написано зов
оно робыться на фронти! И дочка радовалась дюже, взяла листовку сестре моей
показать. И таким душевным теплом повеяло на юношу
от этих слов, произнесённых Максимом Петровичем на украинский манер, с
легким придыханием! И все же, помня о конспирации, молодогвардеец не стал
больше расспрашивать мельник, и решил подождать возвращения его дочери.
Разговор зашёл о фронте. Володя больше молчал, слушая своего собеседника. А
старый шахтер, теперь поневоле ставший мельником, раскрыл свои сокровенные
думы, этому не по летам серьёзному пареньку. - Вот
я и говорю, мы всеми корнями вросли в нашу власть, как вон тот тополь тот в
почву нашу донецкую врос, - кивнул старик на могучее дерево, росшее на
пригорке близ его хаты. - Сын у меня, Петр, в армии нашей, дочку старшую
немчура в Германию увезла, сгинула, видно, бедная... Подумать тальки - сердце
щемит, а кулаки вот как крепко-крепко свэрблять. Меньшая дочка училась, а
теперь, гляди, як бы и её не угнали. А все мовчишь и мовчишь, да и кому
скажешь? Вот партизанская листовка только и
порадовала. ...Мать уже засыпала зерно и сняла
стеганку, готовая начать работу. Мололи молча, каждый думал о своём. Когда
закончили, Володя осторожно спросил: - Мама, ты
сама донесёшь муку? Я хотел ещё поговорить с Максимом
Петровичем. - Донесу, донесу. - Она посмотрела
сыну в глаза и добавила тихо: - Береги себя, сынок. На мельницы говорят,
партизаны ночью были, а? Володя успокоил мать,
проводил её до калитки и вернулся к мельнику. -
Дочка вернулась, - сказал мельник. - Настя, дэ той листок, що ты брала с собой
на базар. Дочь взглянула на отца, на незнакомого
юношу и недоумённо пожала плечами. - Це
хлопчик свой, ему можно показать, - сказал ей отец.
Девушка достала измятую, в несколько раз сложенную бумагу и
протянула её отцу. Мельник развернул листок, передал его Володя. Да, это была
листовка! Володя внимательно прочёл лишь вчера написанный
текст: "Дорогие товарищи краснодонцы! Сегодня 21
ноября 1942 года войска Красной Армии, расположенные на подступах
Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск.
Нашими войсками заняты город Калач и станция Абганерово. Железные дороги,
снабжающие войска противника, прерваны. В ходе наступления наши войска
разгромили шесть пехотных и одну танковую дивизию противника. Захвачено 13
тысяч пленных и 360 орудий, много других трофеев. Убито более 14 тысяч
фашистов Наступление Красной армии
продолжается! Враг будет разбит! "Молодая
Гвардия". - А может, порвете, а то кто-нибудь
увидит и донесёт? - спросил Володя. - Ты до
конца дочитал? - Здесь написано "Прочитай, и передай
товарищу". Опасно всё же, а? - А тот, кто писал, да
привозыв её до нас в Краснодон, наверно, понимав, що це опасно? - в упор глядя
на него, громко спросил мельник. Тогда Володя
ответил таким же уверенным, твёрдым тоном: - Вы
бы дали листовку мне, я кое-кому почитал бы её. - Вот
это другое дело! Но не могу, хлопец! У меня договор с сусидом: хто достанет
новую листовку, должен показать. Ты уж не взыщи, нияк не
могу. - Ну, что ж поделаешь, - и Володя, свернув
вчетверо уже измятый листок, протянул его старому
мельнику.
|