Молодая Гвардия
 


Интервью Марины Турсиной с братом молодогвардейца Нины Минаевой  –  Владимиром Петровичем Минаевым. (продолжение 4)

М.Т.  Арест  Нины  на Ваших глазах произошёл?

 

В.М.  Конечно, на наших глазах. Было это таким образом. Кончался уголь, уже топить нечем, а морозы тридцатиградусные стояли, очень холодно. Дров не было, потому что заборы уже разобрали, топить нечем. Где можно уголь взять? Это в породе шахт. Была 38-я шахта  –  это в направлении Изварино. Соседи собрались, сказали  –  поедем туда. Взяли санки, построились в колонну и поехали: я, бабушка, мама, Саша. Чтобы побольше собрать и тянуть –  на санках привезти. И вот мы едем обратно, уже везём уголь, подъезжаем уже к дому и в это время нас полицейский окликнул: «Вы Минаевы?» «Да». А с ним уже Тоня Иванихина. «Пойдёмте». Мама пошла вместе с ними в дом, а мы санки потащили во двор. И тоже зашли. А сестра мыла пол, юбку подобрала. Когда полицейский вошёл вместе с Тоней, она ведро тихо, спокойно отставила и пошла в бабушкину спальню.  И Тоня туда вбежала. Полицейский взял табуретку, сел посреди комнаты. Он сказал: «Минаева, ты арестована». А она пошла переодеваться.

 

М.Т.  Он не сказал, за что  арестована?

 

В.М. Ну, нет. Откуда? Он, полицейский  –  исполнитель. Ему сказали: арестовать и привести.  Она ушла в спальню и долго не выходит. Ну, он прикладом стучит о пол, кричит: «Выходи, Минаева! Что ты копаешься там?»  Щёлкает затвором винтовки. В ответ она грубо на него: «Подождёшь, никуда не денешься!»  Бабушка вошла к ним в комнату, плачет: «Ниночка, что тебе дать, может пышки?» «Подожди, ба, уйди, ба, не нужно сюда заходить».  И вот с Тоней секретничали, секретничали о чём-то. А о чём они говорили  –  никто не знает. Потом она уже выходит вместе с Тоней, уже одетая в зимнем пальто, кашне завязано, говорит полицаю: «Пошли». И вот они вышли из дому. Но вместо того, чтобы пойти на улицу, они свернули на огороды, а снег высокий. А он и говорит: «Куда пошли», и винтовку на них направляет. «Ничего, ничего, пошли, здесь пройдём, по огородам». Они просто сократили путь и чтобы люди не видели, что их арестовали. Так они и прошли.

 

Их привели в полицию поселковую  –  это бывшая санстанция, если Вы подъезжаете после 1‑го биса  –  то здесь здание было. А напротив этой санстанции флигелёк, сейчас там, кажется, никто не живёт. Вот там раньше жила Нина Герасимова. Полицейский сразу привёл и Нину Герасимову, а затем три полицейских вывели их. А сюда сбежались матери: Ольга Дмитриевна Иванихина, моя, Герасимова… Они, значит, пошли: девушки впереди идут, 3 полицейских  –  сзади. Матери  –  за ними. Им полицейские:  «Отстаньте!»  -  и матери отстали. И так увели в полицию, и больше их не видели живыми.

 

М.Т.  Вы помните, как мама передачи носила?

 

В.М. А как же! Носила передачи, и с этими передачами мы допустили огромнейшую ошибку. Нина, когда работала на этом приёмном пункте молока, принесла металлическую кружку литровую. Но она без всякой ручки, она, наверное, непригодной была, чтобы доставать молоко из бидона, потому что обычно такая кружка имеет длинную ручку. У этой кружки такая особенность: дно, чтобы не касалось поверхности, на которой стоит (потому что мерная она, стандартизована). Вот такой металлический борт, и, таким образом, бортом этим она стоит, а дно  –  выше… Передавали Нине кукурузную кашу, всё, что можно было сварить. Значит, такая фарфоровая была мисочка  -  в ней тоже носили… Потом как было: вот принесли одну передачу, потом полицейский вернул ту, которую вчера принесли.

 

М.Т.   Они сами не кормили их в полиции?

 

В.М. Нет. У них же ни кухни, ничего не было. Чем они будут кормить? Только если родственники носили… И вот в этой кружке тоже передавали. И, может быть, это даже последняя была передача  –  этого я не запомнил, да и мама не запомнила. Когда пришла эта кружка? Или не в последнюю?..

 

Ну а как с ними расправлялись? Ведь казнь была тайная. А ведь по приказам немецкого начальства казни должны проводить публично, а тут казнь была тайная.  И шахтеров закопали тайно  –  никто не знал. Родители не знали. Вот у меня троюродный дядя Семён Семёнович Клюзов  –  он тоже закопан в парке. Там они и стоят до сих пор, под землей. Потому что их когда открыли   –   не стали перезахоранивать.

 

М.Т.   Некоторые сейчас подвергают сомнению даже казнь шахтеров.

 

В.М. Ну, во всём можно сомневаться. Что и войны вовсе не было…

 

М.Т.   Вы ведь, наверное, помните: когда эта казнь произошла  –  люди переживали?

 

В.М. Ничего подобного. Это сейчас некоторые говорят, что народ возмутился, сделали это специально, чтобы народ испугать. Но это была тайная казнь… Тётя Дуня Клюзова прибегала. Куда дели? Где они? Не знали… Значит, кто-то из ребят, из подпольщиков мог знать  –  но в шурф ушёл, никому не мог рассказать… Поэтому казнь была тайной. Была вырыта аппарель. Аппарель  –  это вырытая в земле с наклонной плоскостью глубокая яма, куда машина заезжала. При бомбёжке  –  летят осколки, но они не поражают. И в парке было вырыто несколько таких укрытий для машин. Они загнали туда 32 человека, причём была женщина с ребёнком, связали им руки проволокой и засыпали землёй. Потому что никаких огнестрельных ран не нашли на них… Слышали тогда только одну автоматную очередь небольшую… А 14 февраля освободили Краснодон, а могилу нашли только в мае 1943 года.

 

М.Т.   А как узнали, что там произошла казнь?

 

В.М. Ну,  во-первых тайна была: куда дели людей, где они?.. И кто-то то  ли из мальчишек, то  ли из взрослых увидел, что земля осела. Начали рыть. И увидели головы. И отрыли где-то по грудь. Мать Семёна Семёновича Клюзова говорила так: «Я сняла кепку с его головы вместе с волосами и отвалилась голова». Ну, они же уже шесть месяцев в земле провели, мяса ж уже не было. И поэтому перезахоронения не было. Как они стояли, так и оставили. Родственники сказали: «не нужно их трогать», потому что уже перемешаются кости и т.д. Сейчас там памятник небольшой, написаны их фамилии. Таким образом они были казнены тайно.

 

Точно также тайно казнили и молодогвардейцев. Их подпольщиков  -  молодогвардейцев и коммунистов вызывали и предупреждали: «Мы везём Вас в Ворошиловград на доследование». Поэтому они спокойно выходили, и их сажали в машины. На следующий день  на заборе полиции появился список: «Вывезенные в Ворошиловград на доследование». И, таким образом, до самого прихода наших считали, что их увезли куда-то. Матери плакали, встречались, ходили друг к другу, гадали  –  где они? А когда пришли наши, надежда появилась  –  может быть, их где-то найдут…

 

Но вот то, что я видел, то, что я знаю. Значит, наши пришли. Причём пришли интересно. Первый взвод  –  может быть, разведчиков, по шоссе поднимается. Люди услышали песню: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд»… А ведь видели, как немцы убегали. А бензина у них не было, сожгли машины, вещевое имущество было в школах  –  это всё сжигали в кострах, и велосипеды сожгли, штабеля лыж сожгли. И убегали фактически без ничего, потому что наши уже подходили к Ворошиловграду. Это немцы знали, а мы-то не знали…

 

А пришёл с востока этот взвод  –  как мы считали красноармейцев. Люди стояли возле шоссе, радовались. А когда они ближе подошли  –  мы стали расходиться. Оказывается, у них были погоны. А мы-то знали красноармейцев только без погон. Люди посчитали, что это немцы устроили провокацию: одели своих в шинели красноармейцев, но забыли, что в Красной армии нет погон. Пустили, чтобы выяснить настроение людей, а потом расстрелять всех. Но песня продолжалась, этот взвод шёл… Увидели лошадей  –  это маленькие лошади, очень длинная шерсть на них. Тоже таких лошадей не видели раньше, а это были монгольские лошади. Мы ж не знали, а Монголия снабжала нашу армию лошадьми. Вообщем, в конце концов, все поняли, что это наши, начали целоваться.

 

Мы с мамой бегом к Иванихиным, что вот какая радость: вот наши пришли и скоро мы узнаем, где наши девчата. Иванихин Александр Иванович  –  это отец Тони и Лилии  -  сидит возле открытой печки, курит, чтобы дым туда шёл. Там Ольга Дмитриевна, и моя мать с нею беседует. Они не плачут, ничего. Но рассуждают, что вот, может быть, дети живые… А вот до этого, при оккупации, полицейские говорили, что они живые. Мама ходила к гадалкам. Они на картах говорили: «Не беспокойся, Нина твоя живая, всё с нею нормально».  Но эти гадалки жили возле полицаев и полицаи, наверное, им говорили  –  гадайте, говорите таким образом. Т.е. всё это скрывалось, всё было тайно. Где, куда они делись? Единственное что  –  Клюзова, кума моей бабушки, прибежала к нам утром и говорит: «Алексеевна, что ночью было! Проехали машины…» А она жила в пятом посёлке. Здесь шахта, а рядом стандартные дома для шахтёров. И там была квартира Семёна Семёновича… Она жила с мужем, дочерью и сыном. И говорит: «Проехали машины. Кто-то песни пел, а потом  –  стрельба. Может быть, там и вашу Нину порешили». А бабушка: «Заткнись! Что ты говоришь! Кому нужно такое дитё? Разве можно её убить!» и т.д. А потом говорит: «Смотри ж Наташке это не расскажи»  -  т.е. моей маме, потому что она беды наделает, если узнает. Ну, а больше никто ничего не знал: где они, что они  –  увезли в Ворошиловград на доследование и всё.

 

Читать далее >>