Ещё раз об отцах и детях
Исслед
ователи жизни и творчества А.А. Фадеева любят подчёркивать его
благосклонную реакцию на читательские отзывы и суждения, восприимчивость
к замечаниям и советам. Возможно, так оно и было в связи с "Последним из
Удэге" или "Разгромом" - литературоведам виднее. Однако в "нештатных"
ситуациях вокруг "Молодой гвардии", увы, случалось
обратное. Вот примечательный документ,
отчетливо проливающий свет на отношение писателя к своему детищу.
Полностью он публикуется
впервые.
ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ИЗДАТЕЛЬСТВА "МОЛОДПЯ ГВАРДИЯ"
тов. ПОТЕМКИНУ Уважаемый тов.
Потемкин! Те стилистические поправки, которые
предложил Ваш редактор, свидетельствуют о том, что он человек неграмотный в
литературно-художественном отношении и совершенно не способен понимать, в
частности, индивидуальные особенности писателя. А то обстоятельство, что Вы
решились предложить эти "поправки" автору, который беспрерывно в течении
уже почти десяти лет работал над стилем своего произведения и добился,
наконец, канонического текста, это обстоятельство является вопиющим
безобразием. Роман мой с разрешения руководящих инстанций издают в Москве
4 издательства, в каждом из этих издательств имеются свои редакторы, в каждом
из этих издательств редакторы меняются. В какое положение Вы ставите автора,
работавшего над романом 10 лет, если он начинает вносить поправки всех этих
редакторов? И подумали ли Вы над тем, что не может одна и та же книга в
разных издательствах иметь разный текст? И на что будет походить моя
"Молодая гвардия" лет через 10-20? Если Вы
позволяете такое вопиющее безобразие по отношению к Фадееву, могу себе
представить, как Вы уродуете и калечите книги
молодёжи? Для того, чтобы Вы смогли сделать
действительные выводы из этого, допущенного Вами, безобразия, я запрещаю к
изданию мой роман в Вашем издательстве и объявляю все свои отношения с
издательством "Молодая гвардия" разорванными. Если за мной числятся какие-
нибудь деньги, прошу меня известить и я их незамедлительно верну
издательству. Если Вы не исполните этого моего требования, я передам дело в
суд. Ввиду того, что я нахожусь в больнице и не
имею возможности перепечатать моё письмо, прошу Вас, если Вы человек
честный, довести до сведения ЦК комсомола это мое
письмо. /А. Фадеев/ 2.VI-53
г. Неприятный осадок
остаётся в душе после подобного ультиматума. В каждой строке словно
слышишь басовитый окрик литературного вельможи, главнокомандующего по
армии искусств. Как, мол, посмел этот безвестный чернильный винтик, этот
Акакий Акакиевич из молодёжного издательства занести свое незадачливое перо
над нетленной страницей Мастера. Претензии именитого автора звучат не
просто амбициозно - с позицией силы. И все же попробуем абстрагироваться от
них. Нам не резон вникать в психологические и профессиональные нюансы
конфликта, тем паче, что он вскоре был улажен к обоюдному облегчению
сторон. Улажен, естественно, на условиях мэтра, который не слишком стеснялся
напомнить окружающим о благосклонности "руководящих инстанций" к его
особе. В русле интересующей нас проблеме есть
смысл сосредоточиться на другом. Рассматриваемый документ позволяет
достаточно определённо почувствовать, сколь высоким был рейтинг романа (как
принято говорить сегодня) в авторской самооценке: недаром ведь четыре
издательства готовили его к печати. Фадеев всерьез считал текст "Молодой
гвардии" каноническим, не допуская не только поправок - даже отдельных
предложений на этот предмет. Не удивительно, что сердитое послание
Александра Александровича - в одночасье и панегирик, и охранная грамота
своему любовно выпестованному дитяте. Причем писатель почему-то стремился
заострить внимание адресанта не на содержимом, а на стиле книги. Вероятно у
него были веские основания оставить в данный момент за кадром главные
обстоятельства, связанные с переделкой эпопеи о молодых
краснодонцах. Между тем "спрятанные" мотивы легко
угадываются. И касаются они отнюдь не формы, а смысла, внутреннего
движетеля романа как типичного и, по тогдашним меркам, образцового
произведения социалистического реализма. Это, во-первых, рентгеновская
реакция "флагманов советской печати" - чуткого барометра настроения верхов.
И, во-вторых, - читательские эмоции, которые нередко накалялись до стихии
страстей. Бушевали они всегда именно вокруг содержания, концентрируясь на
вопросах точности (?) фактажа, претендующего на документальность,
достоверности (?) персонажей, имеющих действительных прототипов,
псевдоподобия (?) сюжетных коллизий (их соответствия либо несоответствия
реальности). Постараемся проникнуть в ситуацию
глубже. Пресса встретила "Молодую гвардию" в
целом доброжелательно. Преподносились "гражданский подвиг" Фадеева,
"художественная одарённость" его пера, отмечалось подкупающее обаяние и
бесстрашие парней и девушек из Краснодона. Не были исключены из общего
положительного резонанса и ведущие средства массовой информации. Газеты
"Культура и жизнь", "Правда" откликнулись на выход книги редакционными
статьями (30 ноября и 3 декабря 1947 г.), где достаточно высоко оценивалась
эпопея о юных подпольщиках - детях шахтёрского
края. И стать бы Александру Александровичу
тотчас счастливым обладателем лаврового венка, если бы не одно каверзное
"но". "Из романа выпало самое главное, что характеризует жизнь, рост, работу
комсомола, - это руководящая, воспитательная роль партии, партийной
организации", - вынесла приговор "Правда", перечеркнув многое из того, что
она же хвалила. Подхватив камертонную ноту,
исходящую от органа ЦК ВКП(б), периодическая пресса калибром помельче
принялась, в свою очередь, распекать писателя. За дефицит "цементирующего
партийного начала", "ущербность образов большевиков", показанных, дескать,
никчемными организаторами, спотыкающимися на каждом
шагу. Фадеев не защищался. Напротив - немедленно
"взял под козырёк".По опыту знал беспощадную мощь идеологического диктата
Системы. Сознательно наступив на горло собственной песне (совести), он вновь
(как и в вопросе о комиссаре и предателях "Молодой гвардии") отрёкся от
правды. Куда достовернее, а стало быть, искреннее, звучали скупые, лишённые
публицистического блеска строки из его популярного очерка "Бессмертие",
который воспринимается эскизом к первому варианту роману. "Люди старших
поколений, оставшиеся в городе Краснодоне для того, чтобы организовать
борьбу против немецких оккупантов, были скоро выявлены врагом и погибли от
его руки или вынуждены были скрыться. Вся тяжесть организации борьбы с
врагом выпала на плечи молодёжи. Так осенью 1942 года сложилась в городе
Краснодоне подпольная организация "Молодая гвардия" ("Правда", 15 сентября
1943 г.). Это вывод - не плод писательской
фантазии. Не производное провидческой интуиции. В его правомерности
убеждаешься, изучая "от корки до корки" "Отчёт Ворошиловградского обкома
КП(б)У о партизанском движении и деятельности подпольных партийных
организаций в период временной оккупации области немецко-фашистскими
захватчиками". Документ сухо, деловито
фиксирует, что в конце 1941 года, ни партколлективам, в подполье, ни
партизанским отрядам развернуть подрывную работу не довелось, ибо фронт
частично стабилизировался и Ворошиловградщина ещё не была оккупирована.
Лишь в прифронтовых районах выполнялись разовые поручения
красноармейского командования. Поэтому большинство подпольных и
партизанских подразделений было расформировано, личный состав их призван в
РККА, а отдельные "нелегалы" переброшены для выполнения спецзаданий в
другие области. Только в связи с новым
продвижением вражеских войск вглубь страны обком КП(б)У вторично
приступил к созданию подпольных партийных организаций и партизанских
отрядов. В течение месяца, к 17 июля 1942 года, были подготовлены и оставлены
для подрывных действий в немецком тылу 1226 человек (565 подпольщиков и
661 партизан). Секретари подпольного обкома КП(б)У и все подпольные
парторганизации базировались в партизанских отрядах. В районах и городах
Ворошиловградщины были сформированы подпольные райкомы и горкомы
КП(б)У. Когда отряду, которым командовал
И.М. Яковенко (он же секретарь Ворошиловградского горкома партии),
пришлось отступать из села Пшеничного, партизанские группы (их
насчитывалось четыре) "потеряли управление и связь между собою". Цитируем
дальше: "Комиссар отряда тов. Третьякевич, вместе с одной группой, добрался
до Митякинского леса, группа пробыла там 10 дней и, не обнаружив остальные
части отряда, приняла решение - разойтись по хуторам и селам, действовать в
одиночку. Что и было сделано". О трагическом
доле отряда Яковенко рассказал в 1965 году и Степан Емельянович Стеценко -
бывший секретарь подпольного обкома КП(б) по территории Краснодонского,
Свердловского, Ивановского, Серговского, Ворошиловского (городского и
сельского) районов: "В бою отряд Яковенко разорвался, а потом обе части найти
друг друга не могли, не было связей". Приводя
данные факты, мы отнюдь не стремились дезавуировать патриотические усилия
местных антифашистов. Тем более утверждать, что на их счету не было удач -
моральных, материально-экономических, боевых. (Известно, в частности, что
М.И. Третьякевич, скрываясь в сентябре 1942 года в Марковском зерносовхозе,
сумел наладить контакт с 30 красноармейцами, вырвавшимися из окружения,
благодаря чему была сформирована подпольная партийная организация. Она
срывала обмолот и отправку хлеба в Германию, совершала вооруженные налёты
на вражеский автотранспорт, пускала под откос железнодорожные составы с
немецкими солдатами). Но у нас есть уверенность в следующем: при обшей
слабой эффективности подобного сопротивления, у его структур элементарно не
хватал сил и возможности обеспечить руководство молодёжным подпольем в
Краснодоне. Фадеев, судя по содержанию
документов, с которыми он знакомился, беседам с М.И. Третьякевичем, С.Е.
Стаценко, молодогвардейцами, об этом, конечно, знал. Однако он щедрой рукой
вводил в повествование выигрышные для ВКП(Б) , с этой же целью переигрывал
фабульные цепочки. Практически заново написаны семь и фундаментально
перестроены двадцать пять глав романа. Фигуры коммунистов-наставников
юношества выставлены во второй редакции объёмно, почти монументально.
Отныне, Лютиков, Проценко, Бараков встречаются на страницах книги не бегло-
эпизодически, а присутствуют постоянно. Да и партийная тема в целом (через
призму борьбы с захватчиками на всей ворошиловградской земле и собственно в
Краснодне) выглядит уже не побочной, а, - в гармонии с политической
обусловленностью, - центральной. Зато молодёжное
подполье вследствие этакой рокировки по идейным мотивам очутилось в
"обновлённом" романе на политических задворках сопротивления. Обрело
навечно предписанный комсомольской организации любого уровня и значения
статус ближайшего (на подхвате) помощника и резерва. Обкатанную с пеленок
роль послушного инструмента и передаточной шестерни партии. Сама же она
неколебимо в идеалистической ипостаси, гениально руководящей, своевременно
мобилизующей и безошибочно направляющей силы.
В итоге если сравнить второй федеевский вариант с первым, то
самоценность душевного порыва, способность вчерашних мальчишек и
девчонок самостоятельно принимать серьёзные решения и совершать
ответственные поступки теперь вольно или невольно взяты под сомнение. Вот
почему созданная юными патриотами организация, вступившая в неравную
борьбу с врагом, погибшая непокоренной на апогее борьбы, заняла в контексте
книги - не больше не меньше традиционное место звена в цепи (сети)
партийного подполья, якобы мощной и разветвлённой. Так ушло со сцены (с
арены борьбы) комсомольское подполье и вышло на подмостки подкрашенной
истории партийно-комсомольское подполье.
Понятно, конечно: работая над новой редакцией, Александр
Александрович исповедовал принцип - "каши маслом не испортишь". Однако
увлекшись процессом идеологического умащивания, заметно передозировал.
Даже в упомянутой выше записке Хрущова Сталину, которая была подготовлена
и на корню сфальсифицирована в командных комсомольских инстанциях
союзного и республиканского ранга - ЦК ВЛКСМ и ЦК ЛКСМ Украины - ни
слова не говорилось о партийном руководстве "Молодой гвардией" Когда же в
высоких структурах власти (прежде всего в Центральном Комитете ВКП(б))
осознали просчёт, там - вдогонку ушедшему поезду проявили озабоченность
отступлением в книге. Предстояла
форсированная подгонка литературных сюжетов под псевдоисторический
сценарий. Лидер писательского цеха страны в
грязь не ударил. Как же отреагирует
просвещенный мир при жизни и после смерти Фадеева на капитальный ремонт
"бестселлера века?". Не просто по-разному.
Контрастно. Зарубежная пресса последних дней мая
1956 года не сможет обойти молчанием судьбу верного рыцаря соцреализма, так
или иначе не задев его детище. Ироничный "Тайм" с откровенной издевкой
подчеркивает изначальную мировоззренческую готовность автора "Молодой
гвардии" пересмотреть концепции книги по азимуту указующего перста
"Правды". Движимый, напротив, чувством товарищеской солидарности Ренато
Гуттузо (он был тогда членом ЦК итальянской компартии) назовет решимость
писателя безоговорочно принять требования властей "поступком нового
художника в новом обществе". А его добровольно-принудительную поденщину
за письменным столом - выражением "коммунистической лояльности",
"революционного романтизма" ("Контемпоранео"). Известный живописец и
график, глава школы "неореализма" в Италии Гуттузо был убеждён в
нравственной правоте своего собрата по "пролетарской культуре". То, "что
Фадеев переделал свой роман "Молодая гвардия", в известном смысле, я бы
сказал, в лучшем смысле, находится в гармонии с его самоубийством..."
("Советская культура", 1990, 27
октября). Фадеев (как,
впрочем, советское общество в целом) оказался заложником парадигмы
"всепоглащающего гражданского долга". И сверх того на нем (равно и на
остальных литераторах тяжёлым грузом лежали вериги навязанной режимом
лжемиссии "инженера человеческих душ". Он был приговорен писать о том, что
надо, а не о том, что происходило в жизни. Затянувшийся разлад с
действительностью подтачивал, разрушал в нём личность. Постепенно исчезало
рожденное "восторгающим сюжетом" о комсомольцах-героях легкое,
окрыляющее дыхание, благодаря которому всего за полтора года создана первая
редакция книги. Наступили муки изнурительной "перековки" сюжетов,
фальшивого обогащения "словесной руды" - творческими их вряд ли
назовёшь. Не слишком благоволила к писателю и
"обратная связь". Зачастую, особенно в конце пути, ему доставалось не столько
от рецензентов, сколько от читателей, преимущественно от земляков и
родственников погибших молодогвардейцев. Бумерангом семейного горя
Третьякевичей аукнулся Фадееву тиражируемый бесчисленными изданиями
романа в СССР и за рубежом образ Стаховича. Однако Александр
Александрович упорно не желал расставаться с ним. Он ставил собственный
психологический эксперимент, ведя родословную индивидуализма (по
авторской версии - профессионального предательства) и прослеживая формы
его проявления от Мечика "Разгром" до Стаховича в "Молодой гвардии". От
гражданской до Великой Отечественной. Но какой бы
ни была профессиональная "сверхзадача" художника, она не может оправдать
его человеческую позицию: быть чутким к настроениям "больших людей" и до
глухоты равнодушным к незатихающей боли
"маленьких". К тому же примеры иного морального
свойства и поведения - рядом. Сначала без эпизодов, связанных с изменой
Стаховича, не обошёлся и фильм С.А. Герасимова "Молодая гвардия".
Поскольку картина снята по книге, режиссёр уважительно сохранил
писательские трактовки. В частности, в "антигерое" Стаховиче (подобно его
литературному прототипу) угадывается Третьякевич - отдельными чертами
натуры, внешнего облика, биографическими чертами. Тем не менее стоило
Сергею Апполинарьевичу узнать о невиновности Виктора, - и он изъял из
киноэпопеи даже опосредованные намеки на его измену. В следующем варианте
фильма Стаховича просто нет. И произошло это вовсе не по принципу - тихой
сапой. Герасимов счел необходимым объяснить свой поступок гласно. Выступая
в декабре 1964 года по всесоюзному телевидению, он рассказал, почему
расстался со Стаховичем и ввел в картину Почепцова. О комсомольце Викторе
Третьякевиче режиссёр говорил как об одном из организаторов и руководителей
"Молодой гвардии".
|