ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
   
   Дорогие товарищи!
   Мне, как актеру, приходится довольно часто не только выступать в концертных программах, но и проводить беседы со своими слушателями. Это понятно, если учесть, что у меня бывает много выступлений перед молодежью, школьниками и учителями.
   Как исполнителю роли Олега Кошевого в фильме "Молодая гвардия", мне обычно задают много вопросов о том, как я работал над этой ролью, бывал ли я сам в Краснодоне, были ли у меня личные встречи с писателем Фадеевым, как я вообще понимаю образ Олега и т. п.
   Последние годы меня буквально "одолевают" с вопросом: кто же в действительсности был комиссаром "Молодой гвардии"?
   Вначале я удивлялся, потому что для меня было совершенно ясно, что таким комиссаром был Олег Кошевой. Но мне стали показывать статьи, появившиеся в 1959 - 1960 годах в "Комсомольской правде", брошюры, потом документальную повесть "Это было в Краснодоне", а также некоторые предисловия и послесловия к роману "Молодая гвардия", и я понял, что в этот ясный вопрос внесено и вносится столько путаницы, что нетрудно растеряться не только школьникам, но и их учителям.
   Роман Фадеева "Молодая гвардия" вышел на разных языках миллионными тиражами. Одноименный фильм, поставленный по этому роману, просмотрели сотни миллионов людей. Краснодонский музей "Молодая гвардия", где я побывал сам, посетило за эти годы около трех миллионов юношей и девушек со всех концов страны. Я читал их взволнованные строки о Кошевом, Громовой, Шевцовой, Тюленине... На романе, фильме, на всех этих музейных реликвиях воспитались и продолжают воспитываться поколения людей. Для них "Молодая гвардия" и ее герои - Кошевой, Тюленин, Громова, Шевцова, Земнухов и другие молодогвардейцы - стали не только близким и родным, но и нашим святым героическим прошлым, которым все мы законно гордимся.
   Работники Краснодонского музея с болью говорили мне, что они постоянно сталкиваются с недоуменными вопросами: а почему у вас в музее - одно, а в некоторых газетных статьях - другое? Почему пишут неправду о Кошевом? Почему извращают роман Фадеева?
   Все это путает читателей, сбивает с толку школьников и учителей, подрывает и дискредитирует замечательный роман А. А. Фадеева.
   Мне приходилось разговаривать со многими людьми, которые не хотят верить всей этой "информации", но она существует и благополучно тиражируется, продолжая засорять мозги людей. И что хуже всего - все эти домыслы никем не опровергаются, а больше того, "в кулуарах" идут разговоры, что эти "версии" подтверждаются какими-то "документами" и воспоминаниями очевидцев. При этом даже делаются ссылки на якобы новые материалы, которыми располагают следственные органы государственной безопасности...
   В результате у многих тысяч школьников (да и не только у них!) подрывается доверие и к учителям и к роману А. А. Фадеева, а в конечном счете, и к самой героической истории Краснодонского подполья.
   Такое положение нетерпимо. Я прошу редакцию "Юности" тщательно проверить все обстоятельства дела и внести ясность в этот вопрос.
   Это более чем необходимо: в феврале 1970 года исполняется двадцать семь лет со дня гибели "Молодой гвардии".
   ВЛ. ИВАНОВ,
   лауреат Государственной премии СССР
   
   Да, Вл. Иванов действительно прав. С легкой руки некоторых журналистов и "исследователей", склонных скорее к поспешным "открытиям", нежели к действительному изучению фактов истории и установлению истины, в нашу печать, в отдельные литературоведческие статьи и, что много тревожнее, в некоторые учебные и методические пособия для учителей и школьников проникли весьма сомнительные, а иногда и просто неверные факты и утверждения, относящиеся к отдельным событиям и лицам, связанным с подпольной комсомольской организацией Краснодона "Молодая гвардия".
   В 1959-1960 годах появились публикации корреспондента "Комсомольской правды" К. Костенко: "Так боролись и умирали молодогвардейцы", "Он не стал на колени", "Первый комиссар "Молодой гвардии". Первые из этих двух корреспонденции вошли в специальную брошюру "Новое о героях Краснодона", а несколько позднее явились основой документальной книги К. Костенко "Это было в Краснодоне".
   Сам по себе факт появления такой книги не может вызывать особых возражений, несмотря даже на то, что о молодогвардейцах у нас уже существует довольно большая литература (повести, пьесы, сценарии, брошюры, статьи, воспоминания). Этой теме посвящен и известный роман А. Фадеева "Молодая гвардия".
   Появление книги Костенко следовало бы даже приветствовать, если бы, прочтя ее, читатель узнал что-то действительно принципиально новое по сравнению с тем, что ему уже известно, или если бы в ней были исправлены какие-нибудь грубые ошибки, допущенные в предыдущих изданиях.
   Очевидно, книга так и задумывалась автором. Во всяком случае, в предисловии к ее второму изданию (1963) К. Костенко, отдавая должное роману Фадеева ("...замечательный роман, давно ставший любимой книгой советской молодежи и широко известный за рубежом"), прямо указывает, что его книга учитывает новые факты деятельности молодогвардейцев и рассказывает "...о подлинных обстоятельствах трагической гибели молодогвардейцев". Основная цель книги, как ее понимает автор, состоит в том, чтобы "...уточнить многие факты деятельности подпольной организации, которые по тем или иным причинам неверно отображены в романе А. Фадеева". (Разрядка моя.- С. П.)
   Какие же новые факты и подлинные обстоятельства гибели молодогвардейцев установил К. Костенко что представляют собой те многие факты их деятельности, которые Фадеев "неверно отобразил" в своем романе?
   
   

* * *

    В 1959 году органами государственной безопасности был арестован предатель нашей Родины В. Подтынный, служивший во время фашистской .оккупации заместителем начальника краснодонской городской полиции, принимавший непосредственное участие в арестах, избиениях, пытках, а также в кровавой расправе над многими молодогвардейцами.
   Следствие по делу Подтынного продолжалось более двух месяцев. Для изобличения палача были привлечены материалы прошедших еще в 1947 году судебных процессов над изменниками Родины и фашистскими карателями О. Древитцем, Я. Шульцем, И. Черенковым, Г. Усачевым, А. Давиденко и другими. Все эти материалы полностью подтвердили преступную деятельность Подтынного в Краснодоне, и по приговору Сталинского (ныне Донецкого) областного суда В. Подтынный был приговорен к лишению свободы на длительный срок. Однако по ходатайству краснодонской общественности этот приговор пересмотрел Верховный суд УССР, и В. Подтынный был расстрелян в начале 1960 года.
   25 июня 1959 года К. Костенко опубликовал в "Комсомольской правде" свою первую корреспонденцию: "Так боролись и умирали молодогвардейцы". В ней описывались многие из тех нечеловеческих жестокостей, которым подвергались в фашистских застенках юные патриоты Краснодона, погибшие мученической, героической смертью.
   Хотя эта корреспонденция и мало что добавляла к тому, что, по существу, мы уже знали из более ранних официальных сообщений и главным образом из романа А. Фадеева, тем не менее она прозвучала весьма убедительно, вновь и вновь напомнив советским людям, и в первую очередь молодежи, о всех ужасах и изуверствах фашизма, воскресив в нашей памяти светлые образы юных героев Краснодона, погибших за честь и независимость Родины.
   Однако в корреспонденцию К. Костенко, которую все мы восприняли как документированный отчет о следствии и судебном процессе над Подтынным, жрались достаточно серьезные ошибки.
   Так, например, К. Костенко сообщал, что осужденнь_й еще в 1943 году советским судом предатель Л. Кулешов "...заявил на следствии, что молодогвардейцев выдал Третьякевич, не выдержавший побоев. То была ложь, повидимому, рассчитанная на то, что подлинному предателю удастся скрытыся..." (Разрядка моя.- С. П.)
   Такое предположение К. Костенко лишено всяких снований. На самом деле М. Кулешов показал по тому поводу советским следственным органам следующее:
   "...В декабре 1942 года в Краснодонском районе была открыта партизанская комсомольская группа под названием "Молодая гвардия". Открытие этой группы произошло по доносу Почепцова Г. П." (след. дело № 147721, т. 1, стр. 12. разрядка моя.- С. П.).
   Материалы следствия по делу Кулешова подтверждают далее, что он и не мог скрыть от советских органов имя подлинного предателя "Молодой вардии" Почепцова, равно как не мог рассчитывать, (то тому "удастся скрыться". Почепцов был арестван почти на месяц раньше Кулешова, что, кстати, расходится с утверждением К. Костенко в книге "Это было в Краснодоне", стр. 218), будто" ...первым, кого настигла карающая рука правосудия, был Кулешов" .
   Позднее Кулешов действительно заявлял, что молодогвардейцев предал не только Почепцов, но и Третьякевич, который, не выдержав пыток, "...назвал фамилии участников организации и рассказал о том, то руководящий центр ее находится в Краснодоне и
   состоит из штаба, в который входят: он-Третьякевич, Земнухов, Тюленин и Сафонов" (след. дело, Т. 1, стр. 16). Однако Кулешов оклеветал тогда не одного Третьякевича; заодно он также оговорил А.. Попова, И. Земнухова и Г. Лукашова, продолжая, однако, называть Почепцова первым и основным предателем "Молодой гвардии".
   
   

* * *

   Отвлечемся ненадолго от корреспонденции К. Костенко, чтобы закончить разговор о предательстве Молодой гвардии" - вопросе, основательно запутанном за последнее время.
   Обратимся к некоторым фактам и документам.
   Арестованный Г. Почепцов показал советскому следствию и судившему его Военному трибуналу, что , работая с октября 1942 года трактористом Первомайского молокосовхоза, узнал от А. Попова о существовании в поселке подпольной комсомольской групы и вступил в нее.
   "Наша Первомайская группа,- рассказал он далее,- была связана со штабом, находящимся
   г. Краснодоне, в состав которого входили Кошевой Олег, Земнухов Иван, Третьякевич Виктор, Туркенич Иван и Левашов Василий..." (след. дело, т. 2, стр. 11).
   Почепцов, как он заявил следствию, стал "общаться" с члeнами штаба, бывать на подпольных ком-сомольских собраниях, знакомиться с работой организации и отдельных ее руководителей.
   Почти накануне нового, 1943 года Почепцов узнал, то какие-то комсомольцы-подпольщики совершили ряд налетов на автомашины, достававшие в Краснодон новогодние подарки от высшего немецкого командования для раздачи солдатам.
   Утром первого января 1943 года он увидел, как "...к дому Евгения Мошкова подъехали сани с по-лицейскими, которые произвели у Мошкова обыск, нашли с чем-то мешок и арестовали Мошкова" (там же).
   Днем к Почепцову зашел комсомолец Д. Фомин и с тревогой сообщил, что полицейские "только что" арестовали Третьякевича, а следом за ним и Земнухова.
   Испугавшись, что полицаи напали на след подпольной организации и поэтому могут арестовать и его, Почепцов решил спасти свою шкуру ценой предательства и, всячески поощряемый отчимом В. Громовым, уже состоявшим на службе в немецкой полиции (Почепцов сознался ему в своей связи с комсомольцами-подпольщиками), в тот же день написал заявление-донос на имя начальника шахты Жукова, в надежде, что тот, будучи активным пособником оккупантов, обязательно передаст его заявление по назначению.
   "Я нашел следы подпольной молодежной организации и стал ее члeном,- писал Почепцов в своем доносе.- Когда я узнал ее руководителей - я вам пишу заявление. Прошу прийти ко мне на квартиру, и я расскажу вам все подробно..." .
   Заявление было датировано "задним числом" - 20 декабря 1942 года: Почепцов надеялся таким образом убедить полицейских, что желание сообщить им о подпольщиках родилось у него еще до ареста Мошкова, Третьякевича и Земнухова. Он не предполагал, что арест этих молодогвардейцев был вызван хищением новогодних подарков; об их принадлежности к организации полиция еще не подозревала. Только донос Почепцова соединил оба эти факта воедино. (Позднее удалось установить, что начальник полиции Соликовский, несмотря на жестокие избиения юношей, так и не добился от арестованных признаний в хищении подарков и собирался уже, "всыпав им еще плетей", отпустить их домой, но тут "подоспел" донос Почепцова.)
   Мошкова, Третьякевича и Земнухова стали пытать, желая добиться от них показаний о деятельности "Молодой гвардии", о ее руководителях и участниках. Ребята мужественно переносили побои и издевательства и ни в чем не признавались.
   Окончательно их предал и одновременно разоблачил большую группу других молодогвардейцев все тот же Почепцов, вызванный в полицию на допрос в связи со своим доносом. Вот что он рассказал по этому поводу позднее советским следственным органам:
   "...На допросе я рассказал о всех лицах, которых знал по комсомольской организации, и о том, что они делали как подпольщики..." (след. дело, т. II, стр. 11).
   На прямой вопрос следствия и Военного трибунала, признает ли он себя виновным в предательстве "Молодой гвардии", Почепцов ответил: "Да, члeнов подпольной организации предал я - Почепцов". (Там же. Разрядка моя.- С. П.)
   После первого же допроса Почепцов получил от начальника немецкой полиции предложение сотрудничать с ними, дал на это согласие и тут же назвал - дополнительно к уже преданным им - фамилии тех молодогвардейцев, которых знал (А. Попов, Б. Главан, Д. Фомин, С. Сафонов, Г. Лукашов, Н. Жуков, В. и А. Бондаревы, А. Николаев и некоторые другие). Все они были арестованы, а потом зверски замучены.
   

* * *

   Материалы судебных процессов, прошедших над изменниками Родины и фашистскими палачами еще в 1946-1947 годах, свидетельствуют о поистине великой духовной стойкости и беспримерном мужестве героев-молодогвардейцев.
   Нельзя оставаться равнодушным, листая эти пожелтевшие от времени страницы нашей истории.
   Прочитайте хотя бы несколько признаний осужденных в свое время фашистских палачей - как истребляли они юных краснодонцев и какой пример патриотизма показали эти подростки, многие из которых, не сойдя еще со школьной скамьи, по праву вошли в бессмертие!
   
   Осужденный эсэсовец О. Древитц на допросе 6 ноября 1947 года рассказал, как были убиты ими в Гремучем лесу на окраине г. Ровеньки комиссар "Молодой гвардии" Олег Кошевой и отважная разведчица Любовь Шевцова:
   "...Когда арестованных поставили на край заранее вырытой ямы, Кошевой поднял голову и, обращаясь к рядом стоящим, громко крикнул: "Смерти смотреть прямо в глаза!" Последние слова заглушили выстрелы. Затем я заметил, что Кошевой еще жив - он был только ранен. Я подошел к лежащему на земле Кошевому и в упор выстрелил ему в голову...
   Из числа расстрелянных во второй партии я хорошо запомнил Шевцову. Она обратила мое внимание своим внешним видом. У нее была красивая, стройная фигура, продолговатое лицо. Несмотря на свою молодость, держала она себя очень мужественно. Перед казнью я подвел Шевцову к краю ямы для расстрела. Она не произнесла ни слова о пощаде и спокойно, с поднятой головой приняла смерть..." .
   Осужденный бывший старший следователь краснодонской полиции Г. Усачев на допросе 6 ноября 1947 года показал:
   "...Должен сказать, что не только Громова и Земнухов, о которых я показывал, вели себя па допросах с достоинством, присущим советским людям, но И подавляющее большинство молодогвардейцев.
   Несмотря на избиения, они упорно не выдавали своих товарищей. Только после нечеловеческих истяаний, не страшась последствий, они начали открыто говорить о своей работе против немцев.
   Окровавленных, избитых до потери сознания комсомольцев бросили в камеры, после чего я или другие следователи оформляли их показания протоколами. Допрашивая молодогвардейцев, я требовал от них показаний о принадлежности к организации, выдачи оружия и своих друзей по подполью..."
   Осужденный Стаценков, лично участвовавший в расстреле тринадцати молодогвардейцев, показал:
   "...пыткам и истязаниям подвергались почти все арестованные участники "Молодой гвардии".
   Молодогвардейцы отказывались давать показания о деятельности и участниках своей организации, и за это их подвергали нечеловеческим мучениям...
   По вечерам арестованные молодогвардейцы в камерах пели "Интернационал" и другие революционные песни, за что их избивали полицейские..."
   Осужденный А. Давиденко, лично пытавший молодогвардейцев Мошкова, Попова, Лукашова, Гуко-ва и многих других, на допросе 10 ноября 1947 года показал:
   
   "...На допросах комсомольцев мы жестоко избивали их плетьми и обрывками телефонного кабеля. Наряду с этим, чтобы заставить их говорить, мы подвешивали молодогвардейцев за шею к скобе оконной рамы в кабинете Соликовского, инсценируя казнь через повешение...
   Молодогвардейцы принимали смерть мужественно и спокойно. Вместе с ними был казнен председатель Краснодонского горсовета, коммунист Яковлев. Со связанными руками, смело, с поднятой головой, он сам подошел к стволу шахты и во весь голос воскликнул: "Умру за Сталина!" Его живым сбросили в ствол шахты".
   Осужденный И. Черенков, пытавший Ульяну Громову, Земнухова, Ковалеву и многих других юных патриотов, на допросе 10 ноября 1947 года показал:
   "...Молодогвардейцев избивали плетьми, кулаками, всем, что попадалось под руку. В здании полиции постоянно были слышны душераздирающие крики и стоны.
   Арестованных водили залитых кровью, с разбитыми лицами, в одежде, разорванной в клочья...
   Мучениям и пыткам подвергались все без исключения члeны организации "Молодая гвардия"...
   Героически вел себя Земнухов, за что был жестоко и многократно избиваем..."
   После одного из очередных избиений Ульяны Громовой Черенков спросил у нее: почему она держит себя так вызывающе?* Громова мне ответила:
   - Не для того я вступила в организацию, чтобы потом просить у Нас прощения; жалею только об одном, что мало мы успели сделать! Но ничего, быть может, нас еще успеет вызволить Красная Армия!
   Не менее смело вела себя на допросах Клавдия Ковалева, от которой я не мог добиться признаний... Так и не сознавшись, она была расстреляна вместе с другими молодогвардейцами".
   Несмотря на зверское обращение с арестованными, воля их не была сломлена, вынужден был признать этот палач. Большинство молодогвардейцев на допросах вели себя патриотически, никаких показаний не давали и только после применения к ним пыток стали кое-что рассказывать о своей подпольной работе. Однако и в этом случае они держались мужественно и открыто высказывали свою ненависть к фашистам и допрашивавшим их полицейским следователям.
   Тюленина долго искали. Потом его привели в окровавленной одежде, с опухшим от побоев лицом. Он едва держался на ногах.
   Немец-следователь "набросился на него с криком "Партизан!" и стал избивать его кулаками, пока тот не упал на пол и потерял сознание..."
   "...Тюленин держал себя на допросах с достоинством,- показал другой фашистский палач, Шенк.- Мы удивлялись, как могла выработаться такая сильная воля у совсем еще молодого человека. Наверное, презрение к смерти породило в нем эту твердость характера. Во время пыток он не вымолвил ни одного слова о пощаде и не выдал ни одного из молодогвардейцев. От него ничего так и не добились..."
   Позднее многие фашистские палачи, представшие перед советским правосудием, говорили, что они были поражены мужеством и стойкостью молодогвардейцев. Все они утверждали, что никто из участников "Молодой гвардии" не поколебался, не предал товарища и не попросил пощады.
   
   

* * *

    А. Фадеев был знаком со следственными материалами по делу Почепцова - Кулешова - Громова: он подтвердил это в выступлении на собрании московских писателей-прозаиков 4 февраля 1947 года.
   Невольно возникает вопрос: чем же объяснить, что Фадеев все же не назвал в романе имя настоящего предателя?
   Ответить на него за писателя, которого нет среди нас, довольно трудно. Однако есть некоторые основания предполагать, почему в сложных условиях того времени Фадеев иначе поступить и не мог.
   Писатель знал, что Почепцов предал не всех участников "Молодой гвардии": этого Почепцов и не мог сделать, потому что, не занимая в подпольной организации руководящего положения, он многих ее участников просто не знал: в "Молодой гвардии" насчитывалось тогда уже около ста человек.
   Кроме того, Фадееву было известно, что осужденная в 1947 году О. Лядская (которая упоминается и в его романе) тоже признала себя виновной и рассказала, что "...являлась агентом-провокатором полиции, предала некоторых участников "Молодой гвардии", которых потом изобличала на очных ставках" (след. дело № 7682, стр. 103).
   Таким образом, налицо были уже два предателя. Нельзя также забывать, что, когда Фадеев начинал писать роман, на В. Третьякевиче, несмотря на его гибель от рук фашистов, продолжало еще лежать подозрение в измене в связи с показаниями М. Кулешова (допрашивавшего Третьякевича), а также отрицательной в том же плане характеристикой, которую дал ему И. М. Чернышев, привлекавшийся по делу "Молодой гвардии", но оправданный по суду из-за недостаточности улик; Фадеев не мог не знать и о том, что отношение к Третьякевичу среди самих молодогвардейцев было неодинаковым. Вероятно, именно по этим соображениям писатель решил вообще не упоминать имя Третьякевича в романе .
   Теперь-то мы знаем, что в результате тщательной проверки, проведенной спустя много лет органами государственной безопасности и ворошиловградскими (тогда луганскими) организациями, с Третьякевича полностью снято подозрение в измене, но в те годы все выглядело гораздо сложнее.
   Однако "Молодая гвардия" погибла, и погибла потому, что была предана. Следуя исторической правде, писатель должен был отразить в своем романе это предательство. Тогда-то он и решил создать обобщенный, собирательный образ предателя "Молодой гвардии" под вымышленной фамилией Стаховича , за которым не было какой-либо конкретной исторической личности.
   Во время одной из встреч с читателями у Фадеева кто-то спросил: "А верно ли, что Стахович в романе это Третьякевич в жизни?" Писатель категорически ответил: "Нет!" - и тут же объяснил, почему такое и всякое иное аналогичное предположение лишено смысла, когда речь идет о вымышленном персонаже в художественном произведении.
   Вообще надо сказать, что, создавая книгу о молодогвардейцах и используя в качестве ее исторической основы подлинные факты и судьбы реально существовавших людей, А. Фадеев не раз прибегал в описаниях некоторых событий и обстоятельств, а также отдельных действующих лиц" к художественному вымыслу, что вполне закономерно для избранного им жанра.
   Однако вымысел и история у Фадеева настолько переплетены, что трудно отделить одно от другого.
   
   Он прибегает к вьмыслу, не нарушая общей исторической правды жизни, и, кроме того, считает своим долгом прямо заявить читателям, что пишет "...не действительную историю "Молодой гвардии", а рома н...", в котором "...как во всяком романе есть вымысел"; писатель даже указывает при этом почти во всех случаях, где именно и почему вынужден он прибегать к такому вымыслу.
   К сожалению, автор корреспонденции и книги "Это было в Краснодоне" не следует этому хорошему примеру: он скромно умалчивает, что и корреспонденции его и книга во многом не документальны.
   
   

* * *

   Возвратимся вновь к статье К. Костенко "Так боролись и умирали молодогвардейцы".
   Несмотря на некоторые неточности, автор еще не подвергает здесь сомнению и пересмотру общеизвестные факты о руководителях "Молодой гвардии".
   К. Костенко пишет: "В материалах судебного следствия по делу Подтынного есть копия показаний эсэсовца Древитца, который во время оккупации служил в жандармерии города Ровеньки. Как известно, здесь были расстреляны руководитель "М олодой гвардии" Олег Кошевой и бесстрашная связистка подпольщиков Люба Шевцова". (Разрядка моя.- С. П.)
   Это было написано 25 июня 1959 года: Кошевой еще признается руководителем "Молодой гвардии".
   Через месяц (28 июля 1959 года), отвечая на вопросы читателей "Комсомольской правды": кем же был Виктор Третьякевич в "Молодой гвардии" и какова вообще его судьба (о которой он вскользь упомянул в первой корреспонденции),- К. Костенко выступил со второй статьей: "Он не стал на колени".
   Надо сказать, что к тому времени бюро Луганского (ныне Ворошиловградского) обкома КПУ по мате-риалам специально созданной комиссии уже установило (постановление от 10 февраля 1959 года), что Виктор Третьякевич принимал "...активное участие в деятельности подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия". С его имени была снята всякая тень подозрения в измене Родине, и Третьякевич был внесен во все списки активных молодогвардейцев.
   Вместо того, чтобы, отталкиваясь от этого авторитетного заключения, рассказать читателям о В. Тре-тьякевиче, К. Костенко стал, не имея к тому решительно никаких оснований, пересматривать чуть ли не всю историю "Молодой гвардии".
   Без ссылки на документы или свидетельства он неожиданно заявляет, что "...первым комиссаром, одним из главных руководителей ее (то есть "Молодой гвардии.- С. П.) был Виктор Третьякевич".
   Потом, видимо, поняв, что такое безапелляционное утверждение полностью расходится с уже уста-новившимся и документально подтвержденным представлением о руководителях краснодонской молодежной организации, К. Костенко продолжает:
   "Уже значительно позднее, когда в организацию влились новые группы молодежи, когда в городе появились уже обстрелянные, имевшие боевой опыт краснодонцы - лейтенант Иван Туркенич, стрелок-радист Евгений Мошков, разведчица Люба Шевцова,- состав штаба изменился. Командиром организации стал Туркенич, комиссаром - Олег Кошевой. А Виктору Третьякевичу поручили руководить боевой оперативной группой".
   13 декабря 1960 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым В. Тре-тьякевич посмертно награждался орденом Отечественной войны 1-й степени "за активное участие в деятельности подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", а также проявленные линые геройство и отвагу в борьбе с немецко- фашистскими захватчиками".
   На другой же день (14 декабря) К. Костенко выступает с новой, третьей по счету, корреспонденцией: "Первый комиссар "Молодой гвардии".
   Вопреки ранее установленным и широко известным данным, К. Костенко заявляет здесь, что уже на первом собрании краснодонских подпольщиков (называется даже точная дата и место собрания - "16 сентября в доме Третьякевичей"), где молодогвардейцы выбирали свой штаб, "...комиссаром единогласно избрали Третьякевича. В состав штаба... вошли Олег Кошевой, Иван Земнухов, Василий Левашов..."
   И дальше: "...С первых и до последних дней существования "Молодой гвардии" Виктор (Третьякевич) был одним из главных организаторов и руководителей комсомольского подполья в Краснодоне".
   Чтобы как-то подкрепить эту новую версию о комиссаре "Молодой гвардии", К. Костенко вынужден широко прибегать в своей "документальной" книге к художественному домыслу, хотя, как нетрудно убедиться, его газетные выступления да и книга "Это было в Краснодоне" лежат за пределами художественной литературы (они, видимо, и не задумывались, судя по всему, как художественные произведения).
   Автору приходится домысливать диалоги между Третьякевичем и Земнуховым, между чиновником из гестапо и начальником полиции Соликовским, выдумывать историю со списком молодогвардейцев, который якобы передал в полицию Почепцов, указав первым в нем имя Третьякевича...
   Поскольку на этот список ссылаются и другие "исследователи", о нем следует сказать несколько слов. Прежде всего такого списка вообще не существует; во всяком случае, пишущие о нем - видеть его не могли. Сохранились лишь показания по этому поводу Почепцова, который заявил советскому следствию, что, будучи вызван для допроса в немецкую полицию (в связи со своим доносом на молодогвардейцев), он назвал известных ему "...участников подпольной комсомольской организации - Земнухова Ивана, Третьякевича Виктора, Мошкова Евгения, Кошевого Олега. Сказал, что Земнухов Иван был члeном штаба подпольной комсомольской организации..." (след. дело № 147721, т. 2, стр. 11).
   Позднее Почепцов выдавал фашистам имена и некоторых других участников "Молодой гвардии". Однако ни о каком списке, тем более начинающемся с фамилии Третьякевича, в материалах следствия сведений не содержится.
   К. Костенко пришлось также выдумать и сцену допроса Третьякевича, описание которой не основано на каких-либо документах или свидетельствах. Единственный факт, который нашел отражение в материалах следствия,- это показание осужденного в 1947 году И. Черенкова о том, что, будучи подведен палачами к месту казни, "...Третьякевич около шахты стал сопротивляться, и его столкнули в шурф живым" (след. дело № 7682, стр. 111).
   В книге "Это было в Краснодоне" творческая фантазия К. Костенко развернулась в полную силу.
   Здесь, как и в корреспонденциях, но уже погуще, целая серия вымышленных бесед между собой по-гибших молодогвардейцев, разговоров давно расстрелянных полицаев и изменников Родины, бесед, о содержании которых никто ничего не знает и звать не может.
   Описывается, например, эпизод, когда Третьякевпч выдает вновь принятым в комсомол ребятам временные удостоверения, подписывая их: "Комиссар Славин". На самом же деле сохранившиеся со времен подполья временные комсомольские удостоверения подписаны Олегом Кошевым (его псевдонимом "Комиссар Кашук"), в чем нетрудно убедиться, побывав в Краснодонском музее "Молодая гвардия".
   Столь же "точно" документирован эпизод подгтовки молодогвардейцев к взрыву немецкого дирек-циона. Если судить по книге Костенко, инициатива в проведении этой операции принадлежала якобы Олегу Кошевому, который на одном из последних заседаний штаба "Молодой гвардии" предложил своим товарищам взорвать немецкий дирекцион " "...к чертовой бабушке... вместе с его хозяевами и гостями" ("Это было в Краснодоне", стр. 124).
   Известно, что эта операция как несвоевременная, недостаточно продуманная, могущая повлечь за собой массовые репрессии по отношению к населению города, была отменена по указанию руководителей партийного подполья Краснодона.
   В действительности операция эта - как она описана в подлиннике отчета непосредственного участника ее подготовки И. Туркенича - была предложена не Кошевым, а Евгением Мошковым.
   Судя по всему, новая версия больше устраивала К. Костенко, чтобы лишний раз подчеркнуть всю "незрелость" Кошевого как руководителя организации (ведь Третьякевича-то тогда рядом не было!).
   Собственно говоря, проведение такой отчаянно-дерзкой операции и могло быть предложено Олегом Кошевым: он имел право на это, ну, хотя бы по своей молодости! Но зачем понадобилось искусственно приписывать ему то, чего он на самом деле не делал и не предлагал?!
   Нельзя, конечно, сказать, что вся книга К. Костенко "Это было в Краснодоне" написана неверно, с ложных позиций. Нет, в ней есть и довольно интересные подробности, детали, почерпнутые, в частности, из материалов судебного процесса над Подтынным. Но все это интересно и значительно только в той мере, в какой опирается на подлинные факты, документы, а не на вымысел автора.
   Однако вымысла здесь, к сожалению, гораздо больше, чем подлинных фактов.
   Может быть, все-таки К. Костенко добросовестно заблуждался в своих утверждениях, не изучив как следует фактический материал, или стал по неопытности (или еще каким-либо причинам) невольной жертвой чьей-то недобросовестной информации?
   Вряд ли! К. Костенко достаточно опытный журналист. Выпуская свою книгу без исправлений вторым тиражом, он как бы подчеркивал, что позиции его достаточно обдуманы и устойчивы.
   Больше того. Получив от Краснодонского музея "Молодая гвардия" развернутую и достаточно обоснованную рецензию на второе издание своей книги (рецензия называлась "Почему нельзя выпускать в свет третье издание книги К. Костенко "Это было в Краснодоне"), которая должна была по меньшей мере насторожить К. Костенко как автора, он не сделал даже попытки связаться с ворошиловградскими и краснодонскими организациями, чтобы перепрверить весь фактический материал своей книги. Игнорировав мнение научных работников Краснодонского музея, он стал активно продвигать третье издание своей книги в Донецком областном издательстве. И, надо сказать, в этом он преуспел! Книга была уже отпечатана в довольно большом количестве экземпляров. (Следует отметить, что издательство постаралось отлично оформить эту книгу. Однако в отличие от первого и второго изданий книги Костенко в третьем ее издании среди помещенных фотопортретов руководителей "Молодой гвардии" есть все, кроме... Олега Кошевого! Вряд ли тут нужны какие-либо комментарии!)
   Только в результате вмешательства Ворошиловградского обкома партии дальнейшее тиражирование книги К. Костенко было прекращено, а уже отпечатанные экземпляры пришлось "пустить под нож".
   Что же принципиально новое о "Молодой гвардии" сообщил нам К. Костенко в своих кор-респонденциях и в книге? Ведь он обещал нам "низвержение основ"!
   Если отвлечься от некоторых подробностей и деталей, все "новое" в освещении истории "Молодой гвардии" сводится у К. Костенко к утверждению, что единственным комиссаром "Молодой гвардии" был Виктор Третьякевпч, а Олег Кошевой, играя вообще в подпольной организации второстепенную роль, лишь заменял иногда (как члeн штаба) Третьякевича, когда тот на несколько дней уходил из Краснодона по специальным заданиям.
   Никаких других принципиально важных и к тому же новых "открытий", могущих взять под сомнение или опровергнуть ранее установленные исторические факты или основные положения романа А. Фадеева, в выступлениях К. Костенко не содержится.
   
   

* * *

   В 1961 году Ленинградское отделение Учпедгиза выпустило методическое пособие для школ "А. А. Фадеев в школе".
   Автор этой, в общем, полезной книги М. П. Касторская, достаточно серьезно и основательно анали-зируя "Молодую гвардию" А. Фадеева и высказывая при этом некоторые полезные методические рекомендации учителям, к сожалению, не потрудилась над самостоятельным изучением (или хотя бы элементарной проверкой) исторической основы фадеевского романа. Слепо, очень некритически, почти слово в слово повторяя все основные положения известных уже нам выступлений К. Костенко о "Молодой гвардии", она окончательно запутала школьных учителей, невольно вынудив их каждый раз испытывать неловкость перед школьниками, пытающимися понять, чем же все-таки объяснить вопиющие противоречия между романом, о котором они слышали так много хорошего как о произведении правдивом, основанном на подлинных фактах жизни, и теми объяснениями подлинной истории молодогвардейцев, которые они слышат от своих учителей?
   Хотела того М. П. Касторская или нет, но Олег Кошевой, как он показан ею - не в анализируемом романе, а в ж и з н и,- выглядит очень бледной, маловыразительной личностью. Появляется он очень редко, да и то как-то "среди других" (стр. 76). Ну, какая же это "...душа и вдохновитель всего дела", как характеризует его боевой командир "Молодой гвардии" Иван Туркенич!
   Вообще надо сказать, что молодогвардейцам, посмертно удостоенным высокого звания Героя Советского Союза, почему-то не повезло на страницах книги М. Касторской: даже и фотопортреты руководителей "Молодой гвардии", помещенные в этой книге, подобраны слишком тенденциозно: только В. Третьякевпч, И. Земнухов и ныне благополучно здравствующий В. Левашов. А где же трагически погибшие герои, руководители "Молодой гвардии" Кошевой, Тюленин, Громова, Шевцова, где их командир И. Туркенич?
   
   

* * *

   Активным пропагандистом нового взгляда на историю "Молодой гвардии", на роль и значение в ней отдельных руководителей стал, как это ни странно, бывший директор Краснодонского государственного музея "Молодая гвардия" А. М. Литвин, казалось бы, призванный по долгу службы оберегать историю героической краснодонской организации молодежи от всякого рода искажений и извращений.
   В 1961 году издательство "Молодь" выпустило сборник документов и воспоминаний о молодогвардейцах под общим названием "Молодая гвардия".
   Наряду с другими документами в этом сборнике папечатан тщательно препарированный отчет командира "Молодой гвардии" И. Туркенича - единственый документ, довольно подробно рассказывающий о рождении и делах "Молодой гвардии", к тому же написанный рукой человека, руководящая роль которого в истории "Молодой гвардии" никогда никем не оспаривалась .
   Отчет Туркенича, написанный сразу же после краснодонских событий-в первой половине 1943 года, в сокращенном виде был опубликован в журнале "Смена" (1943, №№ 21-22) под названием "Дни подполья".
   Посмотрим, как этот отчет выглядит в упомянутом нами сборнике "Молодая гвардия", где он напечатан под тем же названием - "Дни подполья".
   На стр. 70-й приводятся слова Ивана Туркенича о той обстановке, которая сложилась в Краснодоне в августе - сентябре 1942 года, когда, собственно говоря, и возникла "Молодая гвардия".
   "...Сразу же после прибытия гестапо начались массовые аресты коммунистов, комсомольцев, орденоносцев, старых красных партизан. Всех их расстреливали. Тридцать шахтеров за неявку на регистра цию закопали в землю живыми.
   В эти дни кровавого фашистского разгула гестаповцев и зародилась наша "Молодая гвардия"..."
   После этих слов составители сборника почему-то пропускают (и притом без полагающихся в таких случаях отточий!) довольно значительную фразу из подлинного отчета Туркенича, идущую вслед за приведенной выше цитатой:
   "Инициатором был Олег Кошевой. Он находит себе друзей по школе - Ваню Земнухова, Виктора Третьякевича, Васю Левашова..."
   Далее в сборнике приводятся слова Туркенича о подпольной встрече комсомольцев, на которой присутствовали "...Олег Кошевой, Ваня Земнухов, Виктор Третьякевич, Вася Левашов, Георгий Арутюнянц, Сергей Тюленин... Было решено создать штаб организации. Наметили кандидатуры, в число которых вошли Третьякевич, Кошевой, я, Левашов, Земнухов, Тюленин.
   По предложению Сергея Тюленина мы решили назвать свою организацию "Молодая гвардия".
   Меня, как человека военного, товарищи избрали впоследствии командиром подпольной организазции..."
   Однако в подлиннике отчета Туркенича вопрос этот освещен иначе:
   "...Мы создали штаб руководства своей организации, в состав которого вошли Олег Кошевой, Ваня Земнухов, Сергей Тюленин, Виктор Третьякевич, Василий Левашов и я...
   Олега избрали комиссаром, меня командиром, Тюленина Сергея начальником штаба, Ваню Земнухова - шпионом-разведчиком.
   Здесь же было решено свою организацию именовать "Молодая гвардия" по предложению Сергея Тюленина..."
   В журнале "Смена" (1943 год) Туркенич вновь подтвердил, что "...Олег Кошевой, душа и вдохновитель всего дела, был назначен комиссаром. Иван Земнухов - ответственным по разведке и конспирации. Меня, как человека военного, товарищи избрали впоследствии командиром подпольной организации...
   Надо было видеть, как Олег Кошевой, который был моложе меня почти на шесть лет, руководил нашей выросшей, разветвленной организацией. Мы работали с Олегом дружно, постоянно советовались, и я часто удивлялся его ясному, живому уму, организаторским способностям и неугасимому боевому духу..."
   Характеристика Туркенича ясна, не требует комментариев и в течение многих лет никем не оспаривалась.
   Зачем же понадобилось фальсифицировать этот документ?
   Нас могут спросить: а, собственно говоря, при чем здесь А. Литвин, какое отношение имеет он к появлению в печати так неуклюже препарированного отчета Туркенича?
   Отвечаем: А. Литвин имеет к этому делу прямое отношение. Он был одним из составителей этого сборника (это указано на обороте титульного листа) как директор единственного в стране государственного музея "Молодая гвардия", без ведома которого не мог быть опубликован отчет Туркенича, подлинник которого хранится в Красндонском музее "Молодая гвардия" (на что в сборнике имеется специальная ссылка).
   Мало того. Будучи директором музея и стремясь всячески утвердить свою (а мы видим, что и не только с в о ю!) концепцию истории "Молодой гвардии", А. Литвин самовольно изменил - сообразно этой "концепции" - экспозицию музея.
   Но и этого ему показалось недостаточным, и А. Литвин разослал в научные учреждения извещение о том, что руководимый им Краснодонский государственный музей "Молодая гвардия" "располагает большим материалом по истории героической борьбы коммунистов и комсомольцев Краснодонского подполья", в описании которого "до последнего времени авторы допускали ошибки и неточности" - в надежде, очевидно, на то, что найдутся желающие предоставить ему трибуну, как "новоявленному" историку.
   Во всяком случае, не без участия А. Литвина в "Истории Великой Отечественной войны Советского Союза" (М., 1961) вопреки утверждениям таких официальных изданий, как, скажем, "Большая Советская Энциклопедия", появилось сообщение (т. 3, стр. 484), что "...во главе "Молодой гвардии" стоял штаб, в который входили комсомольцы И. В. Туркенич (командир организации), В. И. Третьякевич (комиссар), У. М. Громова, И. А. Земнухов, О. В. Кошевой, С. Г. Тюленин, Л, Г. Шевцова".
   В марте 1964 года бюро Ворошиловградского обкома КПУ прекратило бурную "научно-исследовательскую" деятельность А. Литвина, освободив его от обязанностей директора Краснодонского музея "Молодая гвардия" за допущенные ошибки в работе, за самовольное изменение экспозиции музея и искажение исторических фактов.
   Однако "исследования" А. Литвина и печатные выступления К. Костенко сыграли свою отрицательную роль. Именно они-то и послужили причиной появления ошибочных утверждений R методическом пособии М. П. Касторской, частично в книге А. Колотович и Н. Осинина "Дорогие мои краснодонцы" (Новосибирск, 1968), а также в отдельных работах и статьях некоторых наших уважаемых литературоведов .
   
   

* * *

   А теперь постараемся хотя бы в самых общих чертах восстановить основные вехи подлинной истории "Молодой гвардии" - по документам и материалам, имеющимся в распоряжении органов госудаственной безопасности и Краснодонского музея "Молодая гвардия".
   Краснодон был захвачен фашистами 20 июля 1942 года, а освобожден советскими войсками 14 февраля 1943 года. Таким образом, его оккупация гитлеровскими захватчиками продолжалась около семи месяцев.
   Мы уже ссылались на отчет командира "Молодой гвардии" Ивана Туркенича, из которого можно заключить, что подпольная комсомольская организация в Краснодоне начала создаваться в августе-сентябре 1942 года сперва в виде отдельных групп, действовавших еще разрозненно, не будучи объединенными в единую организацию .
   Это подтвердили в свое время и другие оставшиеся в живых участники "Молодой гвардии".
   Один из активных участников "Молодой гвардии", Анатолий Лопухов, пишет в своих воспоминаниях:
   "...Существование "Молодой гвардии" началось с пяти человек, в августе 1942 года" (из архива Ин-ститута истории партии ЦК КПУ, ф. 7, оп. 10, е. х. 180, лл. 45 - 53).
   Участница "Молодой гвардии" Ольга Иванцова, вызванная 25 октября 1946 года в качестве свидетельницы по делу группы изменников Родины, рассказала следующее:
   "...в августе 1942 года я, по сложившимся обстоятельствам, вернулась в Краснодон, где установила связь с руководителями существовавшей в городе подпольной комсомольской организации Олегом Кошевым и Ваней Земнуховым..." (след. дело, т. 7, стр. 255).
   Один из активных молодогвардейцев, Георгий Арутюнянц, подтвердил 22 октября 1947 года как свидетель по тому же делу:
   "Участником патриотической организации молодежи "Молодая гвардия" я являлся с августа 1942 года" (там же, т. 6, стр. 31).
   Активная участница "Молодой гвардии" Валерия Б о р ц заявила 16 ноября 1946 года:
   "В Краснодонскую подпольную комсомольскую организацию я вступила в августе 1942 года, вскоре после захвата немцами города Краснодона" (там же, т. 6, стр. 2).
   Допрошенный в качестве свидетеля по тому же делу Н. Н. Коростылев, помогавший молодогвардейцам при немецкой оккупации, показал:
   "Начиная с августа 1942 года комсомольцы стали регулярно размножать и распространять по Краснодону и в поселках антифашистские листовки" (там же, т. 6, стр. 172).
   Молодогвардеец Радий Юркин в своих воспоминаниях пишет:
   "В конце сентября 1942 года немецко-фашистские захватчики совершили в Краснодоне свое первое кровавое злодеяние. Они закопали живыми в городском парке 32 героя-шахтера. Об этом на следующий день стало известно подпольным комсомольским группам. Молодежь, воспитанная на лучших традициях Ленинского комсомола, не могла простить палачам их злодеяния. Участники подпольных комсомольских групп требовали от своих руководителей активных действий, хотели отомсить, за страшную смерть своих земляков. Но в условиях раздробленности групп, без опытного подпольного руководства перейти к активным действиям было невозможно.
   В конце сентября 1942 года в город пришел молодой офицер Советской Армии, молодой коммунист Евгений Мошков. Он бежал из немецкого плена. Мошков знал Филиппа Петровича Лютикова еще по довоенному времени. Он... обратился к нему за советом: что делать и как быть?
   Ф. П. Лютиков знал о существовании подпольных комсомольских групп. Он поручил Е. Мошкову связаться с руководителями этих групп и предложить им объединиться в единую подпольную организацию". (Архив Краснодонского музея "Молодая гвардия", дело № 1619, лист 2-4.)
   Участница "Молодой гвардии" Нина Иванцова заявила на следствии по делу изменников Родины 25 октября 1946 года:
   "Наша подпольная организация "Молодая гвардия" организационно оформилась в конце сентября 1942 года, когда на квартире Олега Кошевого был избран боевой штаб" (след. дело, т. 6, стр. 18).
   О существовании с осени 1942 года подпольной комсомольской организации дали показания во время следствия и суда над ними бывшие полицейские краснодонской полиции П. Ф. Авсецин, В. И. Кулешов, И. И. Колотович, А. И. Давиденко, Ф. Н. Лукьянов, С. И. Новиков, Д. П. Бауткин, а также следователи полиции Т. В. Усачев, И. А. Черенков и ряд других (след. дела хранятся в соответствующих государственных архивах).
   Основными инициаторами создания подпольной организации были Олег Кошевой, Иван Земнухов и Сергей Тюленин, которые, опираясь на активную помощь и поддержку ряда других краснодонских комсомольцев-активистов, вскоре после оккупации Краснодона стали организовывать в городе и близлежащих поселках подпольные группы антифашистски настроенной молодежи. Их инициатива была поддержана и в дальнейшем направлялась коммунистами-подпольщиками, остававшимися в Краснодоне во время оккупации (Лютиков, Бараков, Яковлев, Выставкин, Соколова и другие).
   Виктора Третьякевича в то время, в Краснодоне еще не было. Вернувшись вместе со своими родителями из Ворошиловграда , куда Виктор уехал к брату еще в ноябре 1941 года, он был сразу вовлечен в работу подпольной организации: его хорошо знали И. Земнухов, С. Тюленин и другие комсомольцы. Поэтому вхождение В. Третьякевича в руководящую комсомольскую группу подпольщиков Краснодона было вполне естественным. И надо сказать, что Виктор Третьякевич очень активно включился в работу подполья.
   Когда подпольная комсомольская организация была окончательно оформлена, ее по предложению Сергея Тюленина назвали "Молодой гвардией". Был избран штаб организации, в который вошли Олег Кошевой, Иван Земнухов, Сергей Тюленин, Виктор Третьякевич, Василий Левашов, Иван Туркенич. Позднее, в октябре 1942 года, в состав штаба дополнительно были введены Ульяна Громова и Любовь Шевцова.
   Все имеющиеся документы и материалы свидетельствуют, что комиссаром "Молодой гвардии" на всем протяжении ее существования был Олег Кошевой. Ни в одном документе, находящемся в Краснодонском музее "Молодая гвардия" и в оргнах государственной безопасности (в том числе и в архивно-следственном деле В. П. Подтынного, на которое особенно ссылается К. Костенко), Третьякевич как комиссар "М олодой гвардии" не упоминается.
   Мы уже говорили, что командир "Молодой гвардии" И. Туркенич несколько раз подчеркивал, что комиссаром "Молодой гвардии" был О. Кошевой.
   Но свидетельство И. Туркенича не одиноко. Его подтверждают и оставшиеся в живых молодогвардейцы.
   В воспоминаниях активного молодогвардейца, бывшего даже члeном штаба организации Василия Левашова, опубликованных в газете "Ленинское знамя" 26 октября 1948 года, сказано:
   "Бдителен и предусмотрителен не по летам был наш боевой комиссар Олег Кошевой. Эта его черта бросилась мне в глаза еще в августе 1942 года, когда "Молодая гвардия" не была еще оформленной подпольной организацией" (разрядка моя.-С. П.).
   Он же в статье "Правдивая эпопея", опубликованной 14 ноября 1948 года в газете "Советский воин", писал:
   "Я принимал эту присягу при вступлении в подпольную организацию "Молодая гвардия". Помню, как в этот день всех нас, будущих молодогвардейцев, Олег выстроил и обратился к нам с короткой речью. В ней он говорил о героических традициях донбасских шахтеров, об обязанностях и чести комсомольцев. Мы внимательно слушали своего боевого вожака, стараясь запомнить каждое его слово".
   Отвечая на вопрос о руководителях "Молодой гвардии", участник этой организации Анатолий Лопухов прямо сказал: "Комиссаром был у нас Олег Кошевой, а с сентября месяца командиром был Ваня Туркенич" (из архива Института истории партии ЦК КП Украины).
   Валерия Борц, вызванная 16 ноября 1946 года в качестве свидетельницы по делу группы изменников Родины, на вопрос, кто был комиссаром "Молодой гвардии", прямо ответила:
   "..комиссаром был Олег Кошевой" (след. дело, т. 6, стр. 2).
   Ольга Иванцова на вопрос Военного трибунала 17 августа 1943 года о том, кто был во главе подпольной комсомольской организации, ответила:
   "Кошевой - комиссар организации, Земнухов - начальник штаба, Туркеннч - начальник организации, Левашов и Третьякевич - члeны штаба..." (след. дело, т. 2, стр. 320).
   Радий Ю р к и и в статье "Честь комсомольца" (газета "Советский воин" за 14 ноября 1948 года) писал:
   "Когда на экране появился кадр, где члeны штаба "Молодой гвардии" принимают в ряды ВЛКСМ Радика Юркина, я не мог глядеть спокойно. Еще раз я слушал исполненные высокого значения слова Олега Кошевого, чтобы я берег комсомольский билет, как свою честь.
   Да, я сберег комсомольский билет, выданный мне тобою, наш храбрый Олег!"
   В статье Георгия Арутюнянца, опубликованной в газете "Молодь Украины" 13 сентября 1946 года, указывалось:
   "В музее "Молодая гвардия" в Краснодоне имеется волнующая картина. Художник изобразил момент, когда Олег Кошевой приводит к присяге 14-летнего молодогвардейца Р. Юркина".
   О том, что комиссаром "Молодой гвардии" являлся Олег Кошевой, свидетельствуют также подписанные им и хранящиеся в Краснодонском музее временные комсомольские удостоверения молодогвардейцев Анатолия Попова, Демьяна Фомина, Ольги Иванцовой, На оборотной стороне этих удостоверений имеются отметки о приеме члeнских взносов, сделанные и подписанные Кошевым начиная с июля 1942 года.
   В распоряжении органов государственной безопасности имеются и другие свидетельства - показания ряда изменников и предателей, а также бывших карателей, принимавших в свое время участие в следствии по делу "Молодой гвардии".
   Несмотря на то, что показания эти порой бывали весьма путаными, противоречивыми, все же и они проливают свет на вопрос о руководителях подпольной организации молодежи.
   Так, например, Г. Почепцов на допросе 9 июля 1943 года, говоря об известном ему распределении обязанностей среди члeнов штаба "Молодой гвардии", заявил: "Кошевой - комиссар всей организации "Молодой гвардии" (след. дело, т. 1, стр. 112).
   На вопрос, что ему известно о конкретных обязанностях, которые выполнял Олег Кошевой, Почепцов ответил, что Кошевой "...давал задания мне, Фомину и Тюленину уничтожать под железнодорожным мостом любую проходящую легковую немецкую автомашину и немцев, ехавших в ней, с тем чтобы забирать у них оружие. Принимал или занимался приемом в комсомол члeнов подпольной молодежной организации, не состоящих в комсомоле. Принимал взносы у комсомольцев, в присутствии члeнов штаба принимал присяги от участников организации на верность" (след. дело, т. 1, стр. 112).
   О практической деятельности В. Третьякевича Почепцов показаний не давал, заявив на допросе, что о работе других руководителей "Молодой гвардии" ему ничего неизвестно (там же, стр. 113).
   После начала арестов молодогвардейцев в Краснодоне Олег Кошевой вместе с Сергеем Тюлениным, сестрами Ивапцовыми п Валерией Борц пытались перейти линию фронта, но это им не удалось. Олег вернулся в Краснодон. Домой зайти он не смог: там была организована постоянная засада полицаев (об этом дали показания участники этой засады - Бауткип, Мельников и другие - во время следствия по их делам).
   Олег виделся с матерью последний раз в доме соседки Лидии Михайловны Поповой, которая его обогрела и накормила. Было решено переодеть Олега и переправить в город Антрацит, к родственникам. Но спасти Олега не удалось.
   Бывший начальник Ровеньковской районной полиции И. А. Орлов, осужденный в 1947 году, на допросе 14 ноября 1946 года показал:
   "Кошевой Олег был арестован в конце января 1943 года немецким жандармом и железнодорожным полицейским на разъезде в семи километрах от г. Ровеньки и доставлен ко мне в полицию.
   При задержании у Кошевого был изъят револьер...".
   К несчастью, Орлов лично знал Олега Кошевого как племянника своего знакомого по работе в довоенное время в Краснодоне. В сложившихся обстоятельствах Олег не имел возможности назвать себя другим именем. Так фашисты узнали, что в их руки попал тот самый Кошевой, которого они повсюду разыскивали.
   На допросе 3 декабря 1946 года Орлов дополнительно показал по этому поводу следующее:
   "При повторном обыске в полиции у него (Кошевого) были обнаружены зашитые в подкладку пиджака печать комсомольской организации и какие-то два чистых бланка...
   Первый допрос Кошевого производил я. Добился от него показаний, что он является одним из руководителей Краснодонской комсомольской организации "Молодая гвардия", как он говорил - комиссаром и члeном штаба этой организации" (след. дело по обвинению Орлова, т. 15, стр. 101- 124).
   Однако давать показания о структуре организации и о своих товарищах по борьбе с фашистами Кошевой отказался.
   В застенках гестапо Кошевого допрашивали, помимо Орлова, командир жандармского взвода Веннер и его заместитель Фромме.
   Они зверски пытали Олега и, как могли, издевлись над ним. Но Олег мужественно перенес все это. Житель города Ровеньки А. А. Шевченко, которого некоторое время фашисты держали в гестапо вместе с Кошевым, впоследствии рассказал:
   "...В январе 1943 года' напротив моей камеры сидел Олег Кошевой. Когда его уводили из камеры на казнь, он крикнул: "Умираю за Родину! Но гадам фашистам все равно не жить!.."
   Осужденный бывший следователь краснодонской полиции И. Ф. Кузнецов на допросах 20 декабря 1949 года и 9 января 1950 года рассказал, что ему, как участнику расследования дела "Молодой гвардии", было известно, что ее руководителем являлся Олег Кошевой (след. дело по обвинению Кузнецова, стр. 92, 120-122).
   Предатель М. Кулешов дал на следствии ряд путаных, неточных сведений, которые якобы стали ему известны "со слов" Почепцова (хотя показания самого Почепцова во многом противоречат заявлениям Кулешова).
   Так, например, Кулешов заявил, что при допросе Почепцов назвал ему Третьякевича как общего ру-ководителя молодежной организации, в то время как сам Почепцов сообщил советскому следствию, что "...руководителя подпольной организации я не называл, т. к. он для меня и не был известен, а назвал центральный штаб..." (след. дело, стр. 20).
   Бывший следователь краснодонской полиции И. А. Черенков, участник следствия по делу "Молодой гвардии", на допросе 3 июля 1946 года рассказал, что "...начальником штаба именовал себя Третьякевич, его заместителем был Олег Кошевой, который, по существу, руководил всей организацией, и Иван Земнухов, на обязанности которого лежало привлечение новых члeнов в организацию. Молодогвардейцы называли еще одного участника организации, который выполнял руководящую роль,- Туркенича, военнослужащего Красной Армии, но арестовать его не удалось" (след. дело, т. 17, стр. 53. Разрядка моя.- С. П.).
   Осужденные в разное время другие бывшие руководители немецких полицаев и жандармов в Краснодоне и Ровеньках - Древитц, Гейст, Шульц, Усачев - также называют Олега Кошевого руководителем, комиссаром "Молодой гвардии". Так, например, бывший следователь краснодонской полиции Усачев прямо заявил, что "...в Ровеньках был расстрелян руководитель краснодонских комсомольцев Олег Кошевой".
   Мы сознательно привели здесь много самых разных свидетельств, чтобы убедительнее показать, как иногда опрометчиво, необдуманно и поспешно поступают некоторые "исследователи", пытаясь "пересмотреть" историю, игнорируя при этом накопленный фактический материал, не замечая его или пытаясь дать ему другую, желательную им трактовку.
   Трудно понять, кому и зачем все это понадобилось. Вероятно, одни делают это в погоне за дешевой сенсацией, которая обычно сопутствует их "открытиям". Другие поступают так просто из-за незнания фактического материала и нежелания серъезно в нем разобраться. Третьи... Впрочем, не будем пока говорить о них...
   Но во всех случаях - хотят этого подобные "открыватели" нового в нашем революционном прошлом или не хотят - объективно они наносят огромный вред делу идеологического воспитания народа, и в первую очередь наших подрастающих поколений.
   Хочется напомнить, что попытки "пересмотреть" историю "Молодой гвардии" предпринимались и раньше. Одна из таких попыток была сделана в 1948 году. Отвечая в ЦК КПСС по поводу поступившей туда жалобы на "несправедливость", покойный А. А. Фадеев вполне резонно писал , что в ту пору подобные жалобы отражали "...обывательскую возню, которую подняли над памятью погибших юношей и девушек некоторые из родителей и кое-кто из оставшихся в живых члeнов этой молодежной организации.
   Цель этой возни: задним числом возвысить себя, сына или дочь из своей семьи, а заодно и всю семью, для чего принизить и опорочить тех из героев "Молодой гвардии" и их семьи, которые получили более высокую награду правительства или более высоко были оценены нашей печатью".
   Хочется верить, что подобные факты остались в далеком прошлом...
   
   

* * *

   Советские люди по праву гордятся своими молодогвардейцами. От поколения к поколению идет слава об их бессмертном подвиге. Группа мужественных юношей и девушек, вчерашних школьников,- самому старшему из них было девятнадцать,- пройдя тяжелые испытания, перенеся нечеловеческие муки и страдания, не дрогнули перед врагом, не стали на колени, выстояли. В них пытались истребить дух свободы, радость творчества и труда, беззаветную преданность Родине. Но ничто не сломило их волю. Погибнув, они обрели Вечность.
   В легендарных делах юных героев все увидели не только яркое проявление тех человеческих качеств, которые постоянно рождала в наших людях обстановка грозной опасности во время жесточайшей войны с фашизмом. Через всю их жизнь наглядно просматривалась та особая духовная цельность и моральная чистота, которые свойственны людям нового мира, советским людям - мужественным и вольнолюбивым, бесстрашным и гордым, людям с открытой душой и благородным сердцем.
   Подвиг молодогвардейцев навсегда остался в сознании миллионов людей неразрывно связанным с именем писателя-коммуниста Александра Фадеева, кровью сердца своего создавшего по горячим следам краснодонских событий вдохновенную эпопею - роман "Молодая гвардия".
   Роман этот уже давно стал энциклопедией жизни советских людей в годы Великой Отечественной войны, и прежде всего жизни нашей героической молодежи, той самой "книгой жизни", на которой и сейчас продолжают воспитываться все новые и новые поколения советских патриотов, строителей коммунизма. Велика сила эмоционального воздействия этого замечательного романа и на лучшую, передовую часть зарубежной молодежи. "Молодая гвардия"
   Фадеева переведена почти на шестьдесят языков мира и разошлась среди читателей в миллионах экземпляров.
   Вот почему мы не имеем права равнодушно проходить мимо тех выступлений, в которых без всяких оснований, по соображениям далеко не принципиальным подвергаются сомнению или пересмотру хотя бы отдельные факты или эпизоды подлинной истории Краснодонской "Молодой гвардии", являющейся одной из ярких и дорогих сердцу страниц истории нашего социалистического государства .
   "...Нам дорого бережное отношение к революционным традициям",- писал великий Ленин. Вот почему наш священный долг - хранить и дорожить революционными, боевыми и трудовыми традициями нашего народа, приумножать их.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   ... ВЫСОКИЙ РОМАНТИЗМ БОЛЬШЕВИСТСКИХ ТРАДИЦИЙ
   
   Недавно мне удалось обнаружить переписку А. А, Фадеева с одним из известных советских критиков и литературоведов, доктором филологических наук, профессором В. В. Ермиловым (1904-1965); переписка эта, представляющая большой историко-литературный и общественный интерес, в настоящее время готовится к публикации.
   Среди найденных писем два, относящиеся к роману А. Фадеева "Молодая гвардия", были написаны вскоре после выхода романа во второй авторской редакции (1951).
   В дружеском письме В. Ермилова мы находим не только непосредственный эмоциональный отклик критика на "второе рождение" фадеевского романа, но и анализ некоторых сторон этого выдающегося произведения советской литературы,
   В ответном письме А. Фадеев, принимая отдельные критические замечания Ермилова, высказывает несогласие с его оценкой образа коммуниста-подпольщика Ф, П. Лютикова, одного из любимых писателем в жизни и в романе.
   Помню, что оценка эта очень огорчила тогда Фадеева. Но он так и не принял ее до конца своей жизни. Позднее, в письме к литературному критику Е. Ф. Книпович, Фадеев писал: "...Я очень рад, что Вы оценили моего Лютикова. Ермилов прислал мне письмо, в котором - при очень положительной оценке всего - считает Лютикова несколько "общим", лишенным индивидуальных черт. И, надо сказать, это меня очень огорчило: я положительно был влюблен в этого старика и писал о нем с огромным удовольствием и свободой..."
   Письма публикуются впервые.
   С. ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ
   
   В. В. ЕРМИЛОВ -А. А. ФАДЕЕВУ
   6-7 октября 1951 года.
   Саша, я прошу прощения за то, что пишу это письмо и не могу отплатить за твой труд, за те чувства и мысли, которые я испытал, заново пережив в целом роман "Молодая гвардия" в его новой редакции,- не могу отплатить за это хоть каким-нибудь скромным трудом. Должно быть,- и даже наверное - следовало бы проделать хоть небольшой, но по возможности точный и деловой анализ по всем суровым и трезвым правилам критического искусства: сначала отделить все то новое, что внесено в роман, и оценить это новое сначала само по себе, а затем опять включить его обратно во всю целостность произведения и проверить, насколько органично, закономерно входит новое в состав романа, не торчит ли где колом, или же повсюду вошло мягко и "незаметно", вошло как простое и естественное продолжение и развитие того, что заключалось в неразвитом или недостаточно развитом виде уже и ранее в романе.
   Скажу сразу, что я склоняюсь ко второму ответу на вопрос. Мне кажется, что перед читателем как бы просто встали во весь рост, вдруг поднялись сильной, высокой стеной ранее обозначившиеся ростки, и роман стал еще более могучим и богатым, словно все в нем было, но зажиточный хозяин не все добро выставил сразу, до времени еще припрятывал кое-что, и вот - поднял из своей души.
   Да, это так. Но я не могу проделать тот труд, который требовался бы для аргументации,- и главным образом по той причине не могу, что слишком взволнован всем романом в целом - в его новом качестве, но - в цело м,- и не могу, да и не хочу отделять сейчас "новое" от "старого", потому что для меня в с ё в романе стало новым благодаря введению нового материала. Таким образом, то, что я пишу,- это первое, непосредственное впечатление. Да, я вновь испытал как бы первое, непосредственное впечатление от романа, и мне кажется, что уже сама по себе возможность такого читательского ощущения свидетельствует о том, что новый труд, вложенный тобою, усилил роман. Я почувствовал потребность, с которой не мог справиться,- просто сказать о том, что я был заново потрясен романом, потребность сказать тебе всего несколько слов.
   Независимо от отдельных удач или неудач в том новом, что ты внес в роман,- а тут есть и очень сильное, есть и послабее, об этом несколько слов ниже,- в итоге введения всего этого нового материала произошло главное: роман как-то вырос, раздался в длину, высоту, ширину, приобрел более глубокую перспективу, полнее стал слепком, сколком нашего советского общества, проверяемого трагическим испытанием Великой Отечественной войны. Это качество романа отличало его и в прежней редакции,- сейчас оно еще более вышло наружу, оттого и роман раздался, поширел. И от этого, конечно, стали еще яснее его прежние недостатки, мешавшие ему вполне стать самим собою,- обстоятельство, как нельзя более убедительно свидетельствующее о честной и мужественной работе художника - работе- самокритике. В этой связи, мне думается, не лишено интереса попытаться воспроизвести некоторые читательские ощущения, близко связанные и с вопросом о сущности трагедии, трагического,- "Молодая гвардия", несомненно, представляет собою роман-трагедию.
   В прежней редакции романа, конечно, тоже была видна руководящая, воспитывающая роль партии.
   И в первую минуту, когда, помню, я узнал о партийной критике романа в связи с фильмом, я, для которого, как и для всех читателей, роман был дорог, был большим событием в жизни, подумал вот над чем: а ведь то обстоятельство, что, оставшись, по случайно сложившимся конкретным причинам, без непосредственной помощи и руководства партии, молодогвардейцы одни, в небывалых, не только непривычных, но и не могущих стать привычными, неслыханно страшных условиях, создали нелегальную ор-анизацию по всем правилам большевистского подполья,- не говорит ли это обстоятельство еще сильнее о том, как сильна партия в их душах, как прочно и глубоко вошли партия и ее традиции во всю жизнь, во все поры советского общества!
   Я любил, казалось, всё,- вернее, почти всё в романе, и мне тогда казалась особенно дорогой имен
   но эта молодость, оставшаяся одна и поэтому еще сильнее показавшая, что большевистская партий
   ность стала ее душой, разумом, волей, ее воздухом - всем!
   И действительно, в этом заключалась особенная, пронзительная сила романа и особенная острота его трагичности.
   Но тут же, почти в те же первые минуты, мне начало становиться ясным то, что я чувствовал и прежде при чтении романа, не понимая, что я это чувствовал: какое-то глухое, подавленное чувство, ропот недостаточной художественной удовлетворенности, какую-то как будто излишне высокую напряженную ноту, особенно горько звенящую струну, как будто даже уже и ненужную, "добавочную", дополнительную тяжесть, сверх общей, необходимой тяжести романа.
   Значение твоей новой работы-самокритики и заключается, в числе прочего, в том, что ты снял с сердца читателя эту дополнительную тяжесть и тем освободил роман для его ничем не стесненного, вполне свободного роста в душе читателя. И теперь стала особенно ясной природа вот той сумрачной, не находившей полного художественного разрешения (и не могшей найти его) "добавочной" тяжести, которая заключалась в прежней редакции романа.
   Все дело в том, что, кроме и помимо трагизма борьбы с врагом и героической гибели, примешивалась еще и особая, добавочная горечь и звенящая, не могущая найти себе выхода обида за одиночество этих доверчивых, молодых, горячих жизней, оставшихся одних, сиротами, перед неумолимым холодом и уничтожающим огнем беспощадного врага. Да, именно сиротство. Как былинка, кровиночка в невообразимо страшной, нечеловеческой пустыне. И читательские слезы были уже не только за потерю их жизней, а еще за эту, обидную до невозможности, до непереносимости, уже разрывающую границы художественного восприятия, тоску за сиротство этого Радика Юркина,- особенно почему-то о нем думалось,- впрочем, конечно, потому, что он совсем уж ребенок, и о том, как моет спину Сереже Тюленину Ваня Земнухов,- и вот все это уже нельзя было переносить в той связи, в которой все это представало в прежней редакции романа. Иными словами: примешивались, кроме ясных, цельных чувств ненависти к презренному и сильному врагу, любви к Родине - кроме этих высоких чувств, утверждаемых и воспитываемых романом,-различные, именно добавочные чувства.
   Я совсем не уверен, удалось ли мне выразить мысль, передать художественные ощущения читателя, ставшие, однако, вполне ясными только сейчас, после того, как сам автор обнажил прежние недостатки своей новой работой? И сейчас получается новое художественное чувство от сознания, какие именно недостатки устранены,- чувство известного освобождения от того, что несколько мешало воспринимать свободно, всем существом истинную трагическую тему романа, освобождения для подлинно-высоких, точнее, беспримесно-высоких чувств, порождаемых романом.
   Раньше, в той редакции, у читателя, например, возникало чувство злобы на Шульгу (и оно становится ясным только сейчас) - на Шульгу с его - прошу прощения!-такой полной глухотой, толстокожестью, даже самодовольством, особенно в отношениях с простыми людьми, и полным непониманием этих своих свойств,- автор, вероятно, тоже их не понимал (а читатель понял только сейчас, благодаря новому труду, внесенному автором). А тогда у читателя рождалось чувство к Шульге, несколько похожее на чувство Елизаветы Алексеевны Осьмухиной, нечто вроде того: вот по своей глупости и своему отрыву от народа, по своей закоснелости в условной, парадно-официальной, полубумажной жизни, с одной стороны, и в "текучке", с другой стороны, страшно, но глупо гибнет Шульга, а дети - наши дети! - борются одни, оставшись без взрослых руководителей! И как сразу Шульга, оставшись в небывалых условиях, глаз-на-глаз с врагом, оказался совершенно беспомощен, одинок и даже утерял все критерии отношения к советским людям! Как только остался без чина, так потерял и самого себя, как большевистского руководителя.
   А сейчас, когда все заняло в романе свои места и тема Шульги тоже определилась - уже не как тема большевистского руководителя, допустившего лишь определенную, конкретную ошибку в непривычных для него условиях подполья,- а как тема отставшего руководителя, и когда читателю ясно, что не только такие, как Шульга, но и такие, как Лютиков, Проценко, Екатерина Павловна, Валько и другие, думали о судьбе ребят, и нет, не были наши ребята сиротами, были у них настоящие отцы, так и пропали, бесследно исчезли все "дополнительные", ненужные аспекты восприятия романа, и остались лишь цельные, стройные, высокие, исторические чувства, порождаемые произведением. Кстати, не следует ли усилить, еще несколько подчерк-нуть где-то мысль об отсталости Шульги, которому в романе противопоставляются отнюдь ни от кого и ни от чего не отставшие Проценко, его жена, Валько, Лютиков, Бараков, генерал и другие? И мне кажется еще, что, может быть, следовало бы бросить штришок, несколько поясняющий конкретные, индивидуальные причины отставания Шульги. Ведь не всех же, в самом деле, заедает "текучка"! И что-то, может быть, следовало бы чуть тронуть в предсмертном разговоре Шульги с Валько, чтобы не воспринимался этот разговор, как полная не только "амнистия", но и самоамнистия Шульги (опять-таки бросающая на него тень самодовольства).
   Итак, сделано главное: трагедия очистилась от "глухих" боковых примесей - для себя самой. Все дело в том, что слезы трагедии должны быть выплакан ы,- для того и трагедия с ее "очищающей" функцией. В истинной, вполне завершенной трагедии - как, впрочем, и во всяком подлинно художественном произведении - не может быть невыплаканных, глухих слез. В прежней редакции романа они были. Сейчас их нет. Вообще, в романе нет ничего глухого сейчас. В прежней редакции сама гибель молодогвардейцев, казалось, происходила какой-то особенно страшной, глухой ночью, опять-таки в сиротстве. А сейчас как-то очень ясно ощутимо - и в соседстве с этими четкими, ладными танкистами и их командиром, которые уже вплотную соседствуют с Краснодоном,- и на фоне перехода Екатерины Павловны через линию фронта, и при ощущении сложной, разветвленной картины всех этих действий большевистского подполья, Советской Армии (тоже освободившейся от той забавной "колобковской" кустарности, которая ей была присуща в прежней редакции), сейчас как-то особенно ясно, что гибель молодогвардейцев происходит на глазах всего мира.
   Трудно даже подытожить все, порою как бы незаметные, подспудные, порою тончайшие, в каких-то нюансах происшедшие, последствия в романе от введения нового материала! Вот где особенно ясно видно, что для нашего искусства политика и эстетика едино суть!
   Сейчас в романе нет темы трагической жертвы, а ведь в прежней редакции она получалась чуть ли не по канонам древнегреческой трагедии, далеко не приложимым к нашей трагедии! Сейчас есть тема грозной борьбы всего народа, возглавляемой партией, где участвует и героическая молодежь, и теперь группа краснодонской молодежи включилась во всю свою эпоху, во всю историю, во всю жизнь, все заняло свои места. И оттого, что все получило перспективу, группа молодогвардейцев сейчас "просматривается" с двух сторон бинокля,- и мелко, издалека, и крупно, вблизи, и оттого, получив свое место в истории, она стала объемнее и еще значительнее, и все по-новому весомо,- и Олег, на которого мы теперь получаем возможность посмотреть и глазами Лютикова, ясно ощущается как подрастающий партийный вожак, и сама партийность ребят, не трагически отдаленная, а конкретная. Потому-то и переживаешь заново весь роман, что от соседства с новым материалом все в романе затронуто, ничто не осталось нейтральным по отношению к новому материалу, ничто не осталось в "тени" от него, все повернулось к нему, или он повернулся ко всему, и все приобрело большую плотность, жизненность. Ушел трагический романтизм. Остался прекрасный романтизм нашей бессмертной молодости, молодости коммунизма на земле, молодости вечного стремления человечества к самому прекрасному, самому лучшему.
   Из вновь написанного, конечно, лучше всего все то, что относится к Проценко и его жене. Превосходно, на уровне лучших мест в романе, и еще лучше! - все, посвященное переходу Екатерины Павловны через линию фронта. А за одну лишь фигурку маленького проводника и за отношения, складыващиеся между ним, Екатериной Павловной и его матерью, автору обеспечена вечная благодарность читателя. Вот где самая высокая поэзия того материнства, свет которого разлит по всему роману,- в перекличке с горьковской "Матерью". И откуда эта сила так лепить детские фигурки и заставлять нас смотреть на них и глазами матерей и глазами сверстников, и так связывать с детскими образами самые глубокие мотивы романа! Один этот мальчик-проводник, с его степенной серьезностью, и скромностью, и мальчишеством с такой силой выражает общенародность великой борьбы! Прекрасна сцена встречи с танкистами. А главное, тебе удалось сделать то, что ты хотел сделать в первой редакции, но не смог, потому что не было поля действия для этого образа: выразить обаяние зрелой и еще молодой, скромной женственности Екатерины Павловны, дать портрет коммунистки, жены, друга, матери. Сейчас получилась большая новая художественная удача, очень важная для романа в целом, для более полной передачи нашей жизни, суншости нашего общества.
   Из недостатков я указал бы на то, что еще остается найти штрих для окончательной индивидуальной ха-рактеристики Лютикова, чтобы этот образ, столь важный для романа, был так же неповторим, как, например, Валько, или Кондратович, или Проценко, и все те в романе, которых можно пощупать пальцем. Лютиков несколько гладковат - только оттого, что еще нет окончательного удара кисти, не хватает того "чего-то", которое есть у подавляющего большинства образов в романе. Генерал получился "вообще генерал эпохи Великой Отечественной войны" (кстати, нехорошо сказано: "Великая Отечественая война родила его"), нет этого, данного генерала. И отчасти поэтому нет еще окончательного удара кисти в сцене прощания,- она чуть-чуть происходит как бы в гулкой, пустой комнате, не насыщена, как будто вокруг живого Проценко не столько люди, сколько портреты или статуи, с самыми общими характеристиками ("худощавое лицо", "мужественное" лицо, "полное русское" лицо и т. п.). Эта сцена не наполнена живыми человеческими отношеиями.
   Слишком уж глупы, карикатурны, гротесковы немцы из Дирекциона. Зачем тебе это нужно? Ведь роман дает такой великолепный сатирический памфлет на глупость самого "Vaterlanda" во всей его внутренней сущности,- зачем же показывать просто глупых немцев? Ведь не такая уж была заслуга водить за нос таких немцев, а в действительности, как известно, саботаж и диверсии стоили большого труда и риска. Крикливость одного из этих немцев хороша, смешна, но она не обязательно должна соседствовать с анекдотической глупостью. Нужно, по-моему, произвести некоторую политреда кт у р у тех формулировок, где говорится о том, что эта война - "война резервов, людских и материальных", о том, что враг в первые месяцы войны одерживал победы благодаря таким факторам, как "всякий раз последние, отчаянные смертельные броски, когда уже не думают о резервах" (цитирую по памяти), благодаря жестокости, а прочие подобные рассуждения.
   Все это очень неточно, ненаучно, надо строго держаться известных мыслей о временных и постоянных факторах.
   Все это недостатки, неизбежные в большом труде и вполне поправимые.
   Главное, что меня сейчас захватывает,- это ощущение - по-новому ясное - величия романа, а также ясное ощущение его места в русской родной литературе XIX-XX столетий. Молодогвардейцы - образы молодого человека нашего времени,- как важны они были бы для Горького, с его мыслями об эволюции образа молодого человека в русской и мировой литературе! Молодогвардейцы -какой-то итог (временный, потому что все развивается, меняется!), "отстой" исканий, мучений, мечтаний передовых русских людей... В них есть и нечто от пушкинской светлой, беспечной, юной и мудрой дружбы, и от гоголевского тарасабульбовского богатырства, размаха всех чувств, и от лермонтовской бунтарской романтической дерзости, и от обаяния душевной цельности, высокого строя мыслей и чувств тургеневских девушек при наташеростовской жизнерадостной простоте, и базаровская грубоватая, прячущаяся мягкость и доброта, насмешливость, и рахметовская зрелая, сознательная готовность к любым мукам, пыткам, испытаниям во имя идеи. И все это в новом качестве, претворенное самым высоким романтизмом большевистских традиций, большевистского подполья. И все это в первой, самой ранней юности, полудетстве ив массовом качестве... Но, боже ж мой, как невообразимо смешно это "фламинго"! Как оно верно, удивительно правдиво! И по-матерински нежно и печально.
   Никогда еще не была так выражена эта естественность, простота проявления идейности в массовых, рядовых, многомиллионных людях. Рахметовы овладевали идеей, и шли под ее знамена, и себя приучали к ней, и готовились к мукам за нее. А здесь идейность стала всем, она даже и в жестах, в походках. В романе особенно поразительно это умение показать и совершенную новизну историческую героев и то, что они не голые люди, что они естественный вывод из всего национального развития России, "выстрадавшей марксизм" ценою беззаветных исканий и жертв, что они звено в цепи, тянущейся в века, в прошлое и будущее. Но самое главное в том, что определяет величие романа,- это та сила души, вложенная в него, которая как будто непосредственно переходит в мастерство. Да, самое главное - сила души, вложенная в роман. Поэтому он и продолжает традицию русской литературы - традицию литературы подвига. За литературу платили ковью. Большая литература всегда была сердцем Данко, вырванным из груди, поднятым, как горящий факел. Она всегда была открытием нового в жизни, борьбой за это новое.
   Вряд ли нужно объяснять, почему роман "Молодая гвардия" - подвиг. Кстати: вот поэтому ты напрасно допустил одну фразу, могущую быть принятой за призыв к читателю понять, как писателю было трудно. Я имею в виду ту фразу, где ты говоришь, что "человеку с душой" нельзя писать о тех мучениях. Этого не надо. Читатель и без того знает, как писателю было трудно.
   В. ЕРМИЛОВ
   А. А. ФАДЕЕВ - В. В. ЕРМИЛОВУ
   17 октября 1951 года.
   ...Спасибо тебе за обстоятельное письмо о "Молодой гвардии". Я его несколько раз прочел (скажу прямо, не без удовольствия), но не ответил сразу: болел гриппом.
   Критические замечания твои, вполне возможно, справедливы. В отношении генерала я это и сам чув-ствую и, возможно, в каком-нибудь из последующих изданий найду для него соответствующие дополнения. Насчет Лютикова: я пока что не вижу "гладкости" его, он мне пока что правится. Ежели будут и еще такие мнения, как у тебя (это после выхода книги обнаружится из разговоров, из писем, как онаружилось в свое время в отношении Олега), то я, конечно, вернусь к нему, как вернулся к Олегу.
   В остальном ты, вероятно, прав.
   Еще раз сердечно тебя благодарю...
   Твой А. Ф.
   
    Сообщаем в качестве справки: Г. Почепцов был арестован 17 марта, его отчим В. Громов - 12 апреля, а М. Кулешов - 16 апреля 1943 года. Все они были приговорены Военным трибуналом к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 19 сентября 1943 года в г. Краснодоне, публично. Текст заявления-доноса взят из показаний Г. Почепцова.
    О роли Л. Шевцовой в истории "Молодой гвардии" и ее героической смерти, с учетом новых обнаруженных материалов, подробно рассказано в брошюре нынешнего руководителя ворошиловградских чекистов С. И. Косенко "Прометеи Краснодона" (изд. "Молодь", 1968. на украинском языке).
   
    Так это и осталось до наших дней и, в связи со смертью А. Фадеева, уже не может быть, к сожалению, исправлено в романе.
    В свое время в романе "Разгром" Фадеев тоже "выдумал" образ предателя Мечика, случайное совпадение фамилии которого с фамилией реально существовавшего героя-партизана послужило поводом к запросам ряда читателей, на которые писатель дал ответ в одном из писем (позднее опубликованном).
   
    Иван Туркенич случайно не попал в руки гестаповцев. Когда в Краснодоне начались массовые аресты, ему удалось перейти линию фронта. Сражаясь в рядах Советской Армии, он доблестно прошел с бозями через всю Украину. В 1944 году его приняли в ряды КПСС. 15 августа 1944 года Туркенич пал смертью храбрых в бою за освобождение польского города Глогов.
    "Это был человек большого сердца, решительный, волевой.- пишет о нем в свои'х воспоминаниях Герой Советского Союза, майор С. П. Серых.- Его уважали и офицеры и солдаты. В жестоких освободительных боях... Туркенич проявил военное мастерство, небывалую отвагу и выносливость..."
   
    Следует сказать, что автор данной статьи тоже в какой-то мере испытал влияние информации о "новом" в краснодонских событиях. В свое время он получил официальное сообщение от А. М. Литвина (как директора Краснодонского музея "Молодая гвардия"), что "...Виктор Третьякевич был комиссаром "Молодой гвардии" с первых дней ее оргамизации и до конца. Других комиссаров в "Молодой гвардии" не было".
    Правда, это сообщение мало повлияло на изменение основных позиций автора этих строк в оценке исторических фактов, зафиксированных в романе А. Фадеева. Оно лишь подсказало ему необходимость самостоятельного изучения существа вопроса по документам-первоисточникам, результатом чего и явилась настоящая статья.
   
    Сам Туркенич, вырвавшись из фашистского окружения, в которое попала его воинская часть, появился в Краснодоне в августе 1942 года и сразу же как человек, ранее хорошо известный многим краснодонским комсомольцам, к тому же человек военный, уже "обстрелянный" в боях с гитлеровцами, был втянут в подпольную организацию Краснодона.
   
    В Ворошиловграде В. Третьякевич закончил 10 классов средней школы № 7. В середине июля 1942 года он вступил в партизанский отряд, где комиссаром был его брат. В отряде он пробыл около полутора месяцев, после чего вернулся в Ворошиловград, а оттуда - в Краснодон.
    Следует указать, что заявления некоторых товарищей о якобы специальном направлении В. Третьякевича ворошиловградокими организациями для подпольной работы в Краснодоне документально не подтверждаются.
   
    А. Фадеев, Письма. 1916 - 1956 гг. М ; изд. "Сов. писатель". 1967, стр. 230.
   
    Фактические данные о возникновении, деятельности, руководстве и гибели Краснодонской подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", использованные в этой статье, подтверждаются под-линными документами и материалами, хранящимися в: Краснодонском государственном музее "Молодая гвардия"; Ворошиловградском областном управлении КГБ при Совете Министров СССР; Ворошиловградском областном комитете Коммунистической партии Украины, а также в соответствующих государственных архивах; (Редакция).