|
|
|
|
|
<<Вернуться к списку статей
И. Тимофеева
Последний выстрел
Не минувшей неделе "Луганской правде" в разделе
"Факты. Новости. Мини интервью", среди разнообразных новостей областной
жизни можно было узнать и такую: в ночь с 24 на 25 ноября в сквере имени 30-летия
ВЛКСМ "бюсты молодогвардейцев, установленные на центральной
аллее, были повержены, сброшены с постаментов. Неизвестные не ограничились
бюстами, перевернули и все урны. Видимо, разгул неудержимой удали
молодецкой". Скульптурные портреты
молодогвардейцев - Героев Советского Союза работы заслуженных деятелей
искусств Украины В. Мухина, В. Федченко, В. Агибалова стоят в парке уже
много лет. Они были отлиты в одно время с созданием знаменитого памятника
"Клятва" в Краснодоне. В каждом портрете чувствуется рука мастера. Прекрасные,
мужественные лица смотрят на нас, напоминая о грозной поре, о
подвиге народа в Великой Отечественной. ...В то
злополучное ноябрьское утро они лежали на земле, среди черной опавшей
листвы, уткнув в нее гордые лица. словно стыдясь за своих земляков,
докатившихся до такого. - А их уже не первый
раз валяют, - равнодушно сказала дворничиха, сгребавшая в парке мусор. -
Поставили ж обратно, никто и не заметит. И это
самое страшное - равнодушное отношение к тому что вчера ещё было
свято. Ведь Краснодон - рядом. Это где-то, за
горами за долами, могут нашептывать, что "Молодой гвардии" не было, что
это легенда, выдуманная коммунистами. Но мы то, земляки, знаем: они -
были, сражались с фашистскими захватчиками, как могли, и погибли
мученическом смертью. Пожалуй, нет а Луганске молодого человека, кто не
стоял бы потрясенно у каменных изваяний мемориала над пропастью шурфа,
куда сбросили после расстрела Любу, Ивана, Сережку, Улю и их боевых
товарищей. Еще недавно были живы те (а кто-то, может быть, жив
и сейчас), кто доставал из шурфа изувеченные трупы ребят, укладывал
в простые бедные гробы, ужасаясь следам пыток на юных телах; кто
холодной весной сорок третьего года хоронил этих бесстрашных,
дерзких, чистых сердцем шахтерских детей, рванувшихся в огонь
войны со школьной парты, Теперь говорят, они погибли за
ложные идеалы. Пусть даже так, но разве это умаляет их
патриотический подвиг, их жертву? "Отменяет" их жизнь и смерть?
Почему же так спокойно относимо мы в последнее время к
надругательству над тем, что неотделимо от истории нешего края, от его и
нашей души? ...Несколько лет назад в нашем городе
произошла тяжелая история. Группа подростков-старшеклассников, собираясь
на квартира "знакомой", между пьянками развлекалась "игрой в фашистов".
Обыкновенные мальчики "пытали" и "вешали" своих "партнерш",
предварительно нацепив им на шею бирки... "Шевцова", "Громова" и т. д.
Были и другие забавы на эту тему... Город тогда
буквально взорвался от негодования. Возле здания ДК, где проходил суд,
стояла толпа возмущенных людей. В редакцию хлынули письма. Это была
реакция спонтанная, никем не организованная. Приезжавшая на суд
журналистка из "Комсомольской правды" подчеркнула потом в статье
дружный "отпор рабочего города". Помню,
как были потрясены и растеряны учителя школы, родители (большинство
подростков были дети из "приличных семейств"): "Мы учили их только хорошему".
Участники "игрищ" носили комсомольские значки, а в классе писали
сочинения по роману А. Фадеева "Молодая гвардия". Весь набор
"воспитательных средств" в школе и вне ее был задействован: и "воспитание
на патриотических традициях", и "походы по
местам боевой славы", и "встречи", и "посвящения". А они выросли
духовными монстрами... Тогда, "под давлением общественного мнения"
судьи впаяли перепуганным "суперменам" приговор, как говорится, "на всю
катушку". Газеты поместили гневные статьи. Отреагировали должным образом
партийные и комсомольские комитеты всех уровней, постановив "усилить
идейно-патриотическое воспитание" и т. д. Но
все шло своим чередом. Наставники молодежи всех мастей внедряли в
сознание молодежи привычный идеологический катехизис, не замечая (или
делая вид, что не замечают), что набившие оскомину прописи стали пустым
звуком, что пламенные призывы давно ничего не вызывают у молодых, кроме
скуки. В "пропаганде" духовного наследия
"Молодой гвардии" тоже сказалось стремление и "эпохальности". После
войны музей "Молодая гвардия" был небольшим. Располагался в старом
здании школы, а впечатление оставлял огромное: на его стендах словно
бы запеклась кровь погибших. В скупых реалиях быта, в оборванных
строчках предсмертных посланий, наспех записанных,
еще не приглаженных воспоминаниях представала юность сороковых годов
с ее бедным убором, нравственной чистотой и максимализмом, с верой в
идеалы, влюблённостью в родные края. Потом для
музея был выстроен помпезный Дворец, призванный стать "центром
пропаганды", с "широким показом руководящей и направляющей роли"...
Немногие подлинные реликвии потерялись на "эпическом фоне", среди
множества сопутствующего материала, риторического громогласия, в котором
уже трудно было расслышать дыхание коротких, как вскрик жизней
молодогвардейцев, войти в светлый мир их чувств, сделать близкими... Наоборот,
образы героев, оказененные идеологическими трафаретами,
отдалялись, становились абстракциями, превращались в "символы коммунистической веры",
обесцененные вопиющим расхождением между словом и
делом тех, кто стоял "у руля". В стране ставили
все новые и новые памятники героям войны. Торжественно, с участием
делегаций из разных республик, был открыт мемориал на шурфе шахты № 5 -
действительно талантливое произведение луганских скульпторов. А
нравственная пропасть между поколением "роковых сороковых" и нынешней
молодежью все увеличивалась, И когда под развесистыми флагами перестройки
грянула "стрельба по мишеням" - целенаправленный пересмотр
прошлого народа, когда наряду с действительным восстановлением
исторической правды и воскрешением из небытия жертв политического
террора началось развенчивание многих героических имен, дат, подвигов,
разрушительная лавина тронулась... "Слово для защиты" оказалось
беспомощным: "испытанное оружие партии"
заржавело... Сейчас на каждом шагу можно
услышать речи о самоценности человека, призывы охранять его личную
суверенность и достоинство. А под рокот этих речей на деле унизили
честь и достоинство миллионов, морально растоптали целое поколение!
Поколение массового героизма и самоотречения, спасшее свою страну и
страны Европы от фашистского порабощения. С особой болью
переживают это ветераны сейчас, когда в памяти воскресает
трагический сорок первый. Не одно горькое прощание останавливает
повседневную круговерть... ...Ноябрь - самый
хмурый месяц осени, предзимье, в этом году показался особенно темным. То
ли от перевода часов. то ли от горьких известий. В будни, набитые, казалось
бы до отказа заботами о хлебе насущном, политическими страстями и
страстишками, врывается трубным гласом прошлое. Пришла злая весть:
добровольно ушла из жизни Юлия Друнина, поэт, человек чей образ, судьба и
стихи неотделимы от военного
поколения: Война! То
слово - словно пропуск в душу, Тесней
редеющий солдатский строй. Я верности
окопной не нарушу. Навек останусь фронтовой
сестрой.
В скупом некрологе одна из центральных газет посетовала, что
"фронтовик Друнина оставила позицию", только оставила ли? Слабость ли это
или последний выстрел бойца, попавшего в
окружение? Вспомним: тогда на войне,
солдат, оказавшись в кольце, отстреливался до конца, а последнюю пулю
пускал в себя - разве он оставлял позицию? Сила ломит силу. Но сдаться
заставить не может. Разве в мирных условиях
нельзя почувствовать себя в окружении, увидав вокруг крушение всего, что
было твоей жизнью? Разве нельзя испытать безысходность, глядя а пустые
глаза тех, кто еще вчера называл себя "товарищами", а сегодня именуются
"господами"? Разве можно спокойно жить дальше, когда оскверняют могилы
фронтовиков, а доживающим свой век героям войны - победителям! -
вручают в дрожащие руки подачки западных благодетелей - так называемую
гуманитарную помощь?
Нет, это не слабость, не
сдача позиции, а, может быть, акт мужества, последний выстрел, когда сил для
борьбы уже нет. Свободный выбор, когда смерть кажется предпочтительнее
жизни а обществе, где все пущено в распродажу и газета
твоей фронтовой юности провозглашает как кредо нового поколении; "Раньше я думал о
Родине. Теперь думаю о себе". Незадолго до
этого пришлось пережить ветеранам еще один скорбный факт "исторической
переоценки": нынешние хозяева Литвы выдворили из пределов своей суверенной
мини-державы памятник прославленному полководцу Великой
Отечественной - генералу Ивану Черняховскому (дорогой мраморный пьедестал
бережливые литовские "патриоты" не преминули оставить себе). Прах
генерала был перевезен в Москву, где на одном из городских кладбищ
состоялись вторые похороны героя. "В родной земле отцу будет спокойнее",
- сказала дочь Черняховского. Только в наши
дни вряд ли можно сказать об этом с уверенностью. "В родной земле корням
теплее". - издавна гласила народная мудрость. Только и на родине не застрахованы
от поношения герои, а памятники им оказались незащищенными, и
среди земляков. Печальное тому свидетельство - происшествие в сквере.
...Среди скульптурных портретов молодогвардейцев - бюст Ивана
Туркенича, офицера Советской Армии, ставшего командиром комсомольцев-подпольщиков.
Бросается теперь в глаза грубый бетонный камень -
подставка, как видно, заменившая прежнее основание, поврежденное во
время ночного разбоя. Боевой путь гвардии
старшего лейтенанта Туркенича начавшись на Дону, пролег через поля
Украины, леса Белоруссии и оборвался в бою за тихий польский городок
Глогув Малопольский. Смертельно раненный, он упал в березовой роще, на
окраине городка и, может быть, там, среди берез, напомнивших ему родину,
последний раз увидел над собой небо, которое всюду одно. Бойцы принесли
раненого командира в дом кузнеца Теодора Зарембского, где Туркенич
квартировал. Здесь в польской семье двадцатичетырехлетний Иван и
скончался. Советского воина провожало в последний путь население польского
городка. "На площади Ратуши. - рассказывает польский журналист. - гроб с
телом Ивана Туркенича. помоченный римской цифрой I, гробы погибших в
одном бою с ним товарищей. под траурную дробь барабанов жители
городка покрыли цветами. Руководил церемонией тогдашний бургомистр
Глогува Ян Герек" Потом на кладбище в
Вилковые, куда был перенесен прах, был установлен памятник: "Герою
"Молодой гвардии" Ивану Туркенича - жители Жешувского
воеводства". Более 600 тысяч советских воинов
отдали жизнь за освобождение Польши. Неизмеримая цена. Теперь с поляками
у нас другие обмены, в основном - на польских барахолках. И отношение к
нашим "мандатам" и к нашим героям - иное. А потому, наверное, не раз
сжималось сердце у краснодонцев: цел ли памятник Ивану? Там, в чужой
стране? А вышло, что незащищенными оказались мертвые герои у себе на
родине. "Обыкновенное хулиганство", - считают в
милиции. "Разгул удали молодецкой" - соглашается газета. Самое
удручающее: факт осквернение памятников уже проходит по разряду
"обыкновенных". Но за - "фактом" - явление
грозное: нарастающая нравственная деградация общества. Сейчас об этом все
чаще, все тревожнее пишут наши лучшие соотечественники, деятели культуры,
писатели, ученые. Они прямо-таки бьют на сполох.
...Поверженные бюсты подняли и, наскоро обтерев налипшую грязь,
снова водрузили не прежние места. Но налет может повториться. Скульптуры
становятся вроде "кукол - неваляшек": одни сбрасывают их, другие вновь устанавливают
Уже само слово "неваляшки" - не знак ли времени? Персонажей
истории мы превратили в "гуттаперчевых мальчиков" для битья. И ставим знак
равенства между опрокинутой урной и сброшенным бюстом
Героя... Так что же делать? Надежнее
"приторочить" к пьедесталам? Только падают они не потому, что плохо
закреплены на постаментах. Тридцать лет стоили - не падали. Рушит их
бессмысленная злоба, моральная дремучесть бездуховных
душ. Хорошо, что
матери не дожили до часа, когда снова казнят их замученных детей,
оскверняют памятники, и люди равнодушно проходят мимо. Простят ли
мёртвые предательство живых? Неужели не вернутся в помраченные наши дни
доброта, сочувствие к чужой боли, тихая мелодия колыбельной? Неужели не
поймем, что душа наша и жизнь будут ущербны без благоговейной памяти о
тех кто жил до нас и для
нас? Ой, братику-соколеньку, Вiзми дiток на
зимоньку.
И. Тимофеева
(опубликовано в газете Луганская правда, 14 декабря 1991)
| |
|
|